Диссертация (Этико-социальные доктрины К.О. Апеля и Ю. Хабермаса (анализ методологических оснований)), страница 8

Жизненный мир рассматривается Хабермасом как контекст для коммуникативного действия. Исследование жизненного мира как контекста коммуникативного действия Хабермас рассматривает, связывая феноменологический анализ жизненного мира с дюркгеймовским понятием коллективного сознания.

Следуя концепции коммуникативной рациональности, Хабермас выделяет три онтологические предпосылки регулируемого нормами коммуникативного действия, три различных модуса прагматического отношения актор - мир[4]:

- к чему-то в объективном мире (как совокупности сущностей, благодаря которым возможны истинные высказывания);

- к чему-то в социальном мире (как совокупности легитимно регулируемых межличностных отношений);

- к чему-то в субъективном мире (как совокупности привилегированно доступных переживаний, которые говорящий может правдиво выразить перед публикой).

В этом прагматическом отношении референты языковых действий выступают по отношению к говорящему как объективное, нормативное или субъективное. Вводя понятие “коммуникативное действие”, Хабермас подчеркнул (нами это рассматривалось в предыдущем разделе), что чистые типы ориентированного на понимание действия являются только пограничными случаями. Фактически коммуникативные выражения одновременно связаны несколькими отношениями с миром. Коммуникативное действие основывается на совместном процессе истолкования, в котором участники соотносят себя с чем-то в объективном, социальном или субъективном мире в одно и то же время, даже если они тематически выделяют в своем выражении один из трех компонентов. Система трех миров выступает при этом для говорящего и слушающего как рамки интерпретации, в которых они совместно истолковывают ситуацию. Ситуации имеют границу, которую можно в каждый момент переступить, отсюда - введенная Гуссерлем картина горизонта, который меняется в зависимости от места, может расширяться и сужаться. Ситуация действия создает для участников центр их жизненного мира, она имеет подвижный горизонт, так как указывает на сложность жизненного мира. Положение вещей, когда оно становится составной частью ситуации, осознается как факт (как нормативное содержание, как содержание переживания). Прежде чем положение вещей станет релевантным ситуации, то же обстоятельство дано только в модусе того, что "само собой разумеется в жизненном мире", с чем участник интуитивно имеет дело, не считаясь с возможностью его проблематизации. Только очерченные фрагменты жизненного мира, которые включены в горизонт ситуации, создают поддающийся тематизации контекст ориентированного на понимание действия и выступают в категории знания. Из их перспективы жизненный мир представляется как резервуар непоколебимых убеждений, которые участники коммуникации используют в совместных процессах истолкования.

Отказываясь от понятий философии сознания, в которых Гуссерль обсуждает проблематику жизненного мира, Хабермас представляет жизненный мир как передающийся через культуру и организованный с помощью языка  запас образцов истолкования. В этом случае связь составных частей ситуации и связь ситуации с жизненным миром должны быть объяснены уже не в рамках феноменологии и психологии восприятия.

Участники коммуникативного действия движутся в середине горизонта своего жизненного мира, из него они не могут выйти. Как интерпретаторы они вместе со своими коммуникативными действиями принадлежат жизненному миру, но они не могут относиться к чему-то в жизненном мире таким же образом, как они относятся к вещам, нормам или переживаниям. Структуры жизненного мира устанавливают формы интерсубъективности возможного понимания. Им участники коммуникации обязаны метапозицией по отношению к содержанию внутреннего мира, жизненный мир - это своего рода трансцендентальное место, в котором встречаются говорящий и слушатель, где они обоюдно могут предъявлять друг другу претензию на то, что их выражения соотносятся с миром (объективным, социальным или субъективным), где они критикуют и подвергают подтверждению эти притязания на значимость, выявляют разногласия и могут достичь взаимопонимания.

