Татьяна Устинова - От первого до последнего слова (2007) (947043), страница 39

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 39)

Хромов замолчал и стал качать ногой.

– А почему вы Дмитриевич, и не Евгеньевич? – вдруг спросил Глебов. – Вот этого я не понял. Ваш отец ведь Евгений Иванович Грицук, а вовсе не Дмитрий Хромов.

– Так звали дедушку, – Хромов махнул рукой. – Мать умерла, и мы с братом взяли его фамилию. И отчество его взяли. Папашино оставлять не хотели. Ну, то есть я не хотел, а брат… Брат не понимал ничего. А маленький был такой веселый! Смышленый. У нас грузовик был красный, я его в нем катал. А заговорить он так и не заговорил. Папаша постарался.

– Н-да, – сказал Глебов.

Они опять замолчали, только трактор рычал под окнами.

Долгов представлял себе мальчишек – Костю и его брата. И красный грузовик представлял тоже.

…И все так бездарно! На что потрачена жизнь? Зачем? Кому это было нужно? Жизнь Кости Хромова теперь кончилась. Брат останется совсем один.

…Почему жизнь так несправедлива?

– Значит, книга ни при чем, – сам себе сказал Глебов. – Так я и думал.

– Какая книга?

– Ваш отец написал разоблачительную книгу, – пояснил Глебов адвокатским тоном. – И был уверен, что ему отомстят разгневанные политики и бизнесмены, которых он упоминает в этой книге.

– Да у него мания величия всю жизнь была! – махнул рукой Хромов. – А под старость вообще в маразм превратилась! Вот он и разоблачал всех подряд! Хотел, чтобы его по телевизору каждый день показывали! А его все не показывали!

– Да, – согласился Глебов. – Это я уже слышал от его жены.

Тут Долгов вдруг вспомнил.

– Михаил Алексеевич, у вас есть телефон Светланы Снегиревой?

– Конечно.

– Напишите, пожалуйста.

Глебов посмотрел на Долгова странно, но записал телефон на хрусткой бумажке, выдернутой из блокнота. Пока он писал, тяжелая ручка взблескивала золоченым корпусом. Андрей Кравченко не мог оторвать от нее глаз.

– Возьмите, Дмитрий Евгеньевич.

– Спасибо.

Они разговаривали обычными голосами, как будто ничего не случилось, как будто все в порядке, и в этом была еще какая-то дополнительная несправедливость!..

– И за охраной, наверное, нужно сходить, – морщась, произнес Долгов, словно говорил, что нужно сходить во вторую хирургию.

– Жалко, что я проиграл, – сказал Хромов спокойно. – А мог бы выиграть! Уже почти выиграл! И деньги бы получил, и тебя бы со свету сжил, чертов маменькин сынок, знаменитость наша!..

– За охраной я схожу, – быстро предложил Глебов и вышел из кабинета, ни на кого не глядя.

– Да ладно тебе, Кость, – сказал Долгов устало, глядя в закрывшуюся дверь. – Ты человек несчастный, конечно, но я тут ни при чем! И Екатерина Львовна ни при чем. И Светлана Снегирева ни при чем. Ты-то невменяемым не прикидывайся, ради бога!..

Хромов хотел что-то сказать, но не стал и отвернулся к окну.

– А это вам, – Долгов аккуратно положил бумажку из глебовского блокнота на край стола перед Андреем Кравченко. – Выбор за вами.

Каждый выбирает по себе, вспомнилось ему откуда-то, женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку, каждый выбирает по себе!..

Когда Хромова увели и Глебов уехал, они остались вдвоем и еще немного посидели.

Все было сказано от первого до последнего слова, и теперь можно продолжать жить дальше.

– Я должен ехать, – произнес наконец Долгов. – Извините меня, пожалуйста.

– Что? А, конечно!

Андрей тяжело поднялся, сгорбился, как старик, и пошел к двери.

