king_istoriya_lizi (522908), страница 40

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 40)

Она этому только рада, рада тому, что может выключить этот, как ей теперь представляется, ужасный фильм, вытащить Скотта из кресла‑качалки и холодной комнаты. Но когда она ведёт его по коридору за руку, он произносит две фразы, от которых у неё по коже бегут мурашки: «Ветер звучит, как тракторная цепь, а тракторная цепь звучит, как мой отец. Вдруг он не умер?».

– Скотт, это чушь собачья, – отвечает она, да только такие фразы совсем не чушь собачья, если произносятся глубокой ночью, не так ли? Особенно когда ветер кричит, а небо, окрашенное в переменчивые цвета, кажется, отвечает тем же.

Когда она просыпается на следующую ночь, ветер воет по‑прежнему, но в спальне для гостей телевизор не включён, хотя Скотт всё равно смотрит на экран. Сидит в кресле‑качалке, завёрнутый в жёлтый афган доброго мамика, но не отвечает ей, даже не реагирует на неё. Скотт здесь, и Скотта здесь нет.

Он превратился в тупака.

5

Лизи перекатилась на спину в кабинете Скотта и посмотрела на стеклянную панель крыши, оказавшуюся прямо над её головой. Грудь пульсировала болью. Даже не подумав об этом, она прижала к ней жёлтый вязаный квадрат. Поначалу боль усилилась… но Лизи чуть‑чуть успокоилась. Вглядывалась в прозрачный кусок крыши, тяжело дыша. До её ноздрей долетал кислый запах пота, слёз и крови, смесь которых мариновала кожу. Лизи застонала.

Все Лэндоны поправляются очень быстро, по‑другому нам нельзя. Если это правда, а у неё есть основания верить, что правда, тогда сейчас она как никогда раньше хотела быть среди Лэндонов. Не хотела оставаться Лизой Дебушер из Лисбон‑Фоллс, последним ребёнком мамы и папы, всегда самой маленькой.

Ты – та, кто ты есть, терпеливо напомнил ей голос Скотта. Ты – Лизи Лэндон. Моя маленькая Лизи. Но ей было так жарко и боль была такой сильной, что теперь ей требовался лёд, а голос… слышала она его или нет, долбаный Скотт Лэндон никогда не казался ей более мёртвым.

СОВИСА, любимая, настаивал Скотт, но голос доносился издалека.

Издалека.

Даже телефон на Большом Джумбо Думбо, по которому теоретически она могла вызвать помощь, находился далеко. А что находилось ближе? Вопрос. Простой, однако. Как она могла найти собственную сестру в таком состоянии и не вспомнить, каким нашла мужа в те жутко холодные дни января 1996 года?

Я помнила, прошептал внутренний голос её разуму, когда она лежала на спине, глядя на стеклянную панель в крыше дома, с жёлтым вязаным квадратом, который всё больше краснел, прижатый к её левой груди. Я помнила. Но вспомнить Скотта, сидящего в кресле‑качалке, означало вспомнить отель «Оленьи рога»; а вспомнить отель «Оленьи рога» – вспомнить то, что произошло, когда мы выходили из‑под конфетного дерева в снегопад; вспомнить это означало вспомнить правду о его брате Поле; а уже правда о брате Поле вела к воспоминанию о холодной спальне для гостей, с северным сиянием за окнами и рёвом ветра, который принёсся из Канады, из Манитобы, от самого Йеллоунайфа. Разве ты не видишь, Лизи? Всё взаимосвязано, всегда было, и как только ты позволяешь себе признать первую связь, толкнуть первую костяшку домино…

– Я бы сошла с ума, – прошептала Лизи. – Как они. Как Лэндоны, и Ландро, и кто ещё знает об этом. Неудивительно) что они сходили с ума, понимая, что есть мир буквально рядом с этим… а стенка такая тонкая…

Но не это было самым худшим. Самым худшим была тварь, которая не давала ему покоя, крапчатая тварь с бесконечным пегим боком…

– Нет! – пронзительно закричала она в пустом кабинете. Закричала, пусть даже крик болью отозвался в теле. – Ох, нет! Хватит! Заставь её остановиться! Заставь этих тварей ОСТАНОВИТЬСЯ!

