Германский мастерер и его время (553387), страница 34

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 34)

Хайдеггер представляет себе этот путь как-то иначе -- но тогда, значит, он

не сумел должным образом объяснить свою мысль. Ясперс, во всяком случае, не

представлял, как Хайдеггер собирается двигаться дальше по выбранному им

пути. Тем не менее смутное ощущение содружества, ощущение того, что они идут

вместе, одним путем,

172

осталось. 1 августа 1921 года Ясперс писал Хайдеггеру: "Думаю, что из

всех рецензий на мою книгу, какие я читал, Ваша наиболее близко подходит к

истокам моей мысли. Поэтому она по-настоящему затронула меня внутренне.

Однако... я все еще не вижу позитивного метода. Читая, я постоянно ощущал

потенцию продвижения вперед, но затем с разочарованием обнаружил, что

настолько я и сам уже продвинулся" (Переписка, 68--69).

В ответе Хайдеггер охарактеризовал свою рецензию как "смешной и убогий

опус начинающего"; он, по его словам, ни в коем случае не воображал, "будто

продвинулся дальше (Ясперса. -- Прим. пер.)... тем более что я забрал себе в

голову пойти окольными путями" (Переписка, 70--71). Переписка прекратилась

на год. Затем в сентябре 1922 года Ясперс пригласил Хайдеггера провести пару

дней у него дома, в Гейдельберге: "... как было бы замечательно, если б нам

удалось денек-другой пофилософствовать в удобные для этого часы, испытать и

укрепить наше "боевое содружество". Я представляю себе, как мы живем вместе:

каждый в своей комнате (моя жена в отъезде), каждый делает, что хочет, а еще

мы -- кроме трапез -- встречаемся, когда хотим, и говорим друг с другом, в

особенности вечерами или в иное время, без всякого принуждения" (6.9.1922,

Переписка, 79).

Хайдеггер принял приглашение. Оба они никогда не забудут те

сентябрьские дни. И будут жить воспоминаниями о тогдашней встрече -- тем

более что очень скоро их дружба сможет подпитываться только такими надеждами

на будущее, которые остались в прошлом. Насыщенность философских диалогов,

дружеская, спокойная обстановка, внезапное ощущение совместного прорыва в

неизвестность, нового начала -- все это, как позднее отметит Ясперс, "было

потрясающе", Хайдеггер незабвенным образом оказался "близок" ему. А

Хайдеггер сразу после тех благословенных бесед написал Ясперсу: "Восемь

дней, проведенных у Вас, постоянно со мной. Внезапность, полное отсутствие

внешних событий в эти дни... лишенная сантиментов, суровая поступь, которой

к нам подошла дружба, растущая уверенность обеих сторон в боевом содружестве

-- все это для меня непривычно и странно в том смысле, в каком мир и жизнь

непривычны и странны для философа" (19.11.1922, Переписка, 80).

173

В своей начальной фазе их дружба была настолько окрыляющей, что Ясперс

даже предложил основать журнал, статьи для которого писали бы только они

двое, -- своего рода философский "факел". Он утверждал, что в "философской

пустыне нынешнего времени" необходимо наконец возвысить голос против

профессорской философии: "Мы не станем ругать, однако разбор будет

нелицеприятным" (24.11.1922, Переписка, 82--83). Правда, профессору Яспер-су

сразу же пришло в голову, что Хайдеггер еще не получил кафедру, так что с

осуществлением их проекта придется подождать до тех пор, пока Хайдеггер не

сделает себе имя. Профессорские заботы...

Еще одно обстоятельство препятствовало тому, чтобы они немедленно

взялись за реализацию проекта журнала. Оба пока были не настолько уверены в

собственных позициях, чтобы начинать "крестовый поход". Ясперс: "... мы оба

сами не знаем, чего хотим, т. е. нас обоих несет знание, пока не

существующее эксплицитно" (24.11.1922, Переписка, 82--83). Хайдеггер

ответил: он, Хайдеггер, кое-чего достиг уже тем, что "сам стал увереннее в

подлинной конкретной неуверенности" (14.7.1923, Переписка, 89).

И действительно, Хайдеггеру удалось (между летом 1922-го и летом 1923

года) сделать важные шаги к "самопрояснению". Он уже приступил к разработке

замысла "Бытия и времени". Документальные свидетельства этих усилий --

работа "Феноменологические интерпретации Аристотеля. Отличия

герменевтической ситуации", которую Хайдеггер послал в конце 1922 года в

Марбург в качестве реферата, требуемого от соискателей должности профессора

(она была опубликована только в 1989 году), и лекционный курс "Онтология

(герменевтика фактичности)", прочитанная в 1923 году, в последний -- перед

получением профессорской должности в Марбурге -- фрайбургский семестр

Хайдеггера.

