Belyanin (947207), страница 88
Текст из файла (страница 88)
Словно какая-то третья или даже четвертая частьменя свободно парила в воздухе, наблюдая за всем ходом трагедии. Хотя, наверное, и комедииздесь тоже хватало… Ну Фармазон! Ну удружил, мерзавец с хвостиком… А ведь спроси егосейчас — тут же сделает честные глаза и с пеной у рта будет доказывать, что изо всех силстарался помочь, отдал все свое умение, был уверен, что я прорвусь и что смирение не всегдадейственно, а лучшая защита — нападение! Господи, неужели действительно этот махровыйавантюрист — часть моей души?! Отродясь не предполагал в себе наличие таких темныхталантов… Нет, то, что я не ангел, это я тоже понимал отчетливо, но вот вырастить в своейдуше вон ту продувную бестию… А еще жену ведьмой называл! Да моя Наташа наверняканикого не лишала голоса, не запугивала со сцены непонятными словами и (кстати, чего ради ясам-то заговорил этим дурацким, казенно-депутатским, штампованным языком?) не дралась вобщественном месте, одержимая личным бесом.
Который тут как тут, рад стараться, пользуясьтем, что светлая половина лежит в красивой позе без всякого сознания. Как-то очень ужнескладно начинаются мои приключения. Все-таки чужой мир, иное время, незнакомые люди…Возможно, они даже пытались меня понять, помочь, подбодрить, а я, как последний болван,оттолкнул от себя всех. Мало того, что не приобрел друзей, но и сочувствующих перевел в22Андрей Белянин: «Моя жена — ведьма»разряд непримиримых врагов.Вот сейчас они меня, в смысле мое тело, куда-то тащат.
Куда, куда… в темницу,естественно. Вниз по лестнице, теперь через тот же двор, под удивленно-испуганнымивзглядами молодых монахов, опять вниз, по коридору налево, там особенно мрачный каземат.Занесли в самую дальнюю камеру, бросили на пол. Кругом темень — хоть глаз выколи. Наледяном полу ни соломинки. Ангела и черта, естественно, тоже нет. Где я сам, уже не видно. Наопределенном этапе обрывочные мысли прекращаются, ощущение полета и взгляда со сторонытоже исчезает.
Все кружится, катится и проваливается в тихую неизвестность. Наверное, япросто уснул. В любом случае сознание вернулось не скоро, а в себя я пришел от дикогохолода…***Кто-то неуклюже протирал мое лицо мокрой тряпкой. Видимо, в камере все-таки былслабенький свет, я различал силуэт склонившегося надо мной человека.— Анцифер? Фармазон?— Бредит, видать, — тихо раздалось в ответ. — Ишь какие непонятные словавыговаривает, бедолага.— Брось его, Ванья! — донеслось из темного угла. — Стражники говорили, что этоколдун.— Ваши стражи только бить почем зря горазды. Вона как парня веревками опутали — нистать, ни сесть.
А ты говоришь, колдун…— Да он сам только что произносил имя Светоносного Люцифера и еще часть какого-тозаклинания!— Эй, добрый человек, — вновь склонился надо мной тот, кого называли Ваньей. — Ужбудь ласков, скажи на милость, ты не колдун ли?— Нет… — слабо выдохнул я, пытаясь повернуть голову. Слева забрезжил свет. Жалкаяглиняная плошка с плавающим в черном жире фитилем, желтое пламя вычерчивает в темнотелица двух мужчин. Один очень молод, лет восемнадцати — двадцати, с добрым взглядом.Другой, наоборот, очень стар, с жиденькой бородой, бегающими глазками инепонятно-язвительной ухмылкой. Его смуглая кожа напоминала печеное яблоко, а огромноеколичество морщин превращало лицо в резную индейскую маску. Он мне сразу не понравился.Меж тем молодой узник вздохнул и опустился на колени.— Освободить бы тебя, да вот, вишь, у самого руки связаны.