Но поздно. Слишком поздно отрицать то, что было, каким бы большим ни был риск безумия. Существовало место, где еда с наступлением темноты превращалась во что‑то несъедобное, что‑то ядовитое, и где эта пегая тварь, длинный мальчик Скотта (Я покажу тебе, какие он издаёт звуки, когда оглядывается) мог быть реальным.

– Ох, он реальный, всё так, – прошептала Лизи. – Я его видела.

В пустом, населённом разве что призраками кабинете умершего человека Лизи начинает плакать. Даже теперь она не знает, действительно ли так было, существовал ли он в тот момент, когда она его видела… но она чувствовала… что он реальный. Речь шла о той лишающей надежды твари, которую раковые больные видят на дне стаканов для воды, что стоят на прикроватных столиках, когда все лекарства приняты, на дисплее насоса морфия ноль, час поздний, а боль ещё здесь и забирается всё глубже в не знающие сна кости. И живой. Живой, злобной и голодной. Именно от этой твари, Лизи не сомневалась, её муж безуспешно пытался отгородиться спиртным. И смехом. И писательством. Эту тварь она практически увидела в его пустых глазах, когда он сидел в холодной спальне для гостей перед выключенным и молчащим телевизором. Он сидел…

6

Он сидит в кресле‑качалке, закутанный до уставившихся в никуда глаз в чертовски весёленький жёлтый афган доброго мамика. Смотрит на неё и сквозь неё.

«Позвонить кому‑нибудь, – думает она, – вот что нужно сделать», – и спешит по коридору к их спальне. Канти и Рич во Флориде и пробудут там до середины февраля, Дарла и Мэтт живут рядом, и именно номер Дарлы Лизи собирается набрать, её уже не тревожит, что она разбудит их глубокой ночью, ей нужно с кем‑то поговорить, ей нужна помощь.

Позвонить не удаётся. Жуткий ветер, от которого ей холодно даже во фланелевой ночной рубашке и надетом поверх неё свитере, тот самый, что заставляет котёл в подвале работать на пределе возможностей, под напором которого трещит, стонет и сотрясается дом, оборвал где‑то провод, и, сняв трубку, она слышит только идиотское «м‑м‑м‑м». Несколько раз она всё равно нажимает пальцем на рычаг, потому что в такой ситуации это естественная реакция, но знает, толку не будет, и толку таки нет. Она одна в этом большом, старом, реконструированном викторианском доме на Шугар‑Топ‑Хилл, под небом, расцвеченным безумными полотнищами света, а температура воздуха опустилась до значений, которые немыслимо и представить себе. Лизи знает, попытайся она пойти к живущим по соседству Галлоуэям, велики шансы, что она отморозит мочку уха или палец, может, и два. Может вообще замёрзнуть у них на крыльце, прежде чем сумеет их разбудить. С таким морозом шутки плохи.

Она возвращает на место бесполезную телефонную трубку и торопится обратно в коридор, её шлёпанцы перешёптываются с ковром. Скотт такой же, каким она его и оставила. В кантри‑саундтреке фильма «Последнего киносеанса» глубокой ночью хорошего мало, но тишина хуже, хуже, хуже этого просто ничего нет. И за мгновение до того, как мощнейший порыв ветра ухватывается за дом и грозит стащить его с фундамента (она едва может поверить, что они не остались без электричества, уверена, что скоро наверняка останутся), она понимает, почему даже сильный ветер – плюс: она не может слышать его дыхания. Он не выглядит мёртвым, на щеках даже теплится румянец, но как ей знать, что он не дышит?

– Милый? – шепчет она, направляясь к нему. – Милый, ты можешь поговорить со мной? Можешь посмотреть на меня?

