Германский мастерер и его время (553387), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Хайдеггер характеризовал как процесс обезжизневания: в результате этого
процесса единство ситуации распадается, переживание превращается в
самовосприятие субъекта -- субъекта, которому противостоят объекты. Человек
выпадает из непосредственного бытия и обнаруживает, что он есть тот, кто
обладает "предметами" -- среди прочих предметов и самим собой как предметом,
который именуется "субъектом". Потом эти объекты и даже субъект можно
исследовать на предмет выявления их дальнейших отличительных признаков,
взаимосвязей, причинной обусловленности и т. д., давать им аналитические
определения и в конечном итоге даже выносить по их поводу оценочные
суждения. В ходе этого вторичного процесса (процесса оценки) уже
нейтрализованные "объекты" снова встраиваются в общемировую систему
взаимосвязей -- или, как говорит Хайдеггер, "получают от нас некие
облачения... чтобы не оставаться такими нагими".
Такого рода теоретическое конструирование мира предполагает наличие
одной абстрактной точки схода. Эту мысль Хайдеггер опять-таки демонстрирует
на примере своего переживания кафедры. Имея теоретическую установку, можно
проанализировать эту кафедру следующим образом: "Она коричневая;
"коричневый" -- это цвет; цвет есть не что иное как совокупность
определенных данных чувственного восприятия; данные чувственного восприятия
являются результатом физических или физиологических процессов; физические
процессы составляют первичную причину; эта первопричина, Объективное,
представляет собой определенный набор колебаний эфира; эфир распадается на
простые элементы, последние, как простые элементы, связаны простыми
закономерностями; элементы -- это конечное; элементы -- это что-то вообще"
(GA 56/57,113).
Двигаясь по этому пути, человек приходит к чему-то вообще как своего
рода ядру или сущности вещей. Признавая наличие этого предполагаемого ядра
-- "чего-то", -- мы должны рассматривать всю иерархию существующего как
простую градацию явлений. Коричневая кафедра не есть то, чем она
представляется. Правда, она не есть Ничто, но не есть и то Нечто, которым
представляется. Этот взгляд на вещи и имел в виду Гейзенберг [1], когда
говорил о том, что в современной естественно-научной картине мира вновь
оживает античная натурфилософия, согласно которой атомы (или даже более
мелкие частицы) как раз и являются "подлинно сущим".
1 Вернер Гейзенберг (1901--1976) -- немецкий физик, один из создателей
квантовой механики; с 1941 г. профессор и директор Института физики Макса
Планка в Берлине и Геттингене, с 1955 г. -- в Мюнхене. Автор работ по
структуре атомного ядра, релятивистской квантовой механике и единой теории
поля.
153
Хайдеггер показывает, что при такого рода аналитической редукции
загадка, заключающаяся в том, что вообще что-то существует, сдвигается на
микрокосмический уровень взаимоотношений между элементарными частицами
(впрочем, результат был бы тем же самым и если бы ее переместили на
макрокосмический уровень, на уровень целостности мирового универсума), но
при этом упускается из виду следующий факт: на самом деле загадка
существования "чего-то" сохраняется на каждом уровне редукции, ибо цвет
является "чем-то" в такой же мере, что и, например, данные чувственного
восприятия, и колебания эфира, и ядра атомов и пр. В отличие от того Нечто,
которое наука готова сохранить после проведенных ею редукций, Хайдеггер
определяет другое "Нечто" -- то, что открывает нам свое достойное удивления
присутствие в каждый момент переживания, -- как нечто "предмирное"
(vorweJtlich) (GA 56/57, 102). Очевидно, Хайдеггер выбрал именно это слово
потому, что его устраивала комплементарность данного понятия по отношению к
ницшеанскому понятию "замирность" (Hinterwelt), применявшемуся для
характеристики того любопытства, которое заставляет нас прорываться через
"внешние видимости" явлений, якобы не имеющие существенного значения, к
скрывающейся "за" ними (или "под" ними, или "над" ними) "сути". Это
удивляющее нас Нечто, которое Хайдеггер называет предмирным, есть сбывшееся
чудо, которое заключается в том, что вообще что-то существует. Удивление
перед этим Нечто может основываться на любом, каком угодно переживании.
Выражение предмирное, употреблявшееся Хайдеггером и для характеристики
подобного удивления, удачно еще и потому, что намекает на состояние
человека, который чувствует себя в этом мире так, как если бы оказался в нем
впервые. Таким образом, в конце лекции содержится напоминание о ее начале.
