Германский мастерер и его время (553387), страница 52
Текст из файла (страница 52)
дома зажженную матерью свечу и, защищая пламя рукой, шел через площадь к
церкви, а там стоял у алтаря, кончиками пальцев поднимая наверх стекавший
воск, чтобы свеча горела дольше. И все-таки свеча в конце концов догорала,
он ждал этой минуты, хотя и пытался ее оттянуть.
Если драма присутствия состоит из двух актов - ночи, в которой оно
возникает, и дня, преодолевающего ночь, - то можно сказать, что Кассирер
направлял свое внимание сразу на второй акт, то есть на день культуры; для
Хайдеггера же был важен только первый акт, он вглядывался в ночь, из которой
мы все пришли. Его мышление фиксировало то Ничто, на фоне которого только и
может выделяться Нечто. Один философ обращался к проистекшему, другой - к
истоку. Один всю жизнь занимался тем домом, который воздвигло для себя
человечество; другой завороженно застыл перед бездонной тайной creatio ex
nihilo [1], которая возобновляется всякий раз, как человек пробуждается от
сна повседневности и осознает смысл собственного вот-бытия.
1 Сотворение (мира) из Ничто (лат.).
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Второй главный труд Хайдеггера, не признанный в качестве такового:
лекции по метафизике 1929-1930 годов. О скуке. Тайна и внушаемый ею ужас.
Хайдеггер пробует свои силы в натурфилософии. От камня к сознанию. История о
том, как открылся некий просвет.
263
Когда Мартину Хайдеггеру в феврале 1928 года предложили занять кафедру
Гуссерля во Фрайбурге, он написал Карлу Ясперсу: "Фрайбург вновь станет для
меня испытанием - есть ли там что-то от философии или все грязнет в
учености" (24.09.1928, Переписка, 163). Хайдеггер хотел подвергнуть
испытанию самого себя. И дело тут было не только в искушении ученостью - его
недавно обретенная слава тоже создавала проблемы. "Менее приятна для меня
публичная жизнь, в которую я угодил", - жаловался он Ясперсу 25 июня 1929
года (Переписка, 186). Между тем доклады Хайдеггера стали пользоваться
большой популярностью. Зигфрид Кракауэр рассказывал о докладе, с которым
Хайдеггер выступил 25 января 1929 года перед Кантовским обществом во
Франкфурте-на-Майне: "Остается еще упомянуть, что имя оратора привлекло
изрядное количество не вполне подготовленных в философском плане слушателей,
которые, однако, с охотой углубились в дебри труднейших дефиниций и
разграничений".
Конечно, Хайдеггер наслаждался и своими выступлениями, и своей славой.
Он почувствовал себя польщенным, когда Ясперс сообщил ему, что теперь и в
гейдельбергском семинаре читают и обсуждают "Хайдеггера". Но Хайдеггер не
хотел, чтобы его знали только как автора "Бытия и времени". В письмах
Ясперсу он принижал значение этой работы: "Я уже и забыл, что сам недавно
опубликовал так называемую книгу" (24.9.1928, Переписка, 163).
В первые годы после публикации "Бытия и времени" Хайдеггеру постоянно
приходилось сталкиваться с тем обстоятельством, что философская
общественность ждала от него систематически завершенного и охватывающего все
жизненные сферы анализа положения человека в его мире. "Бытие и время"
рассматривали как вклад в философскую антропологию и надеялись, что этот
проект получит продолжение.
В своей книге о Канте, вышедшей в 1929 году, Хайдеггер со всей
определенностью показал, что подобные ожидания проистекают из неправильного
понимания его идей. Невозможно, писал он в этой книге, разработать какую бы
то ни было завершенную философию о человеке и об основополагающих структурах
его жизни. Ибо требование завершенности противоречит основному свойству
присутствия - его конечности и историчности. Если в человеке пробуждается
философствование, то происходит это каждый раз заново и конец такого
философствования не достигается изнутри, посредством постепенного
приближения к системной завершенности; нет, единственный возможный здесь
подлинный конец - это случайное прерывание философствования смертью.
Философия тоже умирает.
264
Но человек - как философ - может "умереть" еще прежде, чем наступит его
физический конец. И происходит это тогда, когда живое мышление затвердевает
(замерзает), принимая форму той мысли, которую человек уже однажды продумал.
