Германский мастерер и его время (553387), страница 31

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 31)

скрывается экономика (Маркс), за умозрительными спекуляциями -- смертная

экзистенция (Кьеркегор), за разумом -- воля (Шопенгауэр), за культурой --

инстинкт (Ницше, Фрейд), а за историей -- биология (Дарвин).

Хайдеггер и вправду был захвачен этим движением "открытия" реальной

реальности -- захвачен даже в большей мере, чем сам себе признавался. Но он,

еще недавно мысливший под католическим небом, хотел превзойти эти "открытия"

в радикальности. В его представлении эти критические атаки все еще были

попытками усовершенствовать старые мировоззрения, обеспечивавшие сокрытость

последних тайн, -- и не добирались до "потенциальных возможностей, присущих

жизни", то есть до подлинного источника всех интерпретаций и картин мира,

более или менее научных. В своих лекциях, прочитанных в зимнем семестре

1921/22 года, Хайдеггер впервые употребил найденное им новое название для

"реальной реальности" -- "фактичная жизнь".

Эта "фактичная жизнь" более не поддерживается никакой метафизической

инстанцией, она падает в пустоту и раскрывается в вот-бытии. Не только мир,

но и индивидуальная фактичная жизнь представляет собой der Fall в обоих

смыслах данного слова: она есть "падение" и "случай".

Скажем сразу: в этой "фактичной жизни", как ее называл Хайдеггер, мы не

найдем ничего, что давало бы основания признать хоть какую-нибудь ценность

истины за религиозной верой или метафизической конструкцией. Средневековый

принцип "плавного перехода" между конечным человеком и истиной бесконечного,

предполагавший возможность преодоления границы между тем и другим, в

применении к "фактичной жизни" оказался иллюзорным. А значит, иллюзорным

стал и тот Бог, которым Церковь, богатая традициями и крепкая в

институциональном отношении, распоряжается как своим достоянием, как всегда,

подвластным ей "сокровищем истины".

158

В начале двадцатых годов Хайдеггер читал лекции по феноменологии

религии. В них шла речь об апостоле Павле, о блаженном Августине, о Лютере и

даже о Кьеркегоре. Эти лекции отчасти еще не опубликованы, однако Отто

Пеггелеру удалось бегло ознакомиться с рукописями, и он открыл в этих

работах Хайдеггера-"протестанта".

Хайдеггер, например, интерпретирует одно место из Первого послания к

Фессалоникийцам святого апостола Павла, где говорится: "О временах же и

сроках нет нужды писать к вам, братия, / Ибо сами вы достоверно знаете, что

день Господень так придет, как тать ночью" (5:1--2). Бог так же не может

быть "подвластным" человеку, как и время. По словам Хайдеггера, у глубоких

религиозных мыслителей слово "Бог" было наименованием тайны времени.

Хайдеггер подробно разбирает одно место из Второго послания к Коринфянам,

где апостол Павел напоминает тем, кто хвалится особой мистической связью с

Богом, слова Христа: "...довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя

совершается в немощи" (12:9). Нужно лишь вновь вернуться -- как молодой

Лютер, а потом Кьеркегор -- к этой раннехристианской религиозной традиции,

знавшей о том, что человек не властен приблизить миг Божьей милости, и тогда

грандиозные храмовые здания метафизики и теологии, воздвигнутые для того,

чтобы вера могла сопротивляться времени, сами собой рухнут.

Подобные попытки превратить недоступного "Бога времени" в такого Бога,

которым можно "располагать по своему усмотрению", говорит Хайдеггер вслед за

блаженным Августином, имеют свой исток в "беспокойстве" человеческого

сердца, стремящегося обрести покой. Августин проводил строгое различие между

тем покоем, который человек обеспечивает себе сам, и тем, который он

получает -- от Бога. Покой второго рода овладевает человеком, и о нем можно

сказать то же, что Павел говорил о Господе: он приходит "как тать ночью" и

снимает с человека всякое беспокойство. Мы не в силах никому дать мира, пока

мир не будет дарован нам.