В коммуникативном действии участники преследует свои цели на основе совместного определения ситуации .[5] Если совместное определение ситуации не удается, то достижение согласия, которое является условием для достижения цели, само может стать целью. Достигнутый через телеологическое действие успех и достигнутое через акты понимания согласие в каждом случае являются критерием успеха или неудачи овладения ситуацией. Ситуация представляет собой ограниченный темой обсуждения участок жизненного мира. Тема возникает в связи с интересами или целями действия по меньшей мере одного участника; она очерчивает область релевантности пригодных к тематизации составных частей ситуации и выражается в планах, которые участники составляют на основе истолкования ситуации. Конститутивным для ориентированного на понимание действия является условие, заключающееся в том, что участники осуществляют свои планы в совместно определенной ими ситуации действия. Они пытаются избежать риска неудавшегося понимания или несогласия. В каждой ситуации мы имеем только часть жизненного мира в актуальной достижимости. Вокруг актуальной зоны действия располагаются потенциально воспроизводимые зоны действия, которые обладают временнóй и социальной структурой. Феноменологический анализ жизненного мира нацелен на объяснение пространственно-временной и социальной структуры жизненного мира .[6] Хабермас, однако, обращает внимание на то, что такой анализ, предпринятый Шютцем и Лукманом, остается в рамках модели философии сознания: они находятся в рамках эгологического сознания, для которого всеобщие структуры жизненного мира являются необходимыми субъективными условиями опыта конкретного жизненного мира. Хабермас считает, что развитая на теоретико-познавательной основе модель действующей субъективности, которая конструирует жизненный мир как трансцендентальные рамки возможного повседневного опыта, может быть применена в теории действия. Применяемые в социологии модели выигрывают в глубине от использования феноменологического анализа жизненного мира, и это является отправным пунктом для хабермасовского обоснования системной теории.

Архитектоника трансцендентальной феноменологии, где субъект остается последним пунктом анализа, дает региональную онтологию общества через описание основных черт жизненного мира, а объяснены они могут быть, по мнению Хабермаса, если понятие "жизненный мир” рассматривать как комплиментарное к понятию социального действия.

Жизненный мир создает по отношению к тому, о чем говорится в ситуации, опосредованный контекст, который доступен в принципе, но не принадлежит к области релевантности конкретной ситуации действия. Жизненный мир устойчиво защищен против тотальной ревизии: границы жизненного мира не могут быть трасцендированы. Он создает сферу, в которой горизонты ситуаций поворачиваются, расширяются или сужаются. Жизненный мир ограничивает ситуацию действия.

Интерпретируя анализ жизненного мира как попытку реконструктивного описания того, что Дюркгейм называл коллективным сознанием, из внутренней перспективы участников, Хабермас считает точку зрения Дюркгейма на смену форм коллективного сознания релевантной для феноменологического направления исследования. Тогда наблюдаемые Дюркгеймом процессы могут быть поняты так, что жизненный мир теряет свою предписывающую силу через коммуникативную повседневную практику по мере того, в какой степени акторы обязаны своим пониманием собственным успехам в интерпретации. Процесс дифференциации жизненного мира Дюркгейм понимает как кристаллизацию культуры, общества и личности; Хабермас вводит их как структурные компоненты жизненного мира и объясняет это.[7]

Действие представляет собою круговой процесс. Его участник есть  одновременно и инициатор действия (в котором он отдает себе отчет) и продукт традиций (в рамках которых он находится), член солидарных групп (к которым он принадлежит). Исходя из основополагающих функций, которые выполняет язык как средство для воспроизводства жизненного мира, Хабермас указывает, что в аспекте понимания коммуникативное действие служит сохранению традиции и воспроизводству культурных образцов; в аспекте координации действий оно служит социальной интеграции  и производству солидарности; в аспекте социализации оно служит производству личной идентичности. Символические структуры жизненного мира воспроизводятся через непрерывность значимого знания, стабилизацию групповой солидарности и производство компетентных акторов. Процесс воспроизводства присоединяет новые ситуации к настоящему положению жизненного мира, а именно, в семантическом измерении значений (культурная традиция), как и в измерении социального пространства (социально интегрированных групп) и исторического времени (следующих друг за другом поколений). Этим образцам культурного воспроизводства, социальной интеграции и социализации соответствуют как структурные компоненты жизненного мира культура, общество и личность.

