Автореферат (958817), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Соединение красоты и зла в этом персонажепозволяет уже в этом романе Достоевскому поставить восходящую к типамГоголя (панночка в «Вие», брюнетка в «Невском проспекте») проблему миссииКрасоты в мире, которая амбивалентна по своей сути: она может одухотворить(«спасти»), а может и погубить. И, самое печальное, что чаще всего эти двеипостаси красоты действуют вместе, их невозможно отделить друг от друга –видимо, так готовится проблематика «Идиота», а один из ее источников –творчество Гоголя.

Создавая образ князя, Достоевский вновь размышляет о«живучести» и многоликости воплощений в современном человеке типа«приживальщика при чужих идеях», ловкого манипулятора человеческимисудьбами. В этом контексте в романе значимо неоднократное упоминание имениФ. Шиллера, к которому апеллирует князь Волковский каждый раз, когда хочетунизить своих оппонентов1. Нами отмечается, что это имя, ставшее для князязнаком прекраснодушного, далекого от знания суровой прагматики жизнимировоззрения, прямо отсылает к контексту гоголевского творчества, которомублизка одна из смысловых констант шиллеровского текста – это идеалистичностьи прекраснодушие человека. Гоголь задумывается в «Выбранных местах»: «Комупри помышленье о Шиллере не предстанет вдруг эта светлая, младенческая душа,грезившая о лучших и совершеннейших идеалах, создававшая из них себе мир<…>»2.

Достоевский приходит к выводу, что новые «фомы опискины» и«валковские» очень хорошо адаптируются в любой социально-культурной среде,их познания в области литературы и культуры, будь то Гоголь или Шиллер, даютим возможность с легкостью овладевать психикой человека и, маскируясь под егоединомышленника, хорошо понимать и использовать себе во благо слабыестороны его личности, расширяя тем самым возможности зла в мире.

При этомновые «эпигоны» ведут себя более раскованно и цинично, они, в отличие отОпискина, не боятся быть отвергнутыми обществом, их не страшитответственность перед законом. Достоевский говорит о милосердии, любви ипрощении по отношению к ближним, но уже начинает понимать всюпроблематичность воплощения этого принципа в жизни даже самых преданныхего приверженцев, зачастую беззащитных в своем идеализме перед жестокимизаконами жизни.1О месте и значении творчества Шиллера в мировоззрении Достоевского см.: Дудкин В.В. Литературныепредвестники «Бесов» («Заговор Фиеско в Генуе» Шиллера) // Достоевский.

Материалы и исследования. СПб.:Наука, 2007. Т. 18. С. 180-190.2Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. В 14 т. М.; Л.: Изд. АНСССР, 1937-1952. Т. 8. С. 382.20В третьей главе «Проблема “живой” и “мертвой” души в поэмеН.В. Гоголя “Мертвые души” и в “Записках из Мертвого дома”Ф.М. Достоевского» исследуется образ «Дома» как символа, определяющегоидейную структуру «Мертвых душ» и «Записок из Мертвого дома». Втипологическом аспекте раскрывается система образов обоих произведений(помещики, чиновники, преступники) и понимание авторами сущностных свойстврусского национального характера. Рассматриваются проблема духовноговоскресения души и сопутствующие ее решению религиозная символика, мотивыгибели и спасения, преступления и наказания, их роль и значение в обеих книгах.В первом параграфе третьей главы «Образ-символ России как “мертвогодома” в образной структуре поэмы Н.В.

Гоголя и “Записок” Ф.М.Достоевского» выявлены следующие черты преемственности духовнонравственной проблематики поэмы «Мертвые души» и «Записок» Достоевского.Окружающая действительность художественно трансформируется авторами вобраз-символ России как «мертвого дома», при этом тексты обеих книгпронизывают формулы обобщения, переводящие изображаемое во всероссийскиймасштаб1. Образ дома как важнейший концепт национальной картины мира вподтексте «Мертвых душ» обнаруживает свое подобие с замкнутым и теснымпространством крепости из романа Достоевского.

Жизнь в остроге сравниваетсяДостоевским с адом, и в символическом подтексте первого тома «Мертвых душ»,согласно замыслу Гоголя, прослеживаются параллели с «Адом» Данте. Во многомсходна и функция вещного, предметного мира в обоих произведениях: обстановкаи атмосфера в доме, состояние усадьбы (казармы) и одежды помещиков(арестантов) отражают душу и характер их хозяина. Человек предстает каксущество, ко всему привыкающее, поэтому Достоевский солидаризируется сГоголем, считая, что добровольное духовное рабство, душевный плен страшнеезависимости крепостной.

Вместе с тем, художественные подходы к изображениювещного мира у обоих авторов различны. В «Записках» Достоевскогозаколоченные окна, темные казармы и другие бытовые детали – это неотъемлемоеусловие жизни каторжан, изменить которое они не в силах, в то время как дляпомещиков Собакевича, Плюшкина и др. «мертвый дом» с заколоченнымиокнами – естественное отражение их внутреннего мира, символ их духовнойслепоты.

Гоголь многих своих героев и их жилища намеренно изображает вуродливо-комическом виде, гиперболизируя их недостатки, чего никогда неделает Достоевский, весьма осторожно прибегая к гротеску. Эти различиявызваны более высоким уровнем символизации быта в поэме Гоголя посравнению с «Записками» Достоевского. В образе «слепого», без окон домареализуется метафора нравственного заблуждения, в котором пребывают многиегерои «Мертвых душ». Для Достоевского же острог – помимо всейнагруженности символическими смыслами этого образа, все-таки еще и острог всобственном смысле слова.Рассмотренная нами также позиция Герцена, для которого поэма Гоголя и«Записки» Достоевского суть страшные – «адские» – образы деспотической1См. об этом: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя.