Тогда, когда прошлое торжествует над настоящим и будущим; когда то, что было
помыслено раньше, берет в плен мысль, рождающуюся сейчас. В начале двадцатых
годов Хайдеггер хотел "разморозить" идеи философской традиции - от
Аристотеля до Гуссерля. Теперь он поставил перед собой задачу "разморозить",
вновь превратить в живой поток мысли свою собственную фундаментальную
онтологию, на которую уже стали ссылаться как на почти завершенную систему и
которую рассматривали в качестве готового для использования метода.
12 сентября 1929 года Хайдеггер писал Элизабет Блохман, намекая на
шумиху, поднятую вокруг его книги и его самого: "Копошащаяся вокруг
суетливая деятельность с ее успехами и достижениями с самого начала
направляет нас в наших поисках по ложному пути: мы воображаем, будто нечто
существенное можно создать" (BwHB, 32).
Он не хотел просто продолжать - продолжать развивать собственную мысль,
продолжать строить собственную систему. В том же письме Хайдеггера есть
такая фраза: "Зимний цикл моих лекций по метафизике должен удаться как
совершенно новое для меня начало".
Я уже упоминал этот большой курс лекций по метафизике, прочитанный в
зимнем семестре 1929/30 года, цикл, которому Хайдеггер дал название:
"Основные понятия метафизики. Мир - конечность - уединение". В этих лекциях
он попытался опробовать новый стиль, который я в предыдущей главе обозначил
термином "философия-событие". В них Хайдеггер говорил о том, что философия
должна пробудить "фундаментальное событие в человеческом бытии" (ВиБ, 333).
О каком фундаментальном событии идет речь? Приведенные уже в названии
лекционного курса слова конечность и уединение указывают на то, что
Хайдеггер имеет в виду углубление опыта неприкаянности, ощущения, что "мы,
философствующие, повсюду не дома" (там же, 330). "Философия -
противоположность всякой успокоенности и обеспеченности. Она воронка, в
середину которой затягивает человека, чтобы только так он без фантазирования
смог понять собственное присутствие" (там же, 342).
265
Но понятия такого философствования неизбежно будут иметь другую
функцию, будут по-другому строгими, нежели понятия науки. По Хайдеггеру,
философские понятия остаются пустыми, если мы "заранее не захвачены тем, что
они призваны охватить" (там же, 331). Для Хайдеггера понятия философии суть
посягательство на всякого рода самоуверенность и доверие к миру -
схватывание [1]. "Постоянный и опасный сосед" философии - "высшая
недостоверность". Однако "элементарная готовность к опасности философии"
встречается редко - потому и не возникает настоящих философских дискуссий,
несмотря на необозримое количество философских публикаций. "Они все хотят
друг перед другом надоказывать всяких истин и забывают при этом единственную
настоящую и труднейшую задачу - поднять собственное присутствие и
присутствие других до плодотворной вопросительности" (там же, 342).
1 Ср.: "Они схватывают каждый раз целое, они предельные смыслы,
вбирающие понятия. Но они - охватывающие понятия еще и во втором, равно
существенном и связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и
понимающего человека и его бытие - не задним числом, а так, что первого нет
без второго, и наоборот. Нет никакого схватывания целого без захваченности
философствующей экзистенции" (Основные понятия метафизики, ВиБ, 333).
В этих лекциях много говорится об опасности, тревожности и
сомнительности. Решимость избрать дикий и опасный (в философском плане)
жизненный путь и есть, по мнению Хайдеггера, метафизика; но под
"метафизикой" он не имеет в виду учение о сверхчувственных феноменах.
Форманту "мета", заключающему в себе значение перехода, он хочет придать
иной, как ему кажется, исконный смысл. И утверждает, что речь идет не о
"переходе" в смысле поиска некоего иного места, некоего потустороннего мира,
а о "своеобразном повороте по отношению к повседневному мышлению и
вопрошанию" (GA 29/30, 66).
Такой поворот, очевидно, будет легче осуществить, если "присутствие
изберет себе своего героя" (Бытие и время, 385). Ведь есть же люди, имеющие
"странный удел - быть для других побуждением к тому, чтобы в них пробудилось
философствование" (ВиБ, 337).