В лице всех мыслителей западнохристианской традиции, которые когда-либо

напоминали о пропасти, разделяющей Бога и человека, и о невозможности

приблизить миг Божьей милости -- то есть о тайне времени, -- Хайдеггер

теперь хочет обрести помощников для своего дерзкого начинания: он

намеревается показать, что "фактичная жизнь" оторвана от Бога и что все

метафизические построения суть химеры.

159

Во введении (написанном в 1922 году) к работе "Феноменологические

интерпретации Аристотеля", о которой мы еще будем говорить, Хайдеггер писал:

"Всякая философия, которая, будучи тем, чем она является, понимает саму

себя, должна -- в качестве фактичного "Как" истолкования жизни и именно

потому, что она, помимо всего прочего, еще и "предчувствует" Бога, -- знать:

то, что она совершила, когда рванула жизнь назад, к себе, есть, если

говорить в религиозных терминах, не что иное, как поднимание руки против

Бога. Однако только благодаря этому она может стоять перед Богом честно, т.

е. соответственно той возможности, которой она, как таковая, располагает; на

атеистическом языке это означает: воздерживаясь от уводящей на ложный путь,

способной лишь опорочить религиозность заботы" (DJ, 246).

Хайдеггер говорит о Боге так же, как Гуссерль говорил о реальности,

внеположной нашему сознанию. Гуссерль "лишал значимости" реальность,

Хайдеггер "лишает значимости" Бога. Гуссерль, поступая таким образом, хотел

сосредоточиться на поле чистого сознания и показать, что оно уже содержит в

себе -- и производит из себя -- все многообразие реальности. Хайдеггер

"лишает значимости" Бога, чтобы постичь чистую мирность мира, и у него нет

ни малейшего намерения создавать себе на этом поле эрзац-богов. Гуссерль

говорил: "Нужно сперва потерять... мир, чтобы вновь обрести его в

универсальном самоосмыслении" [1]. Рассчитывал ли и Хайдеггер на подобную

инверсию? Хотел ли он, добившись прозрачности фактичной жизни для нее самой,

утратить Бога, чтобы затем вновь Его обрести, но уже в качестве не

подвластного человеку события, которое вламывается в фактичную жизнь, "как

тать ночью"?

Увидим.

Во всяком случае, Хайдеггер со своим философским атеизмом временно

занял позицию, комплементарную по отношению к диалектической теологии [2],

которая после выхода в свет второго издания "Послания апостола Павла к

римлянам" Карла Барта [3] переживала мощный подъем.

1 Гуссерль Э. Картезианские размышления. С. 523 (цит. изд.).

2 Диалектическая теология, или теология кризиса -- ведущее направление

в европейской протестантской теологии 20-- 30-х гг., близкое по своим

установкам к немецкому экзистенциализму. Принципы этого течения были

сформулированы в 1921--1922 гг. в работах немецких теологов К. Барта, Э.

Бруннера, Р. Бультмана, Ф. Гогартена и др. Отрицая религию как сумму

предметных представлений и действий, диалектическая теология утверждала веру

в абсолютно несоизмеримого, по отношению ко всему человеческому, Бога. Перед

таким Богом человек в любом случае обречен стоять "с пустыми руками".

3 Карл Барт (1886--1968) -- швейцарский протестантский теолог, один из

основателей так называемой диалектической теологии. Его первый крупный труд

"Послание апостола Павла к римлянам" вышел в свет в 1918 г. и в 1922 г. был

переиздан. В молодости К. Барт участвовал в движении христианского

социализма, в 1933 г. выступил как вдохновитель христианского сопротивления

гитлеровскому режиму.