— Он продемонстрировалмне стянутые веревкой запястья. — Кровь со лба я тебе кое-как отер, ранка неглубокая, ношрам будет.— Где я?— В королевской харчевне «Паштет из короны»! — издевательски фыркнул старик. —Ясное дело, что он не колдун, раз такой дурак. Валяется связанный в тюрьме, в камересмертников, да еще нахально спрашивает — где я?! У, так бы и дал по зубам…— Ты чего раскричался-то, старый Сыч? Али не видишь, что парень и ответить тебе неможет. А ну оставь его!— Что?! Это ты мне? Из-за него? Ну, Ванья.
— Старик раздраженно сплюнул и ушел всвой угол. Молодой только головой покачал:— Поговори со мной, добрый человек… Сегодня последнюю ночь на свете живем. Ты,видно, и вправду не ведаешь, куда попал… Рассказать, что ль?— Сделай милость… — Я уже мог говорить ровно, без запинок, все тело так затекло, чтоболи от врезавшихся веревок почти не ощущалось.
Можно было вертеть головой, но нехотелось, или шевелить пальцами, хотя тоже непонятно зачем…— Меня Иваном зовут, я третий сын царя Еремея. По батюшкиному указу мы с братьямистаршими по свету белому в страны разные хаживали — лекарство для матушки приболевшейискать. Шесть ладей боевых для дальней дороги снаряженные да дружина храбрая в две сотнидуш нам в поход приданы были. Много мы пережили, много земель повидали, многим чудесамдивовались, а только раз ночью бес меня попутал.
Услыхал я в одном порту, будто бы уАндрей Белянин: «Моя жена — ведьма»23рамейского государя во владениях его есть монастырь, а в монастыре яблоки растут редкие,китайского императора подарок. И будто монахи из яблок тех тайный сидр гонят,лекарственный, от всех болезней, по бутылкам льют, и каждая бутылочка ровным весом кзолоту идет…— Молодильные яблоки? — тупо сообразил я.— Они самые и есть! — обрадовался мой собеседник.— Дальше по тексту… Платить несусветную цену ты не захотел, в монастырь влез тайночерез стену, был пойман бдительной стражей при попытке бессовестной кражи.
Факт воровстваналицо.— Был грех…— Бутылку-то одну взял?— Десять… — потупился царевич. — Они в ящике лежали, я б так и унес, но пожадничал,сверху еще четыре положил, а одна возьми да и скатись… Об каменный пол, да и вдребезги!— А ты?— А я вперед через лужу шагнул, да поскользнулся и со всем ящиком так навзничь ирухнул! Грохот, звон, шум… Стража набежала, я четверых побил, но им подмога пришла.
Здесьу монахов человек шестьдесят воинов на постое живут, сидр сторожат, и воеводы при них.Повязали… с таким-то перевесом! Суд здесь скоро вершат, только три денька в тюрьме ипродержали. Назавтра, говорят, казни меня предадут.— Судя по всему, меня тоже.— И тебя, друг, и Сыча старого, всем нам горькую чашу испить предстоит…— А его за что?— Не ведаю… Старик-то молчит больше, слова не вытянешь. Вот тебя увидел, так вдруграздухарился! Но я думаю — за колдовство, уж больно глаз у него недобрый…Дверь в камеру распахнулась, вошли двое стражников с факелами. Один снял с меня всеверевки, но взамен туго перевязал запястья тонким ремнем, как и у остальных узников.
Другойпоставил на пол миску с водой и целый каравайхлеба. Уходя, он обернулся:— Завтра утром вас всех сожгут, а твои чары, колдун, больше не помогут. Глава Советавновь слышит! Благодаря молитвам братьев и заступничеству Господа к нему вернулся слух.Когда стражники ушли, царевич ловко разделил хлеб на три куска. Старик забрал свой вугол и ел там, ворча что-то неразборчивое, по-звериному поблескивая глазами. Мы с Иваномсели рядом, сначала молчали, потом незаметно разговорились.— Тебя как величать-то?— Сергей.— А по батюшке?— Александрович. Давай просто Сергей, без особых церемоний. Я старше тебя лет напять, от силы шесть, так что вполне можем общаться на равных.— Как скажешь, колдун. Ты уж не серчай, что я тебя так называю.
