Германский мастерер и его время (553387), страница 63

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 63)

желая продолжить: - опять то же всеобщее, лживое опьянение", но при виде

сияющего Хайдеггера слова застряли у меня в горле... Перед одурманенным

Хайдеггером я оказался бессилен. Я не сказал ему, что он на ложном пути. Я

уже не доверял его изменившемуся характеру. От той силы, к которой теперь

примкнул Хайдеггер, я чувствовал угрозу и для себя самого..." [1]

В представлении же Хайдеггера это была спасительная сила. Хайдеггер,

сам с таким удовольствием занимавшийся профессиональным трудом мыслителя,

теперь требовал суда над философией. Во время последнего разговора с

Ясперсом "он сказал слегка сердитым тоном: это безобразие, что существует

столько профессоров философии - во всей Германии следовало бы оставить двух

или трех" [2]. На вопрос

1 Ясперс К. Философская автобиография, цит. по: Хайдеггер/Ясперс.

Переписка. С. 347-348.

2 Там же. С. 347.

317

Ясперса "Кого же?" последовало многозначительное молчание. Речь идет о

философском сальто-мортале, прыжке в примитивность. В докладе, прочитанном

перед тюбингенскими студентами 30 ноября 1933 года, Хайдеггер, судя по

газетному репортажу, недвусмысленно высказался в пользу именно такой

позиции: "Быть примитивным - значит по внутреннему побуждению и порыву

стоять там, где вещи начинаются; быть примитивным - это быть движимым

внутренними силами. Именно потому, что новый студент примитивен, он призван

удовлетворить новые требования, предъявляемые к знанию".

Так может говорить человек, который хочет разрубить гордиев узел

действительности, который с яростью отбрасывает прочь утомительные

утонченные подробности собственного мышления о бытии. Внезапно дает о себе

знать жадная тяга к конкретности, к компактной действительности, и вот

философия-затворница уже ищет возможности окунуться в толпу. Это плохое

время для дифференцирования, и Хайдеггер даже отказывается от самого

известного из введенных им различий - от различия между бытием и сущим, -

давая понять, что бытие наконец вплотную приблизилось к нам, что "мы

находимся в подчинении у новой действительности, облеченной властью отдавать

приказы".

То, что скрывается за этой фразой, Ханна Арендт позднее, в своем

большом исследовании "Истоки тоталитаризма", определит как "союз между

толпой и элитой". Духовная элита, утратившая в ходе Первой мировой войны

традиционные ценности вчерашнего мира, сожгла за собой мосты в тот самый

миг, когда фашистские движения пришли к власти. "Послевоенная элита желала

разрушить себя, растворившись в массе".

В "водовороте философских вопросов", как раньше говорил Хайдеггер,

тонут наши "самоочевидные" представления о действительности. Теперь

происходит обратное: Хайдеггер вверяет свою философию водовороту

политической действительности. Но он поступает так лишь потому, что в это

мгновение действительность представляется ему воплотившейся в жизнь

философией.

"Немец, рассорившийся сам с собой, непоследовательный в мыслях, с

расщепленной волей и потому бессильный в действии, теряет силу в утверждении

собственной жизни. Он мечтает о праве на звездах и теряет почву под ногами

на земле... В конечном итоге немцам всегда оставался только путь внутрь

себя. Будучи народом певцов, поэтов и мыслителей, немцы мечтали тогда о

мире, в котором жили другие, и только когда нужда и лишения наносили этому

народу бесчеловечную травму, тогда, может быть, на почве искусства

произрастало желание нового подъема, нового царства, а значит и новой жизни"

[1].

318

Тот, кто здесь выступает как воплощение тайных чаяний художников и

поэтов, - Адольф Гитлер; а цитируется его речь, произнесенная в "День

Потсдама", 21 марта 1933 года.