160

"Поднимание руки против Бога" характерно и для Карла Барта, который

определял свою теологию как теологию кризиса. В состоянии кризиса оказался

Бог культуры -- во время войны и из-за войны. С этим Богом культуры, по

Барту, дело обстояло точно так же, как по Хайдеггеру, с "церковным

сокровищем истины": то, что на самом деле совершенно неподвластно человеку,

лживо представляли как культурное достояние. И Барт, подобно Хайдеггеру,

хотел "рвануть жизнь назад, к себе", чтобы лишить ее возможности бегства в

утешительные метафизические конструкции. Барт считал, что не может быть

никакого "плавного перехода" к Богу, ибо Бог есть отрицание мира. По мнению

Барта, хотеть вывести понятие Бога из мирского -- значит заниматься

самообманом. Такой же, по сути, критике Хайдеггер подвергал метафизику и

"окультуренное" благочестие. Хайдеггер сознавал близость своих взглядов ко

взглядам этого великого протестантского теолога, потому, наверное, в начале

двадцатых годов у него и проскользнула фраза о том, что в настоящее время

духовной жизнью живет, собственно, только Карл Барт. Видимо, и Бог, которого

Хайдеггер "лишил значимости", был похож на Бога Карла Барта: "Бог, чистая

граница и чистое начало всего того, что мы есть, что мы имеем и что делаем;

противостоящий в бесконечном качественном различии человеку и всему

человеческому; никогда и никогда не идентичный тому, что мы называем Богом,

переживаем и предчувствуем как Бога, к чему возносим наши молитвы; это

безусловное "Стой!", обращенное ко всякому человеческому беспокойству, и

безусловное "Вперед!", обращенное ко всякому человеческому покою; это "Да" в

нашем "Нет" и "Нет" в нашем "Да"; этот Первый и Последний, и в качестве

такового -- Неизвестный, но никогда и никогда не являющийся просто одной из

величин среди других, в известном нам ряду... вот это и есть живой Бог".

Отрицая возможность "присвоения" такого Бога культурой, Барт пишет:

"Здесь не из-за чего переживать романтикам, не на чем возводить идеальные

конструкции рапсодам, нечего анализировать психологам, не о чем рассказывать

тем, кто рассказывает истории. Ничего, абсолютно ничего нет здесь от

пресловутого божественного "ростка" или "источника", ничего от той бурлящей,

бьющей ключом жизни, в которой могла бы иметь место непрерывная взаимосвязь

между бытием Бога и нашим бытием".

161

Многое в этой теологии воспринимается как дополнение к эпохальному

труду Шпенглера "Закат Европы". "Атмосфера землетрясения", Божьего Суда над

нашей культурой, столь убедительно нагнетаемая Карлом Бартом, довольно точно

соответствует ощущению краха культурного оптимизма, выраженному в работе

Шпенглера. В теологии Барта еще слышится эхо военной катастрофы -- например,

когда он говорит, что вторжение Бога в нашу жизнь оставляет после себя

"воронки".

"Рвануть жизнь назад" от фальшивой потусторонности -- именно в этом и

Хайдеггер, и Барт видели свою важнейшую задачу. Мартин Хайдеггер отрывает

жизнь от Бога, Карл Барт отрывает Бога от жизни.

К этой "жизни", которую человек должен "рвануть к себе", Хайдеггер

обращается в своих лекциях "Феноменологическая интерпретация Аристотеля",

которые прочитал в зимнем семестре 1921/22 года. Студенты, ожидавшие

услышать что-то вроде введения в философию Аристотеля, были ошеломлены.

Хайдеггер действительно начал свое выступление с некоторых соображений

касательно рецепции идей Аристотеля, то есть с истории философии, но лишь

для того, чтобы показать: занятия историей философии, как правило, имеют

мало общего с философией как таковой. "Подлинным фундаментом философии

является радикальное экзистенциальное схватывание и овременение (Zeitigung)

сомнительности; поставить под сомнение самого себя, и жизнь, и решающие

самореализации (entscheidende Vollzuge) -- вот основа любого, в том числе и

самого радикального, озарения" (GA 61, 35).

В лекции, прочитанной во время внеочередного военного семестра,

Хайдеггер на примере нашего переживания кафедры показал, как плохо мы

понимаем даже простейшие переживания. Теперь он хотел сделать предметом

своего анализа "решающие самореализации" человеческой жизни.

162

Для студентов было неожиданностью уже то, что преподаватель стал

рассказывать им вовсе не об Аристотеле, а о "фактичной жизни"; но почти

сразу же последовала и вторая неожиданность, ибо всем, кто ожидал, что после

слов о "радикальном экзистенциальном схватывании" лектор перейдет к анализу

личностно-экзистенциальных проблем, пришлось испытать разочарование. Правда,

Хайдеггер решительно заявил, что следует философствовать не о фактичной

Характеристики

Список файлов учебной работы