Сам видишь, все такговорят…— Чушь это. Глупости, бред и еще раз чушь! У меня жена пропала. Пришлось идти ееискать… — Неожиданно для самого себя я разоткровенничался. Царевич Иван слушал неперебивая, разве что охая или ахая в самых интересных местах. Я рассказал ему о поэзии, оработе, о том, как мы познакомились с Наташей, как полюбили друг друга, как долго решалисьсвязать свои судьбы и как она призналась мне в своем страшном даре. Моя жена — ведьма, этоцелая отдельная повесть, полная истинно шекспировской глубины и чеховского трагизма.Потом ее превращение в волчицу, дурацкая шерсть, сгоревшая на плите, Наташиноисчезновение, а взамен по-домашнему будничное появление Анцифера и Фармазона.
Мойвнимательный слушатель хохотал как сумасшедший, слушая пересказ жарких диспутов ангелаи черта. Встреча с церемониальным шествием монахов, тюрьма при монастыре, пропажаголоса, как теперь выяснилось, аж у самого главы Совета. Что же еще? Ах, ну, конечно, моязамечательная речь с необратимыми последствиями, безобразная драка и абсолютнаяневозможность доказать хоть кому-нибудь, что я не колдун— Ты — волхв, — вынес резюме мой новый товарищ. — Монах тот старый все ж таки не24Андрей Белянин: «Моя жена — ведьма»без твоей помощи онемел.
Видать, ты слово какое тайное знаешь, а пользоваться им не обучен.Вот оно и без твоей воли всякие чудеса вершит. Точно тебе говорю, волхв ты и есть! Не колдун,не сомневайся…— Не совсем улавливаю разницу, — кисло вздохнул я.— Э, брат… Колдун, он завсегда темных, нечистых духов вызывает. Даже если доброедело вершит, все одно от него серой пахнуть будет. А волхв в единстве с миром живет, языкзверей и трав понимает, песни да былины складывает, слова разные ведает… Правду молвить,волхвы тоже разные бывают, кто белый, а кто черный, у каждого своя душа, свое слово…— Ну а я тогда какой?— Серый, — улыбнулся он. — Раз уж за тобой ангел с чертом под ручку ходят и ни одиннад другим верха не берет, значит, перемешано в душе и белого и черного в достатке. Эх, былоб времечко, поведал бы и я множество историй чудных о волхвах, чародеях, колдунах даведьмах… В краях наших их превеликое множество, а только вижу, глаза у тебя самизакрываются.
Уж ты поспи чуток, Серый Волхв, глядя на тебя, может, и мне уснуть удастся.Дом родной во сне увидеть бы, братьев, батюшку с матушкой, тогда и помирать не такстрашно…***Я уснул почти сразу, словно провалившись в густую томную тину крепчайшего сна.Никогда бы не поверил, что можно так сладко спать на голом каменном полу, прислонившисьспиной к холодной стене, с разбитыми и связанными руками, с синяками по всему телу, свынесенным приговором и смертной казнью на носу… Мне снилась моя жена. Мы оба куда-тошли по пыльной степной дороге, небо было хмурым, солнце исчезло за плотными облаками,навстречу дул сильный ветер, развевая крылья черных одежд Наташи.— Еще далеко?— Нет… — кричала она, хотя мы держались за руки, видимо, ветер сносил звуки.
— Ноони нас уже ищут. Ты зря сюда пришел…— Я тебя искал, нам домой пора.— Здесь нет дома.— Тогда куда же мы идем?— Я хочу спасти тебя… — Внезапно ее лицо исказилось гримасой ненависти, а дыханиеобжигающим смрадом ударило мне в лицо. Я полной грудью вдохнул уже знакомый запахпсины и… проснулся. Напротив меня, в двух шагах, напружинив лапы и оскалив зубы, стоялогромный серебристо-серый волк! На какую-то долю секунды мы замерли, встретившисьвзглядами. Потом его тело распласталось в коротком прыжке, и я едва успел выставить впередсвязанные руки и вцепиться железной от ужаса хваткой в густую шерсть на горле зверя.
Я несмог бы его задушить, будучи даже в лучшей физической форме, но моих сил еще хватало нато, чтобы удерживать страшную пасть в нескольких сантиметрах от лица. Мы глядели прямо взрачки друг друга, пока до моего сознания не дошла абсолютно человеческая осмысленностьего глаз.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