С. 273.21николаевской России, является либеральной и подчеркнуто социальной: дурнойсоциум уродует проживающих в нем людей: они лишаются человеческого облика.Эта позиция идентична либеральной позиции Белинского и петрашевцев. ДляБелинского взгляд Гоголя на русскую жизнь в «Мертвых душах» и в «Выбранныхместах» – два решительно разных взгляда, и нет сомнений, что либеральномыслящий в «Записках» Достоевский продолжает «критическую» позицию своихпредшественников. Он сочувствует каторжникам как жертвам несправедливоустроенного николаевского государства и вовсе не склонен, подобно автору«Выбранных мест», благословлять николаевский режим. И все же в главномДостоевский и Гоголь едины: одним усовершенствованием социума проблему злане решить, поскольку его корень – в духовной слепоте человека, в егонеспособности в собственной душе разглядеть источники духовноговозрождения.

Эта концепция «живой души», искаженной, изуродованнойпрактикой социальной жизни, была вполне актуальна и для Гоголя как автора ужепервого тома «Мертвых душ», отразившись не только в жанровом подзаголовке«поэма» (на авторской обложке он занимает центральное место), но и в ряде такназываемых «вставных новелл» (например, в притче о Кифе Мокиевиче и МокииКифовиче).Во втором параграфе третьей главы «Идеал человека как “образа иподобия Божия” и проблема русского национального характера в “Мертвыхдушах” и “Записках из Мертвого дома”» показано, что Достоевский, подобноГоголю, под «широтой души» русского человека понимает сочетание самыхпротиворечивых качеств национального характера.

При этом своим нравственнымобликом, манерой поведения, речью заключенные Петров, «экспансивный друг»,Исай Фомич и офицеры Жеребятников, Смекалов зачастую напоминают героевпоэмы Гоголя. Достоевский сравнивает преступников с поэтами: всем рискуют,но действуют по вдохновению – выгода у них не на первом месте.Контрабандисты в остроге пускаются в аферы, преступают закон, как и Чичиков,у которого не было привязанности к деньгам ради денег, им двигало нескряжничество, а мечта о «просвещенной» жизни.

Таким образом, оба авторапреследуют одну цель: в персонажах своих книг найти и показать «человеческое»,даже если оно проявляется в них в пародийно-искаженном виде, скрыто подкорой меркантильных интересов и покрыто тиной отвратительных мелочейповседневного существования. Достоевский вслед за Гоголем стремится выявитьв своих героях «живую душу» – в таком понимании мы усматриваемсущественную эволюцию взглядов Достоевского, который в 1840-е годы, как иБелинский, воспринимал гоголевские типы как исключительно сатирические.Достоевский начинает отмечать, что смех Гоголя не уничижительный и незлобный, а проникнут состраданием к персонажам и верой в их духовноепреображение («сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы»).Эта цель из подтекста первого тома «Мертвых душ» теперь переводится в романеДостоевского в плоскость непосредственного изображения парадоксальностирусской души, ведь никто не видел всей трагической глубины судеб такихарестантов, как Аким Акимович, Сушилов, Баклушин и др.

Этот пафос «Записки»наследуют из второго тома гоголевской поэмы, где эти противоречия подаются22вполне открыто и становятся предметом рефлексии автора и его героев.Например, Достоевский, как и Гоголь, считает потребность в труде главнойчертой личности русского человека, и не столько ради заработка, сколько радиспасения, возрождения души. Недаром Гоголь, поэтизируя работу крестьянина,устами Костанжогло, Платонова и Муразова призывает к труду как кподвижничеству, как к молитве, во имя Бога.Оба писателя продолжают говорить о созидательном, преображающемвоздействии искусства (фольклора) на душу человека, в частности, Достоевскийподчеркивает, что оно помогает объединению людей разных вер. При этомпонятия «душа» и «вера» – неразделимы, так как в глубине души русский народвсегда носит образ Христа, соответственно, через веру в него можно лучшепонять и душу русского человека.

В сюжетах разыгрываемых в остроге пьеспросматриваются аллюзии на повести из «Вечеров на хуторе близ Диканьки».Образ барина из пьесы «Кедрил – обжора», который принял помощь чертей иожидает, что они придут за его душой, напоминает запорожца из «Пропавшейграмоты», продавшего душу дьяволу и ожидающего расплаты. Сюжет пьесы омельнике и его жене (к мельничихе идут один за другим многочисленныеобожатели, которых она, каждый раз думая, что вернулся муж, прячет в избе)тесно перекликается с сюжетной линией Солохи из «Ночи перед Рождеством». Заэтими ассоциациями просматриваются общие, скрепляющие религиознофилософские мотивы, в частности, мотив борьбы Бога с дьяволом за души людей.В третьем параграфе третьей главы «Проблема “воскресения души” видейной структуре и сюжете поэмы Н.В.

Гоголя и “Записок”Ф.М. Достоевского» устанавливается, что концепция обоих произведенийвключает в себя мотивы нравственной гибели и спасения души человека – какструктурообразующие для сюжета и философского содержания. Поэтому мывправе говорить о глубинной архетипической общности художественногомышления Гоголя и Достоевского, обратившихся в годы переживаемого имирелигиозного кризиса к проблеме нравственного самосовершенствованияличности, духовного жизнестроительства. Оба автора по-прежнему придаютважное значение вере в жизни человека: герои Гоголя (Хлобуев, Чичиков)находят в себе силы, пусть и далеко не сразу, а пройдя через многочисленныеошибки и заблуждения, для новой, подвижнической жизни, а в романеДостоевского вера способствует объединению людей разных религий (старикстаровер, мусульманин Алей, еврей Исай Фомич).

Характеристики

Список файлов диссертации