Карл Краус [2] как-то заметил, что ему нечего сказать по поводу

Гитлера. Хайдеггер не только мог многое сказать о Гитлере, но, как он заявил

в 1945 году Комиссии по чистке Фрайбургского университета, верил в него. В

протоколе Комиссии по чистке мы находим краткое резюме показаний Хайдеггера:

"Он верил, что Гитлер перерастет партию и ее доктрину и сможет направить

движение, в духовном плане, по другому пути - так, чтобы все соединилось, на

почве обновления и сплочения сил, в единое чувство ответственности западной

[культуры]".

Объясняя впоследствии свою связь с национал-социализмом, Хайдеггер

всегда пытался представить дело так, будто его тогдашнее поведение

диктовалось соображениями трезвого политического расчета и сознанием своей

социальной ответственности. Но в действительности в тот первый год нового

режима он был попросту очарован Гитлером.

"Как может такой необразованный человек, как Гитлер, управлять

страной?" - в растерянности спросил Ясперс у Хайдеггера, когда тот в

последний раз гостил у него в доме в мае 1933 года. Хайдеггер на это

ответил: "Образование совершенно не важно... вы только посмотрите на его

великолепные руки!" [3]

1 Фест И. Адольф Гитлер. Биография. Пермь: Алетейя, 1993. Т. 2. С

268-269.

2 Карл Краус (1874-1936) - австрийский писатель, публицист, филолог.

Издавал и редактировал журнал "Факкель" (1899-1936); автор философской

антивоенной драмы "Последние дни человечества" (1918-1919).

3 Ясперс К. Философская автобиография, цит. по: Хайдеггер/Ясперс.

Переписка. С. 347.

И отнюдь не тактическим маневром, не внешним приспособленчеством, а

выражением подлинного душевного порыва были слова, которыми Хайдеггер 3

ноября 1933 года закончил свое "Обращение к немецким студентам" (по поводу

референдума о выходе Германии из Лиги Наций): "Не научные положения и не

"идеи" должны быть правилами вашего бытия. Сам фюрер, и только он один, есть

сегодняшняя и будущая немецкая действительность и ее закон".

319

В письме Хансу-Петеру Хемпелю, который напомнил ему об этом

высказывании, Хайдеггер дал следующее объяснение: "Если бы я имел в виду

только тот смысл, который постигается при беглом прочтении, я выделил бы

разрядкой слово "фюрер". Действительно же выделенное разрядкой слово "есть",

напротив, подразумевает... что "в первую очередь и всегда ведомыми бывают

сами фюреры" - они ведомы судьбой и законом истории".

Итак, в письме 1960 года Хайдеггер в качестве оправдания ссылается на

то, что в процитированном нами одиозном высказывании имелось в виду нечто

совершенно особенное, ускользающее от внимания при беглом чтении. Но эта

"особенная" мысль совпадает с тем образом фюрера, который всегда создавал

сам Гитлер: она сводится к представлению о Гитлере как о воплощении судьбы.

Хайдеггер действительно воспринимал Гитлера именно так.

Хайдеггер сознательно умалчивает о том обстоятельстве - которое только

и придавало его высказываниям и его деятельности в первые месяцы нового

режима их подлинный смысл и их особый пафос, - что национал-социалистская

революция стала мощным стимулом для его философствования, что в перевороте

1933 года он увидел фундаментальное метафизическое событие, метафизическую

революцию: "полное преобразование нашего немецкого бытия" (Тюбингенская

речь, 30.11.1933). К тому же, по его тогдашнему мнению, это был такой

переворот, который не просто касался жизни немецкого народа, но и открывал

новую главу в истории Запада. Для Хайдеггера речь шла о "втором великом

вооруженном походе" - втором после "первого начала", которое было заложено

греческой философией и явилось истоком западной культуры. Этот второй

вооруженный поход стал необходим потому, что импульс первого начала за

истекшее время оказался растраченным. Греческая философия поместила

присутствие человека в открытое пространство неопределенности, свободы и

сомнительности. Но со временем человек снова забился в скорлупу своих

мировоззренческих и ценностных представлений, своей технической и культурной

устроенности. На заре греческой цивилизации человечество пережило миг

подлинности. Но потом всемирная история вновь вернулась в тусклый полумрак

неподлинности, в платоновскую пещеру.

