Belyanin (947207), страница 89
Текст из файла (страница 89)
Волк-оборотень неумолимо напирал, и, вспомнив рассказ Наташи, я вдругпочувствовал прилив жгучей ярости. Она говорила, что в их стае были такие чудовища и ониубили бы ее, если бы смогли догнать. Я видел в желтых, человеческих глазах тупую страстьманьяка-убийцы, и теплая слюна, сбегая с его клыков, текла мне на руки. Почему я не закричал,не позвал на помощь… не знаю… Наши силы были более чем неравны, и мне не объяснить,какие чувства заставляли меня продолжать бессмысленное сопротивление. Любовь?Ненависть? Гордость? Волк удовлетворенно зарычал, в клокочущих переливах его горлазазвучали торжествующие нотки победителя… Потом рык неожиданно резко прекратился, а поморде разлилось раздраженно-недоуменное выражение. Его лапы соскользнули с моей груди,зверь нервно обернулся — позади стоял бледный Иван и, вцепившись в хвост хищника, тащилего назад.— Держись, волхв! Вдвоем небось одолеем. Волк попытался крутануться назад, ноцаревич ловко дернул его влево, и зверь упал и покатился по полу.
Когда он вновь вскочил наноги, мы оба уже стояли плечом к плечу, готовые кАндрей Белянин: «Моя жена — ведьма»25обороне. О победе мы не думали, одолеть такого матерого волчару проблематично дажевооруженным людям, а у нас не было ничего, да еще и руки связаны, но почему-то оченьхотелось подороже продать свою жизнь. Хотя, по сути разобраться, чем смерть от зубовхищника хуже сожжения заживо на костре?Мысли проносились в голове с феерической скоростью, не задерживаясь ни на секунду…Волк глядел на нас с непередаваемой ненавистью, шерсть у него на загривке вздыбилась, глазастали отсвечивать красным, а клыки обнажились, острые, словно зубья пилы. Он бы,несомненно, бросился на нас, но в эту минуту раздался осторожный стук в дверь.
Два быстрыхудара, через паузу еще один и опять два быстрых. Зверь обернулся, дверь камерыприоткрылась, волк мгновенно нырнул в проем, и стальные засовы лязгнули вновь, запирая насдвоих. Двоих, потому что Иван первым делом шагнул в угол, где спал старик по прозвищу Сыч,чье лицо мне так не понравилось.
Там валялись лишь обрывки одежды, самого старика не было.— Оборотень! — сплюнул царевич, я кивнул. — Не порвал ли он тебя, часом?— Нет… не успел. — Слова давались с трудом, только сейчас, когда все было позади,мной овладел панический страх. Что, если бы я не проснулся? Об этом не хотелось и думать…— Одного не пойму, если сегодня всех сжечь порешили, зачем же они волка спустили нанас? Я-то в погребе этом уже трое суток сижу, а старика вот прямо перед тобой доставили.
Мыс ним только познакомиться и успели.— Он хотел меня убить…— Знамо дело, на то он и зверь. Слышь, волхв, а почему ты ему слово чародейное несказал? Нешто и вправду молитвы монашеские всю силу у тебя отняли?— Нет у меня никакой силы. Я — поэт. Не колдун, не маг, не волхв, просто — поэт.Стихи сочиняю, а к волшебству не имею ровно никакого отношения.— Ну, ну… — понимающе подмигнул Иван. — Только если бежать вздумаешь, меня ссобой захвати. Хоть мечом, хоть псом, хоть конем боевым оберни — я тебе верой и правдойотслужу!— Договорились, — устало хмыкнул я. — Но помни, я тебя честно предупредил…— Вот уж спасибо, Серый Волхв! Пока живы — будем друг за дружку держаться, а ужнаступит черед помирать — так и винить некого, от судьбы не сбежишь.Хороший он парень.
Я почему-то представлял царевичей несколько иными. В русскихнародных сказках они обычно кручинятся, вешая буйну голову ниже плеч, да еще вечно плачутгорючими слезами. В это время, умиляясь зрелищу распустившего нюни здорового мужика, наних успешно трудятся разные Серые Волки, Василисы Прекрасные, Трое из ларца и еще сдесяток сострадательных умельцев. Сам царевич проявляет себя либо в бездарной кражетщательно охраняемой Жар-птицы, либо в суровом поединке с Кащеем Бессмертным.
Ужегероизм, хотя обычно этого же Кащея сам царевич и выпускает на свет Божий по причинеболезненного любопытства и недалекого ума. Собственно, и мой знакомый Иван отличалсятеми же недостатками, но, с другой стороны, он был прост в общении, вежлив, ненавязчив,неслезлив… Так что нельзя всех стричь под одну гребенку.— Волхв?— Да? — Я ответил прежде, чем сообразил, как он ко мне обратился.— Ты вот говоришь, что сочинять обучен. За нами ведь придут скоро.
