Татьяна Устинова - От первого до последнего слова (2007) (947043), страница 31
Текст из файла (страница 31)
– У меня серьезные намерения, – объявил он, разглядывая ее. – Зря я, что ли, ел воблу у вас на террасе? После такого… интима любой мужчина должен жениться. Ну, если он честный человек, конечно!..
Должно быть, «серьезные намерения» – это старо и глупо, но Тане понравилось это выражение, и она хотела ему сказать, что понравилось, но у него зазвонил телефон, и оказалось, что это приехал профессор Долгов, и Таня пошла его встречать, решив, что про Новый год подумает завтра или послезавтра.
Или осенью. Или зимой. В конце концов, времени у нее много.
– Татьяна?
Высокий плечистый человек, на голову выше ее Абельмана, в безупречном костюме, в белоснежной рубашке, в консервативном до умопомрачения галстуке и начищенных до блеска ботинках, улыбался ей сдержанной улыбкой и выделялся из толпы, как БТР, водруженный в середину клумбы с ромашками.
– Моя фамилия Долгов. Эдуард Владимирович говорил, что мы с вами можем встретиться.
– Можем, – согласилась Таня в некотором замешательстве. – Я как раз за вами и пришла!
…Вот этот тип и есть сто раз упомянутый в преданиях Долгов?! Светило, доктор медицины, выдающийся хирург и все такое прочее?!
Пока он вытаскивал паспорт, чтобы показать милиционеру, лез во внутренний карман и долго там шарил, Таня специально посмотрела на его руки.
Ну, конечно!.. Разумеется, запонки, и разумеется, бриллиантовые, полыхнувшие, когда он все-таки вытащил паспорт, хищным голубым огнем.
За эти запонки с голубым огнем Таня его моментально возненавидела.
Что там Абельман говорил про то, что Долгов ведущий специалист, лидер лапароскопической хирургии?!
Он самоуверенный богатый выскочка, торгующий в храме, делец от хирургии, и больше ничего, вот как Таня его определила!..
С замороженной улыбкой, не без умысла подняв брови, она смотрела, как Абельман радостно здоровается с «выскочкой», как они улыбаются и трясут друг другу руки, и Абельман спрашивает у Долгова, как он, Долгов, а Долгов у Абельмана, как он, Абельман!
– Может быть, присядем? – предложила она холодно, и Эдуард Владимирович быстро на нее посмотрел, не понимая, отчего такая резкая перемена. Только что улыбалась и была мила, и вдруг – на тебе!
– Дим, ты ничем Танечку не обидел? А то знаю я тебя!
Долгов вдруг смутился, как мальчик.
– Да я и не успел бы. Я только приехал!
– Никто меня ничем не обидел, – отчеканила Таня. – Давайте, может быть, присядем и поговорим. У меня времени не слишком много! Сейчас студию посадят, и я пойду на запись.
– Студию? Куда ее посадят? – Это спросил Абельман.
– В тюрьму всех скопом? – Это уже Долгов, у которого из головы не шел тот человек, который сказал, что убил Грицука, и собирался идти за это преступление в тюрьму.
– Зрителей посадят в студию, – объяснила Таня, – и мне надо на запись. Вас зовут Дмитрий Евгеньевич, правильно я запомнила?
– Да. У меня даже визитная карточка есть! – Долгов опять полез во внутренний карман, извлек из него бумажник и стал в нем рыться. Все ждали. Визитная карточка все не находилась.
Делец от медицины глянул на Таню, покраснел и стал рыться еще активнее.
Таня ждала с интересом. Ей понравилось, что он покраснел и что он роется в собственном бумажнике, будто это чужая кладовка – ничего невозможно найти!
– Не знаю, куда они делись, – пробормотал Долгов. – Наверное, закончились. Нет, ну я же должен дать вам визитку! Кажется, больше ни одной нету!
– А что есть? – живо спросил Абельман.
– Вот сто долларов, – обреченно ответил Долгов, не переставая рыться.
– Ну, дай хоть сто долларов, и дело с концом!
Тут Долгов захохотал.
Он хохотал от души, громко, откидывая лобастую голову, но быстро перестал смеяться, словно приказав себе остановиться.
– Простите, – сказал он Тане тихим голосом, который решительно не вязался с его громким мальчишеским смехом. – Нет визитки. Но если вам понадобится мой телефон, я на бумажке напишу, и вы сможете мне позвонить. Ну, это если помощь будет нужна.