Вначале Хайдеггер охарактеризовал свою попытку сделать переживание
феноменологически прозрачным как "прыжок в другой мир, а точнее... вообще...
в мир" (GA 56/57, 63).
Этот изначальный опыт удивления, по мнению Хайдеггера, представляет
собой полную противоположность теоретическому "обезжизневанию". Он "вовсе не
свидетельствует об абсолютной дискретности наших отношений с жизнью, не
является ни способом избавиться от напряжения, накопившегося за время уже
прожитой жизни, ни теоретической фикса-
154
циеи, замораживанием жизни, проживаемой сейчас"; он -- "показатель
величайших потенциальных возможностей, присущих жизни". Этот опыт --
"основополагающий феномен", который наблюдается именно в "моменты особенно
интенсивного переживания" (GA 56/57, 115). Но когда такой опыт имеет место,
пусть даже это происходит редко, мы всегда осознаем, что латентным образом
он присутствовал всегда, только мы его не замечали, потому что, как правило,
слишком зафиксированы в своих жизненных связях, не оставляем между собой и
жизнью никакой дистанции -- или, напротив, отделены от нее той
"обезжизневающей" дистанцией, которая обусловлена теоретической установкой.
Несомненно одно: Хайдеггер в этой лекции феноменологическим методом
"просветляет" некий опыт, который, несмотря на всю свою простоту,
одновременно является мистическим -- если, конечно, понимать мистицизм в
духе того глубокого определения, которое дает ему Вильгельм Вундт: "Мистике
повсюду свойственно осуществлять обратное превращение понятия в зрительный
образ". Созерцая кафедру, я могу пережить -- как чудо -- то обстоятельство,
что существую я сам и существует целый мир, который дается мне.
В удивлении перед этим загадочным -- перед тем, "Что вообще что-то
существует", -- живет некое вопрошание, которое нельзя удовлетворить никаким
ответом, ибо любой ответ, объясняющий "что" с помощью "почему", отсылает к
бесконечной регрессивной цепочке: за каждое "почему" будет цепляться новое
"почему". А поскольку никакой ответ заведомо невозможен, то, о чем мы задаем
вопрос, сталкиваясь с загадкой чтойности, собственно, даже не поддается
формулированию. Поэтому Эрнст Блох, работавший над сходной проблемой, назвал
такое удивление "фигурой (Gestalt) неконструируемого вопроса". И оказался
достаточно умен, чтобы в решающий момент, когда ему понадобилось заставить
своих читателей воспроизвести и пережить это самое удивление, передать слово
поэту. В "Следах" Блох цитирует удивительный пассаж из "Пана" Кнута Гамсуна:
" -- Вы только подумайте! Или, бывает, увидишь синюю муху. Да нет,
разве словами такое выскажешь, я даже не знаю, понимаете ли вы меня? -- Да,
да, я понимаю. -- Ну вот. А иной раз смотрю я на траву, и она прямо так и
смотрит на меня, честное слово. Я смотрю на малую былинку, а она дрожит, и
ведь неспроста же. И я тогда думаю: вот стоит былинка и дрожит! Или глянешь
на сосну, и всегда выищется сучок, от которого глаз не отвести; и о нем еще
подумается. А иной раз и человека встретишь в горах, бывает и такое. ... --
Я понимаю, -- сказала она и распрямилась. Упали первые капли. -- Дождь, --
сказал я. -- Ах, господи, дождь, -- сказала она и тотчас пошла" [1].
1 Гамсун К. Голод. Мистерии. Пан. Виктория. Минск, 1989. С. 390-- 391
(пер. Е. Суриц).
155
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Разрыв с католицизмом. "Фактичная жизнь" и "поднимание руки против
Бога". Работа по деструкции веры. Бог Карла Барта. Как, падая, можно изучать
законы падения. Начало дружбы с Карлом Ясперсом. Лекции по онтологии 1923
года. Прелюдия к "Бытию и времени".