"Феноменологическая интерпретация" произвела в Марбурге сильное

впечатление. Пауль Наторп увидел в этой работе "гениальный эскиз", а для

Гадамера, который в ту пору писал диссертацию у Наторпа и, видимо, позволил

себе заглянуть в хайдеггеровскую рукопись, последняя стала "подлинным

источником вдохновения". От этого текста исходил настолько редкостный

"мощный импульс", что это побудило Гадамера в ближайшем же семестре

отправиться во Фрайбург, чтобы послушать лекции Хайдеггера (и потом, уже

вместе с Хайдеггером, вернуться в Марбург).

Вероятно, столь же сильное впечатление оставила и лекция об онтологии,

прочитанная летом 1923 года. Тогда перед кафедрой приват-доцента Хайдеггера,

которого многие уже считали "тайным королем философии", королем в швабской

суконной куртке, сидело немало тех, кому суждено было впоследствии стать

известными философами. Там были Гадамер, Хоркхаймер [1], Оскар Беккер [2],

Фриц Кауфман, Герберт Маркузе [3], Ханс Ионас [4].

1 Макс Хоркхаймер (1895--1973) -- немецкий философ и социолог,

основатель франкфуртской школы, с 1931 г. директор Института социальных

исследований во Франкфурте; в 1932 г. основал "Журнал социальных

исследований"; с 1932 г. жил в эмиграции -- в Женеве, Париже, Нью-Йорке и

Лос-Анджелесе. После войны вернулся в ФРГ. Автор работ "Диалектика

Просвещения; Философские фрагменты" (1947, совместно с Т. Адорно), "Затмение

разума. Критика инструментального разума" (1947) и др.

2 Оскар Беккер (1889--1964) -- с 1928 г. внештатный профессор философии

во Фрайбурге, с 1931 г. ординарный профессор в Бонне. Автор работ по логике

и философии математики.

3 Герберт Маркузе (1898--1979) -- немецко-американский философ и

культуролог, один из основателей и ведущих представителей франкфуртской

школы. Ученик Хайдеггера. В 1933 г. эмигрировал в Швейцарию, с 1934 г.

профессор политологии в США. Автор работ "Эрос и цивилизация" (1955, рус.

пер. 1994), "Одномерный человек" (1967, рус. пер. 1994) и др.

4 Ханс Йонас (р. 1903) -- немецкий философ, учился у Гуссерля,

Хайдеггера, Ясперса. После 1933 г. жил в эмиграции -- в Англии, Палестине,

Канаде, США, где преподавал в Новой школе социальных исследований

(Нью-Йорк). Автор работ "Гнозис и позднеантичный дух" (1934--1954) и

"Принцип ответственности. Попытка разработки этики для технологической

цивилизации" (1979).

174

В рукописном тексте об Аристотеле Хайдеггер дает лапидарное определение

своего философского замысла: "Предметом философского вопрошания является

человеческое вот-бытие, вопрошающее о характере своего бытия" (DJ, 238).

Это определение несложно только на первый взгляд. Хочется спросить: чем

же еще могло бы заниматься философское исследование и чем оно занималось до

сих пор, если не проникновением в суть человеческого вот-бытия?

Впрочем, философия на протяжении своей истории занималась и кое-чем

другим помимо человеческого бытия. Только поэтому и возникла необходимость в

протесте Сократа, хотевшего вновь вернуть философию к заботе человека о себе

самом. И это напряженное отношение между философией, желающей исследовать

Бога и мир, и философией, которая концентрирует свои усилия на человеческом

вот-бытии, проходит сквозь всю историю философии. Фалес Милетский, который

засмотрелся на небо и потому свалился в источник, был, может быть, самым

первым живым воплощением этого конфликта. В философии же Хайдеггера

вот-бытие постоянно пребывает в состоянии падения.

Термин "характер (своего) бытия" тоже на первый взгляд не вызывает

трудностей. В самом деле, что еще можно хотеть узнать, исследуя какой-то

"предмет", если не характер (способ) его бытия?

175

Разве "характер бытия" молекулы -- это не элементы, из которых она

состоит, не свойственный ей способ вступать в химические реакции, не ее

функция в организме и т. п.? И разве не раскрывается "характер бытия" любого

животного в его анатомическом строении, в его поведении, в его месте на

лестнице эволюции и т. д.?