– Спасибо, – сказала Таня. – Дмитрий Евгеньевич, Евгений Иванович Грицук лежал в вашей больнице?
– Она не моя, но лежал он у нас. В триста одиннадцатой клинической больнице.
– Вы его лечили?
– Нет.
– Как?! – поразилась Таня.
– Его не от чего было лечить. По крайней мере, по моему профилю у него не было никаких заболеваний.
– А какой у вас профиль?
Широченные плечи дрогнули под безупречным пиджаком.
– Общая хирургия, онкология и так далее. Мне позвонил вот… Эдуард Владимирович и попросил взять в нашу больницу человека, которому просто нужно полежать в больнице. Из-за какого-то скандала.
– Про скандал я, по-моему, не говорил, – вставил Абельман.
– Ну, может, и не говорил. Но я его взял. Мы сделали все обследования, анализы, томографию всего, что только можно было. Он был здоровым человеком, но очень мнительным и не слишком симпатичным.
Таня все смотрела на Долгова, просто глаз не отрывала. Запонки и ботинки ее возмущали, а то, как он говорил, как смотрел, как двигались большие руки с очень коротко обрезанными ногтями, ей… нравилось. И эта двойственность впечатления раздражала ее.
– А это нормальная практика, когда вас просят просто так положить в больницу человека? – И тут она перевела взгляд с Долгова на Абельмана.
Тот ей подмигнул, словно она была его подружкой, а не знаменитостью и телевизионной ведущей на Первом канале!..
Долгов тоже глянул на Абельмана, а тот на Долгова, и за них обоих ответил Эдуард Владимирович, очень проникновенно ответил.
– Танечка, – сказал он. – Ну, что вы из себя строите святую? Ну, конечно, это принятая практика, особенно когда кто-нибудь просит из начальства или из своих! Мало кому что нужно перележать в больнице! Вы в вашей передаче сто раз про то рассказывали! Вызывают человека, к примеру, в прокуратуру, а он прийти не может, потому что находится при смерти в такой-то больнице! Иногда бывает, что в нашей больнице он из этого предсмертного состояния никак выйти не может, и тогда его везут – заметьте, всегда специальным санитарным самолетом! – например, в Лондон. В Лондоне он волшебным образом выздоравливает в первый же день после прилета и начинает радостно скакать по инстанциям и просить политического убежища! Что тут такого?..
– Грицук был именно из таких больных?
Долгов кивнул.
– Татьян, а можно мне у вас тоже спросить?
Она удивилась.
– Спрашивайте, конечно!
– А вы не знаете, кем он был до того, как стал писателем? Откуда у него связи?
Таня прищурилась.
– А вы не знаете?..
– Откуда? Я не читал его книг и вообще жизнью писателей не слишком… увлекаюсь! За него просил мой друг, а остальное меня не интересовало!
Тут Долгов пожал плечами, и она поняла, что он не врет.
Таня вздохнула. Может, он и вправду хороший врач?.. Он не врет, не рисуется, легко смущается, и вообще они с Абельманом чем-то похожи, не внешне, а некоей внутренней сущностью. А в то, что Абельман – хороший врач, она верила безусловно.
– У него было много всяких должностей. Он работал в администрации президента еще при Ельцине. По слухам, начальник ельцинской охраны, который был тогда в фаворе, познакомил его с министром сельского хозяйства и с тогдашним генеральным прокурором. Из администрации он ушел в правительство, стал заместителем министра этого самого сельского хозяйства и занимался земельным кадастром. Потом ушел и оттуда и заимел небольшой, но прибыльный бизнес. Какой именно, я не знаю.
– Бизнес? – перебил Долгов. – Просто так бизнес заиметь трудно!
– Это нам с тобой трудно, Дмитрий Евгеньевич, – буркнул Абельман. – Потому что мы ничего не смыслим ни в бизнесе, ни в кадастре! И с генеральным прокурором нас никто не знакомил!..
Таня весело посмотрела на них обоих, удрученных тем, что ни один из них не заимел свой бизнес!
– Из того, что нашел Василий Павлович, мой редактор, понятно, что бизнес он получил не просто так, а за некие услуги.
– Какие?
– Вместе с министром и еще одним заместителем, кажется, по фамилии Снегирев, они распродали какие-то участки земли под дома и строительство предприятий. Говорят, что получили не просто миллионы, а много миллионов. Когда все это вскрылось, Евгений Иванович был уже ни при чем. Занимался своим свечным заводиком и в ус не дул. Вроде бы его прикрыл генеральный прокурор, который тоже получил свои гектары подмосковного леса. Кстати, по этому делу так никто и не сел, хотя следствие тянулось долго. Возможно, и сейчас дело не закрыто, но это мы не проверяли.