Примерно тогда же, когда Хайдеггер читал лекцию о "переживании
кафедры", произошел его окончательный разрыв с католицизмом. 9 января 1919
года он писал Энгельбердту Кребсу, другу времен своей католической юности,
уже ставшему профессором католической догматики во Фрайбурге:
"Два прошедших года, на протяжении коих я бился над принципиальным
прояснением моей философской позиции... привели меня к таким результатам,
что я, оставаясь связанным другими обязательствами, помимо философских, не
мог бы гарантировать сохранение относительно них моей свободы убеждений и
преподавания. Теоретико-познавательные исследования, относящиеся главным
образом к теории исторического познания, сделали для меня проблематичной и
неприемлемой систему католицизма, хотя и не христианство и метафизику,
которые теперь имеют для меня совершенно новый смысл. Я полагаю, что слишком
сильно... прочувствовал, какие ценности несет в себе католическое
Средневековье... Мои религиозно-феноменологические исследования, в круг
которых средневековье будет в значительной мере вовлечено... покажут, что я,
хотя и перестроил свои принципиальные позиции, отнюдь не скатился до того,
чтобы подменять объективные благородные суждения о католическом жизненном
мире и глубокое уважение к нему озлобленной и путаной полемикой в стиле
апостатов... Трудно жить, будучи философом, -- внутренняя правдивость перед
самим собой, которая переносится и на тех, для кого ты должен быть
наставником, требует жертв, самоотречения и борьбы, всегда чуждых
ремесленнику от науки. Я убежден, что имею внутреннее призвание к философии
и, реализовывая его в исследовательской и преподавательской работе, сделаю
все, что в моих силах, для исполнения вечного предназначения внутреннего
человека [1] -- но только для этого, -- и таким образом оправдаю мое
вот-бытие и мое дело даже перед Богом" [2].
1 Выражение "внутренний человек" употреблялось еще апостолом Павлом
("... но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день
обновляется". 2 Кор. 4:16).
2 Выделенная жирным шрифтом фраза цит. в: Философия Мартина Хайдеггера
и современность. С. 14 (пер. Н. В. Мотрошиловой).
156
Двумя годами ранее Энгельбердт Кребс совершил церковную церемонию
венчания Мартина и Эльфриды, и новобрачные пообещали ему, что их дети будут
крещены по католическому обряду. Поводом к письму послужило то, что Эльфрида
теперь ждала ребенка и супруги пришли к мнению, что не будут крестить его
как католика. Следовательно, разрыв с "системой католицизма" стал для
Хайдеггера и разрывом с церковными институтами. Формально он не вышел из
лона Церкви (что в соответствии с католическим церковным правом было просто
невозможно), но в кружке Гуссерля его отныне считали "недогматическим
протестантом", как выразился сам Гуссерль в уже цитировавшемся письме
Рудольфу Отто от 5 марта 1919 года.
То обстоятельство, что Хайдеггер внутренне уже довольно далеко отошел
от католического мира, подтверждается и его стремлением четко отмежеваться
от путаного апостатства -- как если бы он в принципе не исключал возможности
подобной связи. От отступничества, как он сам пишет, его удерживает глубокое
уважение к ценностям католического Средневековья. Кребса это вряд ли могло
утешить, так как из слов Хайдеггера с очевидностью следовало, что
современный католицизм такого уважения не заслуживает. Хайдеггер утверждает,
что своим духовным развитием обязан свободе от каких-либо "других
обязательств, помимо философских". Значит, оглядываясь назад, он считал
удачей, что его карьера священника преждевременно оборвалась. Какие же
религиозные убеждения остались у Хайдеггера? Он вроде бы сохранил
приверженность "христианству и метафизике" -- но и их теперь, по его
собственным словам, понимает "в новом смысле".
Речь идет не о той метафизике, которая -- в католическом средневековом
мышлении -- объединяла в единую целостность Бога и мир. Хайдеггер сначала
обрел в этом учении свою духовную родину, а затем, обладая тонким чутьем,
обнаружил в нем мельчайшие трещинки, явно указывавшие на то, что в будущем
все здание развалится.
157
Метафизика, которой он верен, возникла уже после распада прежнего
единства. Старые небеса обрушились, мир совершил рывок к мирскому, и именно
из этого факта следует исходить. До сих пор философия еще не осмеливалась
продвинуться достаточно далеко в это мирское, говорил Хайдеггер в лекционном
курсе, который читал во время внеочередного (по условиям военного времени)
семестра 1919 года.
На первый взгляд кажется, будто настоятельное требование Хайдеггера --
воспринять наконец всерьез это мирствование мира -- есть лишь повторение
идей того движения, которое зародилось в конце XIX века и ратовало за
открытие "реальной реальности". Именно тогда было обнаружено, что за духом