Германский мастерер и его время (553387), страница 33

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 33)

Следовательно, "Ничто фактичной жизни" должно быть чем-то, что является

частью этой жизни, но при этом не растворяет ее всю в "Ничто". Может быть,

под этим Ничто, составляющим часть фактичной жизни, подразумевается смерть?

Но о смерти в этих лекциях речь вообще не идет. Этому "Ничто" Хайдеггер дает

такое определение: "Фактичная жизнь" превращается в Ничто в той мере, в

какой она теряет себя в "обрушивающемся вот-бытии". Или, иными словами:

Ничто есть "неприсутствие (фактичной жизни. -- Р. С.) в обрушивающемся

вот-бытии" (GA 61,148).

167

Хотя Хайдеггер предчувствовал, что вскоре обозначит новый поворот в

развитии философии, в своих рассуждениях о неприсутствии фактичной жизни в

"обрушивающемся вот-бытии" он пока лишь варьировал идею отчуждения, которая

в XIX веке -- после того, как была сформулирована сначала Гегелем, а потом

Марксом, -- сыграла в высшей степени важную историческую роль. Идея

заключается в следующем: человек создает свой мир таким образом, что не

может узнать в нем себя. Его самореализация является искажением самого себя.

В лекциях об Аристотеле Хайдеггеру еще не удалось достаточно четко

показать отличие своих собственных рассуждений от этой традиции мышления.

Между тем это отличие имеет принципиальный характер. Ибо философия

отчуждения предполагает, что существует некий образ "подлинного "я"", "идея"

человека, каков он есть, каким мог бы быть и каким должен стать. Но как раз

эта идея кажется Хайдеггеру весьма и весьма сомнительной. В самом деле,

откуда бы мы могли почерпнуть это якобы имеющееся у нас знание о подлинном

предназначении человека? Хайдеггер предположил, что за этим "знанием"

скрываются протащенные контрабандой теологические идеи. Вполне допустимо,

говорил он, придерживаться таких идей, но тогда надо корректно о них

заявить, объяснив, что их следует принимать просто на веру, -- а не выдавать

их за такие сущности, существование коих доказуемо философским путем.

Мы застали Хайдеггера в тот момент, когда он отвергает идею

"собственного "я"", но вместе с тем все еще находится под ее обаянием.

Решения этого противоречия он пока не может найти. Оно будет

проанализировано -- четко и самым серьезным образом -- в работе "Бытие и

время", на тех ее страницах, где идет речь о "собственной" (в смысле:

подлинной) жизни.

В начале двадцатых годов, когда Хайдеггер еще только искал путь к своей

"философии прозрачности жизни" -- искал на ощупь, экспериментируя и

отмежевываясь от других, -- зародилась его дружба с Карлом Ясперсом, тоже

искавшим "новое начало" в философии. Непростая дружба двух людей, которые

оба по своей натуре были "зачинателями".

168

Они познакомились весной 1920 года, на вечеринке в доме Гуссерля. Но

только летом 1922-го, после того, как года полтора осторожно присматривались

друг к другу, почувствовали наконец, что связаны "сознанием редкого и

самобытного боевого содружества" (Хайдеггер -- Ясперсу, 27.6.1922,

Переписка, 75). Уже первая их встреча прошла под знаком совместного

противостояния академическим ритуалам. Много позже, в своей "Философской

автобиографии", Ясперс так описал тот вечер в доме Гуссерля: "Весной 1920-го

мы с женой заезжали на несколько дней во Фрайбург... Праздновали день

рождения Гуссерля. Сидели довольно большой компанией за столом, пили кофе.

Г-жа Гуссерль назвала Хайдеггера "феноменологическим дитятей". Я рассказал,

что моя ученица Афра Гайгер [1], очень яркая индивидуальность, приехала во

Фрайбург учиться у Гуссерля. По формальным условиям участия в его семинаре

он ее к нему не допустил. Так академический схематизм лишил и его, и ее

благоприятной возможности, поскольку Гуссерль не пожелал увидеть самого

человека. Хайдеггер оживленно включился в разговор и поддержал меня. Это

походило на солидарное выступление людей более молодого поколения против

авторитета абстрактных предписаний... Атмосфера этого застолья мне не

нравилась. В ней чувствовалось что-то мелкобуржуазное, какая-то узость,

которая мешала свободному влечению человека к человеку, не давала вспыхнуть

духовной искре... Особенным показался мне один только Хайдеггер. Я был у

него в гостях, мы сидели вдвоем в его келье, и я видел, как он занимается

Лютером, видел интенсивность его работы, симпатизировал его убедительной и

лаконичной манере говорить" [2].