Культурой Хабермас называет запас знаний, из которого участники коммуникации черпают интерпретации, пытаясь понять что-то в мире. Обществом он называет легитимные порядки, через которые участники коммуникаций регулируют принадлежность к социальной группе и этим обеспечивают солидарность. Под личностью Хабермас понимает компетентность, которая делает субъекта способным к общению на языке и действию, то есть дает ему возможность быть участником процессов понимания и создавать в них собственную идентичность.[8]

Семантическое поле символических содержаний, социальное пространство и историческое время создают измерения, в которых разворачиваются коммуникативные действия. Включенные в сеть коммуникативной повседневной практики, взаимодействия являются средством воспроизводства культуры, общества и личности. Но наряду с символическими структурами жизненного мира должен воспроизводиться и его материальный субстрат. Материальное воспроизводство осуществляется путем целенаправленной деятельности, в которой социализированный индивид осуществляет вторжение в мир для осуществления своих целей.

Еще Макс Вебер подчеркивал, что проблемы, которые в той или иной схеме должен решить субъект действия, распадаются на проблемы “внутренней” и “внешней” потребности. Этим категориям задач, которые возникают в перспективе действия, соответствуют, исходя из перспективы сохранения жизненного мира, процессы символического и материального воспроизводства.[9]

Традиция, восходящая к Дюркгейму, кладет в основу общественной теории суженную в сторону социальной интеграции концепцию жизненного мира. Парсонс выбирает для этого выражение Societal community, под этим он понимает жизненный мир социально интегрированной группы. Она образует ядро общества, где “общество” понимается как структурная компонента, которая определяет статус (т.е. права и обязанности членов группы) через легитимно упорядоченные межличностные отношения. Культура и личность представлены как функциональные дополнения к “Societal community”: культура снабжает общество ценностями, которые могут институциализироваться, а социальные индивиды привносят свои мотивации, соответствующие нормированным экспектациям поведения.

В традиции, восходящей к Миду, в основе общественной теории лежит такая концепция жизненного мира, которая сужена до аспекта социализации индивида. Представители символического интеракционизма представляют жизненный мир как социокультурную среду для коммуникативного действия, которое представляется им как игра в ролях, перенятие роли, проект роли и т.д. Культура и общество рассматриваются как средство для процессов связи, в которые акторы включены на протяжении жизни. При этом теория общества превращается в социальную психологию .[10]

Хабермас, стремясь избежать односторонности своих предшественников, трансформирует понятие взаимодействия, заимствованное у Мида, в концепцию опосредованного языком, регулируемого нормами взаимодействия, прибегая при этом к феноменологическому анализу жизненного мира. Тем самым он находит  подход к сложной взаимосвязи всех трех процессов воспроизводства .[11]

Культурное воспроизводство жизненного мира гарантирует, что в семантическом измерении вновь возникшие ситуации будут истолкованы, исходя из существующих состояний мира: оно обеспечивает непрерывность традиции и достаточную для повседневной практики когерентность знаний. Непрерывность и когерентность измеряются через рациональность воспринимаемого как значимое знания.

При нарушениях культурного воспроизводства, которые проявляются в утрате смысла, происходят определенные кризисы легитимации и ориентации. В таких случаях акторы не могут покрыть наличным запасом знаний потребность в понимании, выдвигаемую в новой ситуации. Принятые в качестве значимых схемы истолкования отказывают, и не хватает ресурсов смысла.

Социальная интеграция жизненного мира гарантирует, что вновь возникшие ситуации в измерении социального пространства интегрируются в существующие состояния мира: она обеспечивает координацию действий через легитимно регулируемые межличностные отношения и подтверждает идентичность групп в той мере, которая достаточна для повседневной практики. При этом координация действия и стабилизация групповой идентичности осуществляется через солидарность участников. При нарушениях социальной интеграции старые легитимные порядки не покрывают потребность в координации, существующую в новой ситуации.

Социализация участников жизненного мира гарантирует, что вновь возникшие ситуации в измерении исторического времени интегрируются в наличествующие состояния мира: благодаря ей подрастающее поколение обретает дееспособность и происходит согласование индивидуальных историй жизни с коллективными жизненными формами. Способность к взаимодействию и стиль ведения жизни определяются через дееспособность личностей.