Хайдеггер воспринял революцию 1933 года как коллективный побег из

пещеры, как прорыв в то открытое пространство, которое прежде открывалось

лишь индивидуальному философскому вопрошанию и мышлению. Для него вместе с

революцией 1933 года пришел исторический миг подлинности.

320

Хайдеггер, конечно, реагировал на действительные политические события,

и его деятельность развертывалась в реальной политической сфере - однако

управляла его реакциями и действиями сила философского воображения. И эта

сила философского воображения превращала сферу политической жизни в

подмостки историко-философского театра, на которых разыгрывалась пьеса из

репертуара истории бытия. В зеркале сего грандиозного воображаемого действа

едва ли можно было узнать черты подлинной истории, но ведь дело было совсем

не в том. Хайдеггер хотел поставить собственную историко-философскую драму,

хотел сам набрать для нее актеров. Правда, во всех своих речах,

произнесенных в те месяцы, Хайдеггер ссылался на "власть отдавать приказы",

коей обладает "новая немецкая действительность", однако - и он не оставлял

на этот счет никаких сомнений - именно его философия должна была раскрывать

подлинный смысл приказов. Философии предстояло таким образом вводить людей в

сферу действия этих приказов, чтобы люди могли преобразовываться изнутри.

Поэтому Хайдеггер организовал "лагерь науки"; поэтому читал лекции для

безработных, которых специально приглашал в университет; поэтому выступал с

бесчисленными воззваниями, обращениями, призывами, в которых пытался

углубить повседневные политические события, чтобы приспособить их к

воображаемой метафизической сцене. Он полагал, что философия только тогда

может осуществлять подобного рода власть, когда говорит не "об" отношениях и

событиях, а "исходя из них". Философия сама должна стать частью той

"революционной действительности", о которой она говорит. "Она [революционная

действительность. - Р. С] познаваема только для того, кто обладает

правильным чувственным восприятием, позволяющим ее пережить, а не для

стороннего наблюдателя... ибо революционная действительность не есть нечто

наличное; в ее сущности заложено то, что она развертывается впервые... Такая

действительность требует к себе совсем иного отношения, нежели фактичное

положение вещей" (Тюбингенская речь, 30.11.1933).

Хайдеггер всегда отстаивал тот основополагающий принцип, что наше

бытие-в-мире определяется настроением; потому он и теперь принял за исходный

пункт революционное настроение перелома, прорыва в новую действительность,

формирования нового сообщества. Государственные репрессии, неистовство

черни, антисемитские акции представлялись ему неприятными побочными

явлениями, с которыми необходимо мириться.

321

Итак, пытаясь представить себе тогдашнего Хайдеггера, погруженного в

свои грезы об истории бытия, мы понимаем, что его движения на политической

сцене - это сомнамбулические движения философа-мечтателя. Позже в письме

Ясперсу (8.4.1950) он признается, что в политике "мечтал" и потому совершал

ошибки. Однако признать, что он совершал ошибки в политике, потому что

мечтал в философии, Хайдеггер не сможет никогда. Ведь как философ, который

хотел исследовать историческое время, Хайдеггер вынужден был отстаивать - в

том числе и перед самим собой - свою философскую компетентность в

интерпретации политико-исторических процессов.

Другое дело, если бы Хайдеггер бросился в политическую авантюру,

начисто забыв о философии; если бы в своих действиях он не ориентировался на

собственное философствование и не руководствовался им. В таком случае можно

было бы сказать, что он действовал вопреки своей философии или что по ходу

его деятельности у него сгорели "философские предохранители". Однако в

действительности все было не так. Он имел определенные философские

соображения по поводу Гитлера, он ввел в игру философские мотивы и даже

соорудил воображаемую сцену для исторических событий. Философия должна

"овладеть своим временем", писал он в 1930 году. И чтобы не пришлось

Характеристики

Список файлов учебной работы