Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Эллинам чуждо было подозрение, что в мистериях и эзотерических общинах преподается существенно новое и отличное от экзотеричсских культов вероучение; поэтому возможно было бы не только гармоническое совмещение обеих религиозных сфер в личном созмании, но и общественно-историческое соприкосновение и взаимодействие обеих. Современный исследователь допустил бы коренную методологическую ошибку, не различая со всей тщательностью ! «Алкей и Сафо» (памятники Мировой Литературы), М.. )9)4, стр.
207. 171 философем ат общенародных представлений. Но, остерегаясь смешивать области наивного и теософически опосредствованного верования, должно вместе с тем остерегдться и предвзятого недоверия к явным доказательствам их одноприродности. Таким доказательством служит, между прочим, выше намеченная частичная рецепция орфизма афинским государственным культом в Ч! веке '. В эпоху Писистрата орфическая реформа в Аттике осуществлена. Священный союз возвеличенного Дионисова божества с Афиной, учреждение государственных дионисийских мистерий (священный брак и институт герэр), установление тесного культового общения между религией Диониса и в свою очередь преобразованными мистериями Элевсина — все это возможно было провести в жизнь лишь при посредстве орфической мистики.
Она углубила связь весенней радости Анфестерий с культом усопших и упрочила значение Древнего навьего дня в дионисийском литургическом цикле. Она же несомненно способствовала резкому разграничению дифирамба и трагедии от «драмы сатиров», служения Дионису возвышенного и важного (зрвс)аюп) от дионисийской разнузданности и резвости (за(уг!)соп); она насадила в Афинах ' мусический культ Диониса Мельпомена, выдающий влияние элевсинских действ на раннюю аттическую трагедию и отданный в ведение рода Эвнидов-певцова, организованных наподобие элевсинских Эвмолпидов. Орфический элемент изначала окрашивает аттическую трагедию, придает ей литургическую торжественность: она в Афинах, по выражению Аристотеля, арезешпуп1)!е — сделалась «важной, велелепной и священственной».
Не могли не оказать на нее глубокого воздействия и древнейшие орфические действа, справляемые родом Ликомидов в аттическом деме Флии ', где главными божествами чтились Великая Богиня (Гея) и ее мужской умирающий и воскресающий коррелят, рано отожествленный с Дионисом растительным — Флием и Анфием; во Флии изображалось, по-видимому, и растерзание младенца-Диониса титанами.
Самоограничение аттической трагедии пределом героической саги, с устранением прямого изображения деяний божественных, было подсказано стремлением ! срв. Агп!орь. канве !032: Огрьенв аеп !е(сиз й' ьуй!и за!енеые кй з Близ Дипилопа, Рана. 1, 2, 5. С. 1. А. И1, 20: Ыегенв Ме!Ропгепн. !Ь. 274: Ыегенв Ме!Ротепн 01опузн ех Енпе!адп, Нагросг. з. ч. ЕппеЫа!: хенов ева раг' А1ьепа!оп Ьн1дв оповаютепоп ЕнпеЫз1, емп не ЫйагоЫо! Ргов гав Ыегнгеааз рагесЬопгез !еп сиге!ап. РЬо1. з, ч. Запое Айзпдв! инзйоп аро Енпед 1н 1азопоз За! Нури!Ру(ез.
з Рвов. 1Х, 27, 2; !Ь. 30, 12! 1, 31, 4; !У, 1, 5. Срв. гл. УШ, д 9, пр. 2, сгр. 161. !72 возвысить Дионисово богопочитание: в его священном участке, в литургическом действии трагедии, можно было вызывать тени героев-ипостасей страдающего бога, покрытые священными масками, в элевсинских «стблах» и на богослужебных котурнах, но страсти самого бога не могли служить предметом всенародного зрелища, созерцать их приличествовало только участникам мистерий.
Утвердить Дионисово богопочитание как афинскую государственную религию: такова была цель орфической общины Ч1 века. По некоторым признакам можно заключить, что первым шагом к достижению этой цели было введение Дионисова божества во все частные родовые культы; откуда развивается понятие «оргеонов», в смысле «членов родового союза», вследствие совместного совершения родовых «оргий», — если, вместе с Тепффером, мы признаем термин заимствованным из Дионисовой религии. Тогда же, естественно, культ Диониса был соединен с общими празднествами афинских родов в честь умерших родичей — с Феойниями и Апатуриями '. Так как архонтство было выборным, так как и четырнадцать герэр, окружавших жену архонта-цара, не были, по-видимому, представительницами всегда одних и тех же родов (да и не могло быть в Афинах столько исконно дионисийских родов), а обряд священного брака связан„по своему внутреннему характеру, именно с родовым преданием (Еа(а 1а ра1па), — то остается предположить, что все роды стали с некоторого времени носителями Дионисова культа.
С какого именно времени, — трудно сказать: Писистрат мог найти эту родовую рецепцию уже, по крайней мере, подготовленной. Во всяком случае, она, в своем окончательном виде, означает формальное объединение всех местных и первоначально разрозненнык дионисийских культов Аттики.