1 Афра Гайгер -- подруга Гертруды Ясперс, еврейка; ученица Ясперса и

Хайдеггера, погибла в концлагере Равенсбрюк.

2 Цитируется (кроме выделенных курсивом фраз) по изд.: Хайдеггер Мартин

/ Ясперс Карл. Переписка. С. 300.

Карл Ясперс, который был на шесть лет старше Хайдеггера, в то время еще

считался в цехе философов аутсайдером. Он пришел в философию из сферы

медицинской психиатрии, где сделал себе имя, издав в 1913 году "Всеобщую

психопатологию" -- книгу, которая очень скоро стала классической в своей

области. Но Ясперс тогда уже начал отходить от медицины. Не в последнюю

очередь именно наблюдения за пограничными случаями, за больными людьми

сделали для него очевидным, что душевные состояния невозможно в достаточной

степени понять, оставаясь в рамках психологии, ориентированной на

естественные науки. Еще не порвав с этой психологией, Ясперс испытал влияние

дильтеевского метода, который требовал понимания и феноменологической

осторожности при описании феноменов сознания. Однако решающую роль в

обращении Ясперса к философии сыграли импульсы, полученные им при чтении

работ Макса Вебера и Кьеркегора.

169

На него произвела сильное впечатление веберовская мысль о необходимости

строгого разграничения между исследованием фактов, с одной стороны, и

оценочными суждениями -- с другой. Макс Вебер убедил его в том, что ложные

претензии науки должны быть отброшены, однако Ясперс -- и в этом он пошел

дальше Вебера -- сформулировал для себя следующую идею: область оценочных

суждений, то есть жизнь личности, проникнутая чувством ответственности, тоже

нуждается в самопрояснении и способна к нему; правда, такое самопрояснение

не может быть "научным", но, с другой стороны, было бы неправильно и

ограничивать его исключительно сферой приватной рефлексии или религиозности.

Ясперс хотел сделать прозрачными те "жизненные силы", о которых говорил Макс

Вебер и которые лежат в основе человеческих решений. Для такого способа

философствования (позже Ясперс назовет его "прояснением экзистенции" [1]) он

нашел великий праобраз в лице Кьеркегора. Макс Вебер выделил философию из

корпуса строгих наук и тем самым освободил ее для выполнения ее собственных

задач, Кьеркегор же вернул ей экзистенциальный пафос. Так, по крайней мере,

все это виделось Карлу Ясперсу.

1 "Прояснение экзистенции" -- название второго тома из трехтомной

работы Ясперса "Философия" (1956).

Работой, которая обозначила переход Ясперса от психологии к философии,

понимаемой как "прояснение экзистенции", стала опубликованная в 1919 году

"Психология мировоззрений" -- книга, нашедшая широкий отклик и за пределами

круга специалистов. Используя веберовскую методику идеально-типических

конструкций, Ясперс исследовал "установки и картины мира", которые вырастают

из опыта человеческой жизни (прежде всего из осмысления таких

основополагающих проблем, как свобода, вина и смерть) и придают неповторимые

черты каждому философскому проекту. Описывая такие картины мира и установки

-- то есть в определенном смысле подходя к ним "извне", -- Ясперс

одновременно набрасывает их типологию, но не с целью решения исторических

или социологи-

170

ческих задач. Не собирался он и исследовать "сознание вообще", которое,

видимо, должно лежать в основе всех подобных проектов, -- в то время, когда

писалась книга, к такой постановке вопроса охотно обращались неокантианцы.