Он ничего не говорит, не смотрит на неё, но, когда она прикасается ледяными пальцами к его шее, кожа тёплая, и она чувствует биение сердца в большой вене или артерии, которая проходит под самой кожей. И кое‑что ещё. Она чувствует, как он тянется к ней. При дневном свете, даже при свете холодного дня, при свете ветреного дня (при таком свете, похоже, сняты все сцены под открытым небом в фильме «Последний киносеанс», вдруг осеняет её) она, несомненно, это бы упустила, но не теперь. Теперь она знает то, что знает. Ему нужна помощь, точно так же, как он нуждался в помощи в тот день в Нашвилле, сначала – когда безумец стрелял в него. Потом – когда он, дрожа всем телом, лежал на горячем асфальте и молил о льде.

– Как я могу тебе помочь? – шепчет она. – Как я могу помочь тебе теперь?

Отвечает ей Дарла, Дарла, какой была в девичестве. «Одни груди да злость», – как‑то сказала добрый мамик, хотя вульгарность была для неё нехарактерна. Видать, Дарла достала её вне всякой меры.

«Ты не собираешься помогать ему, так почему говоришь о помощи? – спрашивает юная Дарла, и голос этот такой реальный, что Лизи буквально ощущает запах пудры «Коти», которой Дарле разрешали пользоваться (из‑за её прыщей), и слышит, как лопается пузырь её жевательной резинки. И это ещё не всё. Она спускалась к пруду и забросила сеть, которая вернулась с приличной добычей. – У него съехала крыша, Лизи, он чокнулся, шарики зашли за ролики, он катит на резиновом велосипеде, и единственное, чем ты можешь ему помочь, – вызвать людей в белых халатах, как только телефон заработает вновь», Лизи слышит наполненный абсолютным подростковым презрением смех Дарлы в глубине своей головы, когда смотрит на своего мужа, сидящего в кресле‑качалке с широко раскрытыми глазами. «Помочь ему! – фыркает Дарла. – ПОМОЧЬ ему? Размечталась».

И тем не менее Лизи думает, что может помочь. Лизи думает, что есть способ.

Беда в том, что такая помощь, возможно, опасна, и не факт, что принесёт желаемый результат. Она достаточно честна перед собой, чтобы признать, что сама создала некоторые проблемы. Отгораживалась от определённых воспоминаний, в частности, от их удивительного выхода из‑под конфетного дерева, прятала те факты, с которыми не могла сжиться (например, правду о Поле, святом брате), за занавесом в своём сознании. Туда же попал некий звук (пыхтение, святой Боже, это низкое, мерзкое хрюканье) и кое‑что из увиденного ею (кресты на кладбище кресты в кровавом свете). Она иногда задаётся вопросом, а может, у каждого в голове есть такой же занавес, за которым находится «не думать об этом» зона. Должно быть, есть. Удобная штука. Определённо спасает от бессонных ночей. Таких воспоминаний хватает: то, другое, третье. Так или иначе, они образуют целый лабиринт. «О маинькая Ли‑изи, как ты меня сабавляешь, mein gott»… и что скажут дети?

– Не ходи туда, – бормочет Лизи, но думает, что пойдёт. Думает, если у неё и есть шанс спасти Скотта, привести его назад, она должна туда пойти… где бы это ни было.

Ох, но это же совсем близко. В том‑то и весь ужас.

– Ты знаешь, не так ли? – говорит она, начиная плакать, но спрашивает она не Скотта, Скотт ушёл туда, куда уходят тупаки. Однажды, под конфетным деревом, где они сидели, защищённые от окружающего мира этим необычным октябрьским снегопадом, он охарактеризовал своё писательство видом безумия. Она запротестовала (она, практичная Лизи, для которой всё было по‑прежнему), и тогда он сказал: «Ты не понимаешь той части, что связана с уходом. Для тебя это счастье, маленькая Лизи, и я надеюсь, что всё так и останется».

Но сегодня, когда ревёт ветер, прилетевший от Йеллоунайфа, и небо расцвечено безумными цветами, её везение обрывается.

