Татьяна Устинова - От первого до последнего слова (2007) (947043), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Он его уговаривал!..
Долгов знал, что нельзя – ну нельзя, и все тут! – и все-таки вечером рассказал об этой машине Алисе.
Алиса слушала его очень внимательно, не отводила взгляда, и когда Долгов рассказывал, как он «хулиганил» на этой машине на смирных вечерних московских улицах, весело ужасалась и делала большие глаза.
– Красивая машинка. Ну… очень красивая! Даже… сексуальная какая-то. Конечно, мы не будем ее покупать.
– Конечно, не будем, – согласилась Алиса, а потом вдруг предложила, подумав: – Давай завтра ее посмотрим. Ну, просто так. Поедем и посмотрим.
– Зачем?
– Ну, для удовольствия. Не станем же мы ее покупать!
– Не станем, – твердо сказал расчетливый и хозяйственный Долгов, кузнец своего счастья.
Когда назавтра они стояли возле «lady in red», Долгову уже казалось, что она ему улыбается. Так, чтобы Алиса не заметила, он погладил ее по скуле, как давеча погладил Борис, и почувствовал ладонью ее гладкую прохладу.
– Ну вот, – сказал Долгов неловко, словно знакомя их. – Это она.
– Привет, – поздоровалась Алиса.
Они стояли и смотрели на машину. Потом глянули друг на друга и разом отвели глаза.
– Она же такая дорогая, – выговорила Алиса негромко. – Гораздо дороже пятнадцати тысяч!..
– Вот именно. Зачем мне чужая благотворительность!
– Совершенно не нужна, – согласилась Алиса.
– Абсолютно, – подтвердил Долгов. – И потом, даже если и пятнадцать тысяч!.. У нас же ничего не останется.
– Ничего, – опять согласилась Алиса. – Ни копья!.. На одном бензине разоришься.
– Это точно.
– А еще всякие страховки! И держать нам ее негде.
– Совершенно негде. Во двор такую не поставишь.
– Да нет, конечно.
Они опять помолчали и опять быстро взглянули друг на друга.
Пятнадцать тысяч, думала Алиса. Все, что у нас есть.
Тебе нужен компьютер, а мне бы маму в санаторий отправить, у нее давление и с сердцем не очень. И очень хочется туфли, которые я мерила в шикарном магазине на Садовом, решив хоть немного пожить «красиво» – ведь у нас теперь есть деньги на красивую жизнь!
Но я никогда не видела, чтобы ты так смотрел на машину, и гладил бы ее, как живую, и чтобы при этом глаза у тебя сияли от удовольствия!..
– Поедем домой, – вдруг предложил Долгов.
– Мы же хотели на ней прокатиться!
– Не будем кататься, – мрачно сказал Дмитрий Евгеньевич. – Я уже вчера катался, и вообще, зря мы сюда приехали!
Алиса посмотрела на него.
Все было ясно.
Она поднялась на цыпочки и сунулась к его уху.
– Дим, – прошептала она в это самое ухо, – Дим, давай сейчас же заберем ее домой, а? Где этот твой Борис, который тебе обещал продать ее за наши пятнадцать тысяч?
– Ты сошла с ума, – выпалил Долгов.
Почему-то он точно знал, что именно она скажет, и даже был к этому готов.
– Дим, вы просто созданы друг для друга! Ты и эта машина! Ну, посмотри же на нее! Ну, она прямо твоя. Она больше ничьей быть не может.
То, что Алиса говорила теми самыми словами, которыми Долгов думал, его потрясло. Он даже себе не смел признаться в том, о чем думал, а она произнесла вслух.
А как же… нормальная жизнь, которая должна грянуть, когда закончатся гормоны?! Гипофиз и лобные доли?! Быть может, надпочечники?! Он же все знает о жизни, он врач, ученый и окончательный, бесповоротный материалист!
– Мы не можем ее себе позволить, – пробормотал Долгов. В конце концов, он никогда не сдавался без боя. – У нас даже на ужин не останется!
– У нас останется моя зарплата! – Она потянулась и поцеловала его. – А на ужин мы купим три литра кефира и выпьем! Дим, ну что ты ломаешься?! Мы должны ее забрать! Лучше всего прямо сегодня.
Он заплакал бы, или подхватил бы ее на руки, или прижал к сердцу, или опустился перед ней на одно колено – если бы он все это умел. Но он не умел.
В эту минуту он отчетливо понял, что все и всегда будет хорошо – и к черту гипофиз и лобные доли вместе с надпочечниками! Гормоны тут ни при чем.
Теперь я точно знаю, что такое любовь!..
– Дим!
– Я тебя люблю, – сказал он неловко. И от первого до последнего слова эта незамысловатая и не слишком новая фраза была чистой правдой. – Поняла?