Историческое предание определенно изображает Писистрата пламенным ревнителем и деятельным распространителем Дионисова богопочитания. Он же в деле осуществления своих религиозно-политических замыслов всецело опирается на орфиков. Правление Писистрата представляется эпохой торжества орфической церкви и завершительного оформления Дионисовой религии в Аттике, в качестве религии государственной. Источники эллинской теологии еще не достаточно исследованы; мы еще связаны в этой области многими предрассуждениями и не отдаем себе ясного отчета даже в том, что досократовские метафизические системы возникли из расчленения и секуляризации догматического предания, погребенного во мраке веков, — предания, среди первых эмиссаров коего, посланных сообщить народу начатки ' тоериег, аьв»св«пепе»)ов1«, Б. 32 П.
!73 священной мудрости, мы ближе других знаем Гесиода, о котором, тем не менее, почти ничего не знаем. Между тем, перед глазами у нас поучительная аналогия Индии, где символическое умозрение непосредственно примыкает к эпохе гимнов и предшествует худохсественному развитию эпоса. Нет основания не доверять общине, провозгласившей своим родоначальником (как Гомернды — Гомера) божественного певца Орфея, о котором они учили, что он «обрел таинства Диониса и был погребен в Пиерии, претерпев растерзание», подобно богу этих таинств ', — нет основания не доверять ей в ее ссылках на авторитет давней сокровенной традиции и смотреть, как на бесплодную попытку искажения и затемнения национальной религии, — на великую литургическую и догматическую реформу Ч! века: поистине, не «разрушать» хотели они, но «исполнить», как говорит об орфиках этой эпохи правильно, в общем, оценивающий их историческую роль и дело Виламовиц з.
Развитие дионисийской догмы совершается в лоне орфической общины. Это не создание новой религии, но систематизация наличных религиозных представлений и мистическая интерпретация культа. Орфический гнозис опирается на предание; то, что мы называем «теократией», говоря о явлениях упадка национальных религий, начинается, на самом деле, в древнейшей религиозной исгории— там, где кончается местный культ. Орфики продолжают теогонический и космогонический эпос: так, Гесиодову схему последовательности больших веков, илн возрастов человечества, они развивают в метафизическую доктрину, по которой за золотым веком Светодавца-Фанеса следует серебряный — Кроноса, а за этим титанический век, открывающийся растерзанием предвечного младенца— Диониса-Загрея '.
В учении о Дионисе орфики примыкают к уже сложившимся верованиям. Народ не только отвлек понятие жертвоприносимой божественной сущности из жертвенного обряда, но и назвал абстракт героических сграсгей — бога Героя, подземного «сильного» преимущественно перед другими «героями», несущего и объемлющего их своим божеством, — сыном отчим Дионисом, выделив из существа верховного Зевса ряд исконно Зевсовых (прадионисий- 1 Аров.
1, 3, 2: ьеиге де Огрьеиз 1а О!опуви шув1ег!а за! 1ейарй! рег1 1еп Р!епап йавравйе!з. 1 %яапгогзпг-мовепоогн, Иойензсье 1/п1егзисьипвеп, Ехсигв ПЬег сяе огрмзсье 1п1егро1авоп. в прова у Бсьпп згипейипй Апеспой хгаеса, 1636, г. и, 58: гп!оп де 1папйоп, ьо рыла!п (!пгеп. Огрьеив) еа гоп пгапйьп йе!Пп 1оп О!а зувгьгавйа!. 174 ских) атрибутов и усвоив их его страстнбй ипостаси, его страдающему и умирающему сыну. Сотворив лик бога, народ переселил его, между прочими вместилищами его силы, и в солнце.
Ибо, если нельзя отрицать, что сторонники солярной теории в иных случаях бывают правы, поскольку некоторые лики народных, мифологий кажутся, в самом деле, выведенными путем олицетворения из представлений о солнце, — то в данном случае перед нами типический пример обратного процесса — пример вселения в солнце самостоятельно обретенного божественного лика. В качестве бога страдающего и умирающего Дионис преимущественно отожествляется с солнцем запавшим и невидимым, светилом темного царства и сени смертной. Для фригийцев и пафлагонцев весна — возврат или пробуждение, осень — уход или обмирание Солнцебога '.
Аполлон — дневное, Дионис — ночное солнце, светящее в нижней полусфере, по священному преданию в Элиде ', так формулированному, вероятно, под дельфийским влиянием, но коренящемуся, по-видимому, в местном веровании в Диониса подземного — владыку отшедших и солнце теней. Дуализм летнего и зимнего солнцепочитания лег в основу двуединой дельфийской религии Феба-Диониса. Круглые храмы Диониса- Солнца во Фракии символизировали, должно думать, солнечную гробницу, недра земли, раскрывшиеся, чтобы приять и утаить от живых, на время его исчезновения (ар(тап!Ишоз), ДионисаСабазия ', ибо круглые здания суть, по древнейшему назначению своему, гробницы.
Но, рядом с возможностью противопоставить солнцебогу страдающему и умирающему, или исчезнувшему и полоненному (на этом представлении зиждется, по-видимому, и пра-миф Одиссеи), другого, торжествующего в мире живых Солнцебога ', — открывалась и иная возможность: усмотреть в летнем солнце живое присутствие бога, а в солнце зимнем — бледный отблеск и призрак его же, ушедшего гостить в царство мертвых, оставив живым свой двойник. По этому пути направилось синкретическое движение, с ранних пор стремившееся всецело отожествить Гелия (Солнцебога) ! 1(ге!скег, Обиег(еЬге 1, 5. 432.