7

Лёжа на спине в кабинете умершего мужа, прижимая окровавленную «усладу» к груди, Лизи изрекла: «Я села рядом с ним и вытащила его руку из‑под афгана, чтобы держать её. – Шумно сглотнула. В горле что‑то щёлкнуло. Она хотела выпить воды, но ещё не знала, сможет ли устоять на ногах, пока не знала. – Его рука была тёплой, а вот пол…».

8

Пол холодный, и это чувствуется сквозь фланелевую ночную рубашку, фланелевые пижамные штаны и шёлковые трусики под ними. Эта комната, как и всё остальные наверху, обогревается воздуховодами, выпускные отверстия которых расположены на уровне плинтусов, она может ощутить тепло свободной рукой, той, что не держит руку Скотта, но радости в этом мало. Котёл‑обогреватель работает без устали, горячий воздух идёт наверх, через выпускные отверстия поступает в комнаты, в каких‑то шести дюймах от них тепло ещё есть, потом… пуф! Ушло. Как полоски на столбе у парикмахерской. Как поднимающийся сигаретный дым. Как мужья, иногда.

Не обращай внимания на холодный пол. Не обращай внимания на зад, даже если он посинеет. Если ты можешь что‑то для него сделать, делай.

Но что это что‑то? С чего ей нужно начать?

Ответ приходит со следующим порывом ветра.

Начни с лечения чаем.

– Он‑никогда‑не‑говорил‑об‑этом‑потому‑что‑я‑никогда‑не‑спрашивала. – Фраза вылетает из неё так быстро, что сливается в одно длинное экзотическое слово.

Если так, это экзотическое одно слово – ложь. Он ответил на её вопрос о лечении чаем в ту ночь в отеле «Оленьи рога». В постели, после любви. Она задала ему два или три вопроса, но один, который имел значение, ключевой вопрос, был первым. И вроде бы простым. Он мог ответить односложно, «да» или «нет», но когда Скотт Лэндон отвечал на заданный вопрос «да» или «нет»? И, как выяснилось, вопрос этот оказался пробкой, выбитой из бутылки. Почему? Потому что он вернул их к Полу. И история Пола главным образом была историей его смерти. А смерть Пола привела к…

– Нет, пожалуйста, – шепчет она и понимает, что слишком уж сильно сжимает его руку. Скотт, само собой, не протестует. Как и принято в роду Лэндонов, он ушёл, стал тупаком. Звучит забавно, почти как шутка из юмористической передачи «Хи‑хи, ха‑ха».

«Эй, Бак, а где Рой?»

«Ну, я тебе скажу, Минни, Рой ушёл в тупаки!» (Зрители покатываются со смеху.).

Но Лизи не смеётся, и ей не нужны внутренние голоса, чтобы объяснить, что Скотт ушёл в страну тупаков. И если она хочет вернуть его, сначала ей самой нужно последовать за ним туда.

– Господи, нет, – стонет она, потому что в глубине сознания уже понимает, что означает принятие такого решения. – Господи, Господи, неужели я должна?

Бог не отвечает. Да и не нуждается она в Его ответе. Она знает, что должна сделать. По крайней мере с чего ей нужно начать: она должна вспомнить их вторую ночь в отеле «Оленьи рога», после любви. Они уже дремали, готовясь погрузиться в сон, и она подумала: «Хуже от этого не будет, ты хочешь спросить его о святом старшем брате, не о старом дьяволе‑отце. Не теряй времени и спрашивай». Вот она и спросила. Сидя на полу, держа его руку (начинающую холодеть) в своей, под завывание ветра и под раскрашенным в безумные цвета небом, Лизи заглядывает за занавес, который повесила, чтобы скрыть за ним самые худшие, самые необъяснимые воспоминания, и видит себя, спрашивающую его насчёт лечения чаем.

Спрашивающую его…

9

– После этой историей со скамьёй Пол вымочил свои порезы в чае, как ты вымачивал руку в ту ночь в моей квартире?

Характеристики

Список файлов книги