Таня перевела дух.
– Танечка, – сказал Абельман умильно, – вы говорите так, как будто ведете программу! Словно песню поете!
– Это комплимент?
– А шут его знает, – Абельман беспечно пожал плечами. – Мне лично больше нравится, когда вы говорите как человек, а не как звезда.
– У каждого свои привычки, – тихо произнес Долгов. – По-моему, Татьяна говорит просто отлично.
– Дмитрий Евгеньевич, если ты будешь к ней приставать, я тебя убью. И женюсь на Алиске. Будешь знать.
– Я не пристаю.
– Пристаешь, я же вижу.
– Слушайте, это невозможно, – засмеялась Таня Краснова. – Мы вроде бы о серьезных вещах разговариваем!..
Оба тут же скроили серьезные физиономии и повернулись к ней.
– То есть вы хотите сказать, что никакой врачебной ошибки не было?
– Не было. Мы его вообще не лечили. А когда не лечишь, трудно сделать ошибку именно в лечении!
– И дело не в том, что вы просто упустили момент, когда его еще можно было спасти?
– Татьян, – сказал Долгов терпеливо, – ну, теоретически у нас всех есть некий шанс умереть сию минуту. Он ничтожно мал, но он есть. Помните про то, что человек не просто смертен, а внезапно смертен? Но никаких диагнозов, не совместимых с жизнью, у него не было!..
Таня немного подумала.
– Та-ак, – протянула она. – А его могли… ну, я не знаю… убить?
– Зачем его убивать?
– Я не знаю, Дмитрий Евгеньевич! Просто у нас ходят всякие слухи, и наш генеральный продюсер нервничает, и кто-то наверху нервничает тоже! Вы видели ту нашу программу?
Долгов отрицательно покачал головой.
– Я видел, – встрял Абельман. – Не программа, а маразм. Извините меня, Танечка!
– Из программы следовало, что после разоблачительной книги на писателя Грицука были устроены гонения – не зря он у вас оказался! Раз лег в больницу, значит, ему было от кого скрываться. Это возможно?
– Я не знаю, Татьяна!
Она вдруг рассердилась.
– Да что такое, Дмитрий Евгеньевич, что у вас ни спросишь, вы ничего не знаете!
– Спросите у меня про язву желудка, – предложил Долгов и улыбнулся. – Или про мочекаменную болезнь. Вот про это я все знаю.
– Но к вам в больницу никакие темные личности не приходили? Евгения Ивановича не спрашивали? На черной лестнице не дежурили и на крышах в камуфляже не залегали?
– Нет, не залегали. Насколько я знаю, к нему приходила жена, приносила какие-то вещи. Но сам я ее не видел.
Таня вытаращила глаза.
– Жена?! У него не было никакой жены! У него остался племянник, единственный наследник!
– Мне сестры сказали, что приходила жена, молодая и красивая, и они еще обсуждали, что у такого засран… извините… у такого неприятного человека такая красивая жена!..
Таня быстро соображала.
– Так, – молвила она. – Значит, жена. А может, это никакие не врачебные ошибки и не политическое убийство, а просто бытовуха?!
– Что?
– Ну, если он не сам умер, а его убили, может быть, это родственники постарались?
Долгов уставился на нее. Ему это в голову не приходило. Вот что значит никогда в жизни не смотреть сериалы про трупы!
– Послушайте, коллеги, – лениво протянул Абельман, – а с чего вы все взяли, что его убили? Ну, что он не сам перекинулся? В заключении ясно сказано – остановка сердца!
Долгову не хотелось рассказывать про странные таблетки, которые забрал Глебов, и про Екатерину Львовну с проломленной головой. Татьяну Краснову он видел первый раз в жизни, не слишком ей доверял и не собирался, в отличие от Абельмана, провести с ней остаток жизни!
Поэтому он просто объяснил, что Евгений Иванович часто упоминал о том, что его собираются убить, и довел этими рассказами весь персонал до белого каления.
– Дмитрий Евгеньевич, – начала Таня. – Давайте так. Я разузнаю про родственников и наследников, а вы попробуете выяснить что-нибудь про жену. Ну, хотя бы как ее зовут. Может быть, что-то прояснится. Еще хорошо бы узнать, было ли завещание и есть ли что завещать.