– Телефон, – напомнил Долгов.

– Нет, – сказал Кравченко и покачал головой. – Он мне не нужен. Если бы я его убил, я бы, наверное, позвонил. А так… не буду.

Долгов кивнул.

Он очень устал и очень хотел домой.

– А здесь точно все будет хорошо?

– Что ты меня в десятый раз одно и то же спрашиваешь?

– Эдик, меня по телевизору каждый день показывают, а я приехала эпиляцию делать! А вдруг завтра в газетах напечатают, что у Татьяны Красновой проблема с кожей и волосами, которые на ней растут!

– Дура! – необидно и нежно сказал Абельман и быстро поцеловал ее куда-то за ухо. Он был выше, и его внезапные поцелуи приходились все время на разные, не слишком традиционные места. – Все здесь отлично, и никаких автографов, и проблемы свои с эпиляцией ты решишь раз и навсегда! Я же тебе говорил уже! Нав-сег-да!

– Ну и говорил, подумаешь, можно еще разок сказать!

– Так я и говорю!

– Что ты говоришь?

– Что я тебя люблю.

Таня засмеялась.

– Я у тебя спрашивала про клинику, а не про любовь! У тебя какие-то узконаправленные мысли, Эдик!

– «Линлайн» – самая известная сеть, и репутация у них стопроцентная. Давай лучше поцелуемся?

– Как?! Прямо здесь?!

– Да сказал же, ничего тебе здесь не угрожает!..

Пока они препирались таким образом, за ними открылась и закрылась какая-то дверь с матовым, сияющим уютным светом стеклом, и произошло движение.

Абельман оглянулся.

– Здравствуйте, Юлия Юрьевна!

– Здравствуйте, Эдуард Владимирович! – Энергичная, ухоженная дама улыбалась им хорошей улыбкой.

– Танюш, это Юлия Юрьевна, директор клиники, а это Татьяна Краснова, она работает…

– Я знаю, где именно она работает! – весело перебила его дама. – Я же живу в этой стране, Эдик! А в этой стране Татьяну знает каждый.

– Спасибо вам большое, – пробормотала Таня. – А мне кажется, я вас знаю. Мы с вами встречались! В Екатеринбурге, да?

Дама кивнула.

– Ну да. У нас был юбилей региональной клиники, и вы его вели, Татьяна.

– Точно, – Таня посмотрела на даму с интересом. – Мы с вами разговаривали даже! Вы меня приглашали к себе в клинику, а я…

– А вы отказались, – легко закончила Юлия Юрьевна. – Ничего удивительного, вы про нас тогда ничего не знали! Хорошо вот, Эдуард Владимирович объяснил.

– Объяснил, – согласился Абельман.

– Мы тогда вас приглашали в рекламную кампанию «Линлайна», но мы так ни о чем и не договорились!

– Я очень серьезно к этому отношусь, – сказала Таня твердо. – Правда, Юлия Юрьевна! Как я могу рекламировать что-то, в чем ничего не понимаю? У меня репутация!

– У нас тоже репутация, и я надеюсь, мы с вами друг друга не подведем. РЭЙ-эпиляция хороша отсутствием побочных эффектов и полной безболезненностью! Впрочем, вы сами убедитесь.

– Танюш, – вмешался Абельман. – Пока ты будешь убеждаться, я поеду, ладненько? У меня еще консультация, а вечером теннис с ребенком. Я его заберу из дома и привезу обратно домой, так что не волнуйся! Юлия Юрьевна, любите ее изо всех сил, она этого достойна!

– Что ты говоришь?!

– Я постараюсь, Эдуард Владимирович!

Абельман быстро поцеловал Таню, расшаркался с директрисой, покивал секретарше, которая ему улыбалась, и напоследок еще сказал Тане, чтобы не отказывалась, если будут предлагать деньги.

– Болтун, – сказала Таня.