Сам Хайдеггер, несомненно, причислял себя к этим странным людям. Он
сознавал, что является философом-харизматиком, что ему предстоит выполнить
некую миссию. И 3 декабря 1928 года писал Карлу Ясперсу: "... то, что...
привносит в наше существование странную отчужденность - такое мрачное
стояние перед собственным другим, которое полагаешь необходимым принести в
дар времени" (Переписка, 176). Через год Ясперс, воодушевленный последней
встречей с Хайдеггером, высказался о своем друге примерно в том же духе: "С
незапамятных времен я не слушал никого так внимательно, как Вас сегодня. В
этом беспрестанном трансцендировании мне дышалось легко и свободно, как на
свежем, чистом воздухе" (5.12.1929, Переписка, 193).
266
Предпринятый Хайдеггером анализ ужаса уже показал, куда ведет такого
рода трансцендирование: в Ничто, из которого затем возникает в высшей
степени удивительное и пугающее Нечто. Следующим шагом хайдеггеровской
философии-события, которая шла по следам тайны времени и мига, стало
рассмотрение другого великого события пустоты - скуки. То, что из этого
получилось, относится к числу наиболее впечатляющих результатов, когда-либо
достигнутых Хайдеггером. Во всем философском наследии лишь крайне редко
можно встретить описание и истолкование настроения, сравнимое с теми, что
даются в этом лекционном курсе. Скука действительно предстает здесь как
событие.
Хайдеггер хочет втолкнуть своих слушателей в великую пустоту, заставить
услышать донный шум экзистенции; он хочет открыть для них тот миг, когда
вообще ничего не происходит, ничто из имеющегося в мире не предлагает себя -
и человеку не за что ухватиться, нечем себя заполнить. Миг, когда время
расходуется впустую. Время в чистом виде, его простое присутствие... Это и
есть скука - момент, когда человек замечает, как проходит время; замечает
именно потому, что время не желает "проходить", ибо человек не может его ни
"скоротать", ни "убить", ни, как говорится, "провести с пользой". С
непоколебимым терпением - в печатном тексте лекционного курса этот кусок
занимает 150 страниц - Хайдеггер продолжает развивать тему скуки. Он
инсценирует скуку как событие инициации в метафизику. Он показывает, как в
состоянии скуки оба полюса метафизического опыта - мир как целое и
индивидуальная экзистенция - парадоксальным образом соединяются друг с
другом. Индивид оказывается захваченным целостностью мира именно потому, что
эта целостность не захватывает его, а оставляет пустым. Хайдеггер хочет
подвести своих слушателей к той точке, где они должны будут спросить себя:
"Неужели мы в конце концов докатились до того, что глубинная скука подобно
беззвучному туману заколебалась в безднах бытия?" (GA 29/30, 119).
Перед безднами этой скуки нас, как правило, охватывает horror vacui,
ужас пустоты. Но нам следует выдержать этот ужас, ибо только он дает
интимное знание того Ничто, которое подразумевается в старом метафизическом
вопросе: почему вообще есть сущее, а не, наоборот, Ничто? Хайдеггер требует
от своих слушателей, чтобы они относились к встречам с Ничто как к
упражнению в искусстве оставаться пустым.
267
Хайдеггер подчеркивает, что речь идет не о некоем искомом настроении,
которое нужно искусственно создать, не о какой-то особой установке,
достигаемой целенаправленными усилиями, а, напротив, об "отрешенности
(Gelassenheit) повседневного свободного взгляда" (GA 29/30, 137). В
повседневности мы часто испытываем ощущение пустоты, говорит Хайдеггер, но
стараемся сразу же эту пустоту "прикрыть". Он призывает нас не торопиться с
этим, а какое-то время - такое, чтобы мы успели почувствовать скуку, -
ничего не предпринимать, оставаться в бездействии. Но подобное бездействие
дается лишь ценой тяжелой философской борьбы, ибо оно противоречит
спонтанному повседневному импульсу - стремлению подпасть под власть мира, а
не, наоборот, выпасть из мира, как происходит, когда мы выдерживаем такого
рода пустой миг. Однако тут ничего не поделаешь: философствования без такого
"выпадения", без ощущения потерянности и оставленности, без этой пустоты
вообще не бывает. Хайдеггер хочет продемонстрировать, как происходит