Однако термин "характер бытия", если его понимать таким образом,

окажется тусклым, бесцветным. Ибо попросту будет охватывать все, что мы

можем узнать о том или ином "предмете". Такое знание неизбежно будет

одновременно и знанием о различиях: о том, например, чем одна молекула

отличается от другой, а животное -- от других животных, или от растений, или

даже от человека. Обобщающее понятие "характер бытия" превратится в простую

совокупность многих "характеров бытия".

Такая точка зрения предполагает, что, с одной стороны, имеется

установка на обретение знания, остающаяся сама в себе неизменной, а с другой

-- существуют всевозможные предметы, о которых мы хотим что-то узнать, то

есть хотим исследовать их "характер бытия" (с какой именно целью -- не имеет

существенного значения).

Конечно, для ученых -- самое позднее со времен Канта -- очевидно, что

разные "предметы" исследования требуют разных методических подходов. В

особенности это касается различия двух "миров" -- мира природы и мира

человека, -- поскольку человек есть нечто большее, чем природа, а именно,

существо, которое создает культуру и, создавая ее, творит самого себя.

Именно неокантианцы уделяли особое внимание проблеме методологических

различий между науками о культуре и о природе. Естественные науки нацелены

на познание общих законов, науки о культуре -- на понимание индивидуального,

учил Виндельбанд [1]. Или, как говорил Риккерт: науки о природе исследуют

вещные обстоятельства, а науки о культуре -- ценностные обстоятельства.

Однако Хайдеггеру идеи неокантианцев о различных "характерах бытия" давно

уже не казались достаточно радикальными. Свои собственные намерения он

сформули-

1 Вильгельм Виндельбанд (1848--1915) -- один из основателей

фрайбургской (баденской) школы неокантианства, профессор философии в Цюрихе,

во Фрайбурге-им-Брайсгау, в Страсбурге и Гейдельберге; автор работ "История

новой философии" (1878--1880), "Прелюдии (речи и статьи)" (1883), "Очерки

учения о негативном суждении" (1884), "История и естествознание" (1894) и

др.

176

ровал в рукописи об Аристотеле, в одном очень сжатом и потому трудном

для понимания предложении, которое я сначала процитирую, а потом вкратце

прокомментирую, привлекая для его прояснения другой источник -- лекции об

онтологии. Хайдеггер писал: "Это основное направление (Grundrichtung)

философского вопрошания не "насаживается", не "навинчивается" на

опрашиваемый предмет, то есть на фактичную жизнь, извне, но должно быть

понято как эксплицитное схватывание основополагающей подвижности

(Grundbewegtheit) фактичной жизни, выражающейся в том, что жизнь в

конкретном временении своего бытия озабочена своим бытием, причем даже там,

где она убегает от самой себя" (DJ, 238).

"Не "насаживается"... извне": Хайдеггер хочет применить

феноменологический принцип, требующий, чтобы исследуемому феномену была

предоставлена возможность "показать себя", к исследованию вот-бытия в его

целостности.

Поэтому лекции об онтологии начинаются с подробнейших предварительных

рассуждений о том, как вообще уместно и возможно говорить о человеке, -- и в

конце концов слушатели замечают, что благодаря этим предварительным

рассуждениям уже оказались "внутри" проблемы.

Если мы, говорит Хайдеггер, хотим приблизиться к какому-нибудь

"предмету", чтобы постичь "смысл (его) бытия", то мы должны проникнуть в

"смысл (его) самореализации/функционирования" (Vollzugssinn), из которого

только и можно вывести "смысл (его) бытия". Для выходца из чужого

культурного круга, который окажется в гуще нашей экономической жизни, еще не

умея постичь "смысл ее функционирования", останется неведомым и "смысл

бытия" денег, сколько бы он ни ощупывал и ни взвешивал на ладони отдельные

монетки. Так же обстоит дело и с музыкой: она останется для меня просто

невнятным шумом, пока я не пойму "смысл ее функционирования". Это наблюдение

применимо к самым разным сферам бытия: искусству, литературе, религии, счету

с использованием мнимых чисел, футболу. Кстати, те же соображения позволяют

продемонстрировать -- ex contrario [1] -- ограниченность редукционистского

метода. Если я говорю: "Мышление есть производное от физиологии мозга", или:

"Любовь есть производное от секреции желез", -- то я высказываюсь о бытии

мышления или любви, не поставив себя в такую ситуацию, в которой они

реализуются. Но смысл их бытия раскрывается только в их реализации. Для

того, кто смотрит на игру, музыку, живопись, религию и т. п., абстрагируясь

от функционирования этих феноменов, они просто не существуют.

Характеристики

Список файлов учебной работы