– Поняла, – согласилась Алиса, глядя ему в глаза.
Долгов проездил на этой машине года три. Потом были другие, и ни одну из них он не обожал так, как свою «lady in red», в присутствии которой он раз и навсегда поверил в то, что любовь есть.
И доказательств никаких не нужно. Просто она есть, и все тут!..
По дороге он заехал к Абельману. Тот оперировал, и на месте его не было.
– Дмитрий Евгеньевич, – удивленно сказала секретарша Анна Ивановна и в волнении поднялась ему навстречу. – А Эдуард Владимирович в больнице! Его сегодня вообще не будет, он не собирался сюда!..
Прием Абельман вел в новеньком, с иголочки, медицинском центре на Сретенке, где были бесшумные лифты, светлые коридоры, ковры, вазы и охранники.
– Я знаю, – Долгов улыбнулся секретарше, которая с окружающим великолепием никак не вязалась, была простенькой, седенькой, с натруженными руками в синих венах. – Я, собственно говоря, именно к вам, Анна Ивановна!
– Ко мне?! – переполошилась она и прижала руки к груди, словно намереваясь помолиться. – Как же это вы… ко мне, Дмитрий Евгеньевич?!
Он продолжал улыбаться, и она вдруг засуетилась, выбежала из-за стола и стала спрашивать, не хочет ли профессор кофе или, может быть, поесть. Она не знала, что Эдуарда Владимировича не будет, и приготовила ему обед, потому что он приезжает из больницы страшно голодный! Она всегда ждет его с обедом, хотя ему и поесть некогда, он только заходит, а у него уже очередь сидит!
– Разогреть надо, я моментально, Дмитрий Евгеньевич!..
И она сделала движение, намереваясь броситься в кухоньку, чтобы разогреть Долгову обед.
– Спасибо, не нужно, Анна Ивановна!
– Да как же не нужно, вы ведь тоже, поди, после операции!..
– Анна Ивановна, вы записываете всех, кто звонит Эдуарду Владимировичу на этот телефон?
Секретарша моргнула. Вообще-то она была медсестрой, полжизни проработала в больнице вместе с Абельманом, и тот взял ее в свой медицинский центр, когда ему понадобился человек, который отвечал бы на звонки и поддерживал офис в порядке.
Он перевел ее в секретарши, определил зарплату вдвое больше той, которую она получала в больнице, и рабочий день с девяти до шести. Анна Ивановна считала Абельмана своим ангелом-хранителем, не уставала его благословлять и ставить за него в церкви свечки на все православные праздники.
– Зачем?! – веселился циничный, непочтительный и грубый Абельман, любитель неприличных анекдотов. – Я ведь не православный!
– Бог у нас один на всех, – строго отвечала Анна Ивановна. – И он все видит! И вашу доброту к нам, простым людям, без внимания не оставит!
То, что секретаршей была махонькая старушенция с пучком на затылке, а не юная красавица с персиковым загаром, как-то по-новому открыло Долгову глаза на однокурсника.
Вот так-то, милый мой, думал Долгов после визитов к Абельману в офис. Всех ты учишь быть расчетливыми, вечно ты ноешь, что денег тебе мало заплатили, вечно ты про состоятельных больных рассуждаешь и про то, что врач должен быть циничен и ко всем вопросам подходить с точки зрения собственной выгоды!.. Вот ты Анну Ивановну на работу взял – нашел выгоду? Мальчишке на прошлой неделе заячью губу оперировал, все отказались, а ты взялся, случай уж больно нерядовой. А мальчишкина мать бухгалтершей на консервном заводе служит – и здесь тоже выгоду нашел?!
Анна Ивановна с грохотом уронила со стола какую-то папку. Долгов быстро поднял.
– Промашку я допустила, да, Дмитрий Евгеньевич? Какую промашку-то?.. Говорите сразу, не мучьте!
– Никаких промашек, что вы! Просто мне нужно посмотреть, кто звонил Эдуарду Владимировичу двадцать шестого июня. – У секретарши был перепуганный вид, и Долгов решил ее успокоить. – У моей жены как раз день рождения двадцать шестого июня.
Он вспомнил тот день и поморщился от отвращения к себе.
После двадцать шестого в триста одиннадцатой больнице появился Евгений Иванович Грицук, жизнь встала на дыбы и понесла!..
Больной умер, Дмитрий Евгеньевич во всем обвинял себя, и с Алисой они ужасно поссорились именно после двадцать шестого!.. Долгову было невыносимо об этом вспоминать, особенно сейчас, когда все опять стало хорошо и когда он так сильно ее любил!..