– Отличный врач, – возразила Юлия Юрьевна, и они посмотрели друг на друга со стопроцентным женским пониманием.

Все хорошо? Это Таня спросила сама у себя и прислушалась к своему внутреннему состоянию.

Все хорошо. Все так хорошо, что даже страшно немного – кажется, что так хорошо быть не может.

Утром она проснулась оттого, что солнце шпарило в открытые окна – очень теплая осень выдалась в Москве! – оттого, что пахло кофе и дымом от костра. Ритуся жгла во дворе листья, а Абельман варил кофе. Таня никогда его не провожала – он очень рано уезжал и сердился, когда она вскакивала, чтобы его проводить. Пижамы остались в прошлом – собственно, все осталось в прошлом, и Тане не хотелось об этом вспоминать!

Он был очень занят, все время на работе, но вот выбрал время, чтобы отвезти ее в «Линлайн», потому что дурацкая эпиляция замучила ее, и она очень этого стеснялась!

– Татьяна? Проходите сюда, пожалуйста!

– Если бы вы знали, – серьезно сказала Таня Юлии Юрьевне. – Как мне надоели проблемы! Может такое быть, чтоб их не было? Вообще?

– Вообще, не знаю, – тоже серьезно ответила директриса. – Наверное, нет, Таня. Но частично мы вас от них избавим!..

Долгов ехал из больницы, когда позвонил Абельман. Телефон у Долгова трезвонил, не переставая, и Абельман вывалился третьей линией, но ему Долгов не мог не ответить.

– Хочешь, анекдот расскажу? – спросил Эдик, как только Долгов переключился на него.

– Нет!!

– Ну, как хочешь, – легко согласился Абельман. – А ты знаешь, что такое заднее ушко?

Долгов ответил, не раздумывая ни секунды:

– Это такая область, латерально от отверстия венечного синуса, между устьем нижней полой вены и правым атриовентрикулярным отверстием. Покрыта сетью низких мышечных балочек. А что?

– Молодец, – похвалил Абельман. – Вот за что я тебя уважаю, так это за образованность!

– Эдик, ты чего звонишь? У меня две линии висят! Ты третий.

– Вы сегодня вечером дома?

– Вечером – это когда?

– Ну, часов в восемь?

– Ну, я не знаю, приеду ли к восьми, а Алиса дома. А что такое?

– Я хочу вас познакомить с Таней Красновой.

– С ума сошел? – осторожно спросил Долгов. – Мы знакомы давно!

– Да нет, я хотел серьезно познакомить! Ну, с далеко идущими намерениями!

– Ты что, жениться, что ли, собрался?!

– А что в этом такого? – вскричал Абельман. – Ты женился, а мне нельзя, да?!

Долгов растерялся. Он никогда не умел разговаривать такие разговоры.

– Нет, почему же, – забормотал он, – конечно, можно… Это даже хорошо, наверное, но все же она звезда, а ты врач… У вас жизнь совершенно разная…

– А мне наплевать, какая у нас жизнь, – сказал Абельман. – Главное, что мы одинаковые! А жизнь пускай будет разная, так даже забавнее.

Он помолчал и добавил:

– Вот я вчера приехал не то чтобы навеселе, приехал пьяный, как свинья. И она мне ни слова не сказала, представляешь?! Ни одного! Она мне аспирин вкрутила и спать уложила! А ты говоришь – жизнь разная!..

Как обычно, Долгов из его выступления услышал только то, что хотел и мог услышать.

– У тебя операция утром была, – сказал он негромко, – а ты вчера пьяный приехал! Между прочим, ты пластический хирург.

– Я помню.

– И делаешь людям новые лица, Эдик!

– Сегодня утром, – торжественно объявил Абельман, – я делал как раз жопу!..

...

Клятва Гиппократа

Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучить, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никакому другому.

Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости.

Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария.

Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. …

В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной.

Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

Характеристики

Список файлов книги