Прочти мне песнюкакую-нибудь, или былину, или еще что… Не так мучительно ждать, а то уж пока на костерповедут, всю душу ожиданием вымотают.— Хорошо, давай устроим маленький творческий вечер известного петербургского поэтаСергея Гнедина. То есть меня! Начнем, я думаю, с исторических стихов. О гусарах не будем, ихеще и в помине нет, на смерть офицера Гумилева тоже не пойдет, а вот «Варвары»… Было уменя одно такое стихотворение, созвучное твоему времени:Варвары! В хрип переходит крик.Фыркает кровь из груди часового.Всадник к растрепанной гриве приник,Вслед ему грохот тяжелого слова…Варвары! Вздрогнул седой Ватикан.Тяжесть мечей и задумчивых взглядов…26Андрей Белянин: «Моя жена — ведьма»Боли не знают, не чувствуют ран,Не понимают, что значит преграда.Город ли, крепость, гора ли, скала…Что бы ни стало — едино разрушат!И византийских церквей куполаМолят спасти христианские души.Но и сам Бог что-то бледен с лица…Страх как комок обнажившихся нервов…И под доспехами стынут сердцаСтарых и опытных легионеров.Хмурое небо знаменья творит,Тучи в движении пепельно-пенном.Варвары! Посуху плыли ладьиК окаменевшим от ужаса стенам.Быль или небыль о предках гласит…Ждет лишь потомков пытливого взгляда,Как Святослава порубанный щитНа неприступных вратах Цареграда — Ух ты! — тихо восхитился царевич Иван.
Вот она, оказывается, какая, твоя поэзия!— Нравится?— Очень. Большой дар тебе Господом дан, очень уж редкое это умение так красно даскладно истории рассказывать. Чую, прогремят твои строки в веках…— Ну… на самом-то деле это далеко не лучшее мое стихотворение. — Как и всякий поэт,я был весьма падок на простодушную лесть. Такому слушателю хочется читать и читатьбесконечно, лишь бы сидел вот так, с распахнутым от восхищения ртом, а я бы вливал ему вуши весь запас собственных стихов о природе, философии или неразделенной любви кпрекрасной незнакомке. Но стоило мне об этом подумать, как слева раздался язвительныйшепот:— Нет, ты слышал, Циля? Этот неугомонный ниспровергатель Бродского и здесьпытается колдовать…***Я обернулся.
Близнецы стояли за моей спиной, перемигиваясь, как опытные заговорщики.— Сергей Александрович, отвлекитесь, пожалуйста, от ваших литературных опытов, намнеобходимо серьезно поговорить.— Минуточку, Анцифер, я должен извиниться перед моим новым другом. Вас можнопредставить?— Бессмысленно, Фармазон ведь предупреждал, что другие смертные не могут нас видетьили слышать.— Иван.
— Я повернулся к недоумевающему царевичу. — Тут неожиданно пришлимои… м-м… как бы это поточнее выразиться… в общем, ангел и черт, помнишь, ярассказывал? Ты их видеть не можешь, потому что они мои личные духи. Мы тут поболтаемнемного, а?— Да, конечно, о чем разговор! — с несколько преувеличенной готовностью отодвинулсяон. Не спешу осуждать парня, на его месте я еще быстрее принял бы сам себя за психопата.Представляю, как это выглядело со стороны…— Серега, — начал черт, виновато уставясь в пол. — Мы тут перетерли на досуге ирешили… В общем, я, конечно, виноват, но… Между прочим, ты человек образованный иотлично знал, с кем связываешься!— Фармазон! — укоризненно покачал головой Анцифер.— А чего?! — огрызнулся нечистый.
— Нечего все на меня валить! У него своя головаесть? Тоже мне теленок на веревочке — куда повели, туда и пошел. Пусть впредь сначаладумает, а потом делает. Чем, кстати, и мне задачу усложнит…Андрей Белянин: «Моя жена — ведьма»27— Ребята, я устал. Меня тут казнить собираются, давайте отсюда выбираться.— За этим мы и пришли. Сереженька, вопрос о ваших панибратских отношениях с вонтем лукавым искусителем мы обсудим позднее, в другом месте и другой обстановке. Сейчасмой долг и моя святая обязанность — не допустить вашей бессмысленной гибели.
Деловыглядит так — мы с Фармазоном способны проводить тебя сквозь миры.— Я не один, мне еще и товарища вызволить надо.— Увы, при всем моем расположении к человеку, которого вы называете другом, этоневозможно… Я очень сожалею, но подобные чудеса не в нашей компетенции.— Короче, — вмешался Фармазон, он вообще не мог молчать больше двух минут,справедливо полагая, что без его вредительского участия все рухнет. — Я умею открыватьзаветную дверцу (или вход в параллельный мир, или врата, или портал, называй как угодно), абелобрысый может их закрывать. В смысле — взять тебя за ручку и увести из этого местанавсегда.— За территорию монастыря? — не понял я.— За территорию этого мира, дубина!— Фармазон! Что за выражения в адрес хозяина?! — Вспыхнувший Анцифер возмущенноотвесил брату подзатыльник.
— Никакого воспитания… но в целом он прав. Я вас забираю,дайте мне правую руку, попрощайтесь с вашим товарищем — и в путь.— Нет… так нельзя. Его тоже намерены казнить, я не могу… это неудобно.— Конечно, — поддержал черт. — Вот зажарят вас двоих у одного столба, это будет кудаудобнее и, главное, не так скучно. А то что ж он один? И анекдот рассказать некому…На этот раз я честно попытался пнуть его ногой, но нахал успел увернуться.— Сереженька… — с укором в голосе и одобрением в глазах протянул его белыйбратец. — Ну нельзя же так, в самом деле. Очень вас понимаю, самому давно хотелось, но выведь культурный человек.— Извините, погорячился… Просто, на мой взгляд, здесь не место и не время длядурацких шуток.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