– Я знаю про день рождения вашей супруги, – не моргнув глазом, сказала Анна Ивановна. – Мы всегда букет посылаем Алисочке! Эдуард Владимирович покупает, а я отсылаю!
Долгов засмеялся – приятно было вот так, среди дня, вдруг поговорить об Алисе – и секретарша приободрилась.
– А можно мне посмотреть звонки за двадцать шестое?
– Господи, ну, конечно, можно! Сейчас я тетрадь открою… Где же мои очки? Куда я их сунула?! Вечно теряю, никак не могу привыкнуть, а ведь раньше-то я, как орел, видела!..
Она выудила откуда-то очки, уселась за стол, открыла толстую тетрадь на пружинах и стала быстро листать.
– Так. Вот у нас июнь, значит! Двадцать первое, двадцать второе… Вот! Вот двадцать шестое!
Она пододвинула к нему тетрадь, поглядела и еще поправила так, чтобы ему удобней было читать.
– Спасибо, – пробормотал Долгов.
В списке было несколько фамилий – часть из них Долгов знал, часть не знал, вот его собственный звонок, он тогда просил Абельмана посмотреть кого-то, и …
И два звонка из двести девятнадцатой клинической больницы.
– А из нашей больницы кто звонил, вы не помните?
– Вот не помню, Дмитрий Евгеньевич! – Секретарша опять молитвенно сложила руки. – Как отрезало у меня! Эдик-то ведь об этом уж спрашивал! А я, колода старая, никак не вспомню! Вроде от главврача звонили.
– Точно?
– Вроде от него.
– А… вот тут везде фамилии, а здесь нет. Почему вы фамилию не записали? Не помните?
Анна Ивановна только моргала виновато.
– Много звонят, Дмитрий Евгеньевич, вот я и дала промашку!
– А может, тот, кто звонил, вам и не назвал фамилию? Сказал, что от главврача, вы и соединили?
Она задумалась, просветлела лицом и произнесла торжественно:
– Точно! Так оно и было! Вот вы молодец какой, Дмитрий Евгеньевич! А я все не могу с мыслями собраться, как же это вышло, что я фамилию-то не спросила! Точно так и было! А Эдик мой как раз недели за две у вас на базе консультировал кого-то, ну, в триста одиннадцатой то есть! Я и решила, что опять по тому делу, и перепросить – не переспросила! А что?! Случилось что? И Эдик волновался, и вы волнуетесь!
Человек позвонил, сказал, что из больницы, и его соединили с Абельманом. Фамилию свою он не назвал. Абельман ответил, и… что дальше?
Допустим, звонил главврач, хотя тот точно представился бы по фамилии, а не по номеру больницы, но допустим, допустим!.. Абельман взял трубку, главврач сказал, что это он, и попросил Эдика устроить больного в его собственную больницу?!
Чепуха какая-то.
– Анна Ивановна, – сказал Долгов задумчиво, – можно мне копию сделать с этого листочка?
– Сию минуту сделаю, конечно! Вам только один листочек, вот этот самый?
– Только один. За двадцать шестое.
Ксерокс выплюнул теплый листок, испачканный черным по краям, там, куда пришлись тетрадные пружины, и Долгов задумчиво сунул его в портфель.
Как правило, никто никогда не скрывается за анонимными телефонными звонками, когда просит положить больного в ту или иную клинику. В этом нет никаких секретов!.. Внутри медицинского сообщества все осведомлены – вот эта больница получше, а та похуже, зато там работает Оксана Степановна, а со щитовидкой – только к ней!.. Все также осведомлены и о том, кто из врачей чего стоит, кто в чем преуспел или, наоборот, в чем отстал, на чье профессорское звание можно вообще не обращать внимания, поскольку оно ничего не стоит, и кто из рядовых врачей блестящий диагност или хирург!.. Хлопотать «о своих» принято и считается вполне нормальным, и скрывать это странно и глупо!..
Кто хлопотал о Евгении Ивановиче?! Почему нет фамилии на листочке за двадцать шестое июня?! Кого он просил пристроить его в больницу, и этот «кто-то» потом просил Абельмана, а Абельман – Долгова?!
Странно. Странно и непонятно все это!..
Так же странно и непонятно, что Евгений Иванович принимал снотворное, думая, что принимает нитроглицерин! Он был мнительным человеком, в этом Долгов убедился лично, и вполне мог вбить себе в голову, что страдает тяжким сердечным недугом. Но таблетки нитроглицерина не перепутаешь ни с какими другими! Они крохотные, быстро тают во рту – если таблетки, а не капсулы. Капсулы тоже крохотные, красные и тоже очень легко узнаваемые! Если Грицук принимал нитроглицерин, значит, должен был знать, как он выглядит! Снотворные таблетки совершенно на сердечные не похожи!
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