Эту работу Ясперса иногда пытались интерпретировать с точки зрения истории,

социологии или неокантианства, но сам автор имел иные намерения. Ясперса

волновал вопрос, в каких формах реализуется "бытие самости" (Selbstsein),

как оно может изменить себе и из-за чего -- потерпеть крах. Ясперс исследует

движение свободы, а также страх перед свободой и проистекающую из этого

страха готовность замкнуться в "скорлупе" из якобы надежных принципов и

толкований. Его интересовали прежде всего способы поведения и мышления в

"пограничных ситуациях" (смерти, страдания, случайности, вины, борьбы), в

которых проявляется рискованный характер жизни, принятой человеком по

свободному и ответственному выбору. "Все это, -- пишет Ясперс в своей

"Философской автобиографии", -- было как бы схвачено одним быстрым

движением... Настрой целого превосходил по охвату то, что удалось сказать".

С момента появления этой работы в философии зазвучал новый тон.

Вызванный книгой общественный резонанс был настолько велик, что Ясперс, хотя

и не имел философской ученой степени, в 1921 году получил в Гейдельбергском

университете должность профессора философии. Тем не менее его положение

оставалось двусмысленным. Среди ученых-естественников старой закалки он

приобрел репутацию ренегата, человека, связавшегося с такой неточной

дисциплиной, как философия; философы же считали его психологом с сильно

выраженной склонностью к проповедничеству.

Самого Ясперса это не тревожило. Он ощущал себя "на пути к свободному

простору".

Такова была ситуация в тот момент, когда произошло знакомство Ясперса и

Хайдеггера. И Ясперс прекрасно понимал, что имел в виду Хайдеггер, когда

писал ему 5 августа 1921 года, характеризуя собственную философскую работу:

"Окажусь ли и я на просторе, не знаю; мне бы заставить себя удержаться на

ногах и вообще идти" [1].

1 Перевод несколько отличается от того, что дается в изд.:

Хайдеггер/Ясперс. Переписка. С. 71.

171

С 1919 года Хайдеггер работал над рецензией на книгу Ясперса. В июне

1921-го он послал Ясперсу эту рецензию -- она разрослась во внушительного

объема работу и именно из-за объема не была, как планировалось, опубликована

в "Геттингишен гелертен анцайген", а вышла в свет лишь в 1973 году.

Хайдеггер начинает с того, что говорит о книге много хвалебных слов, а

потом переходит к критическим замечаниям, которые формулирует осторожно.

Ясперс, по его мнению, пошел недостаточно далеко. Он написал о реализации

экзистенции (человеческого существования), но не включил свои собственные

размышления в эту реализацию экзистенции. Он пытается сохранить свободу по

отношению к мировоззренческой скорлупе и указать на ядро персональной

экзистенции, однако подобные указания сами станут мировоззрением, если

креативная свобода, лежащая в основе "бытия самости", будет описываться как

нечто наличествующее, то есть, в конечном счете, опять-таки как поддающийся

научной констатации факт. "Подлинное самосознание, -- утверждает Хайдеггер в

конце рецензии, -- можно сделать свободным и осмысленным только в том

случае, если оно вообще присутствует, а присутствует оно только в строгом

бодрствовании, по-настоящему же бодрствовать оно может лишь при условии, что

и другой -- в определенном смысле беспощадно -- тоже будет ввергнут в

состояние рефлексии... Ввергнуть же [другого] в состояние рефлексии, сделать

[его] внимательным можно только одним способом: самому пройдя впереди [него]

часть пути, указывая дорогу" (W, 42). Но чтобы идти впереди, указывая

дорогу, нужно прежде самому понять, в чем состоит предмет философии. А

предмет философии -- это "сам философствующий и (его) очевидная ничтожность"

(W, 42).

Автор книги мог не принимать фразу о ничтожности на свой счет, ибо по

контексту было ясно, что подразумевалась "ничтожность" в антропологическом

смысле, и потому Ясперс на рецензию не обиделся, но она его смутила. Что

имел в виду Хайдеггер, когда говорил, что нужно философствовать не о

реализации экзистенции, а изнутри этого процесса? Хайдеггер либо не понял,

что Ясперс уже идет тем путем, ступить на который он, Хайдеггер, его

призывает, -- путем философии как "заботы о себе самой" (Хайдеггер); либо

Характеристики

Список файлов учебной работы