Диссертация (1173737), страница 16
Текст из файла (страница 16)
прибавился «волевойагностицизм». Два обозначенных первыми направления могут быть такжеразделены на абсолютное и относительное; крайними точками зрения, соот1Яковлев А. М. Детерминизм и «свобода воли»: перспективы изучения личности преступника // Правоведение. 1976. № 6. С. 63–64.2Там же. С. 64.3См.: Дагель П. С., Котов Д.
П. Субъективная сторона преступления // Избранные труды /науч. ред. и предисл. А. И. Коробеева. Владивосток, 2009. С. 10–12.81ветственно, будут абсолютные детерминизм и индетерминизм; промежуточными – относительные детерминизм и индетерминизм. (Что касается вопросао различении двух последних взглядов, то это действительно сложно сделать;можно условно связать относительный детерминизм с, к примеру, марксистским пониманием свободы воли как определяемой внешними обстоятельствами, а относительный индетерминизм – с пониманием свободы воли какограниченной внешними обстоятельствами; разница, таким образом, состоитв приоритете либо внешней среды, либо свободы воли.) В борьбе этихнаправлений развивались философия и уголовное право на протяжении всейих истории, и во многом борьба эта не окончена и сегодня.Таким было неоднозначное и сложное развитие проблемы свободы волив философии и уголовном праве, на основе которого можно перейти к построению современной уголовно-правовой концепции свободы воли и противостоящего ей принуждения.§3.
Свобода воли и принуждение в историиуголовного законодательстваНесмотря на то, что вопрос о свободе воли и принуждении является вомногом общетеоретическим и как таковой происходит из философии уголовного права, он с необходимостью должен был найти отражение в памятникахуголовного права предшествующих столетий. Соответственно, проследив историю развития норм уголовного права о свободе воли и принуждении, можно будет, во-первых, уяснить истоки современных уголовно-правовых норми, во-вторых, попытаться произвести правовой прогноз их развития.Именно об этих двух функциях исторического метода пишется как вобщенаучной, так и в уголовно-правовой литературе. В частности, Б. М.
Кедров отмечает: «Изучение прошлого может и должно служить средством длятого, чтобы понять настоящее и предвидеть будущее и на основе этого82осмыслить развитие науки как целенаправленный исторический процесс»1.Такое понимание исторического метода восходит ещe к Гегелю, который в«Философии права» указывал: «Относительно …исторического элемента вположительном праве Монтескье указал истинно историческое воззрение,подлинно философскую точку зрения: законодательство вообще и его частные постановления нужно рассматривать не изолированно и абстрактно, акак взаимно зависимые моменты некоторой целостности, в связи со всемидругими особенностями, составляющими характер определeнной нации иопределeнной эпохи; в этой связи они получают своe истинное значение, атакже и своe оправдание»2.По оценке А.
Ф. Кистяковского, «только история может дать объяснениепричин как современного состояния уголовного права, так и состояния его впредшествующие периоды. …История… указывает на естественную причинусуществовавших уродливостей и вообще того или другого состояния уголовного права, она констатирует источник его прогрессивности и даeт данныедля оценки как старых, так и новых теорий и учений уголовного права»3.Современные исследователи, А. И. Чучаев и Т.
К. Агузаров, пишут, чтоцелями и задачами историко-правового анализа являются более глубокоепроникновение в сущность эволюционных процессов, взаимосвязи междуправовыми явлениями различных эпох, прогноз тренда и динамики развитияуголовного права и выработка научной основы совершенствования уголовноправового регулирования социальных явлений4.Обращаясь к интересующему нас предмету исследования, мы полагаемвозможным начать наш анализ с Соборного уложения 1649 г.
Более ранние1Кедров Б. М. История науки и принципы её исследования // Вопросы философии. 1971.№ 9. С. 78.2Гегель. Философия права. С. 26.3Кистяковский А. Ф. Указ. соч. С. 4.4См.: Агузаров Т. К., Чучаев А. И. Уголовно-правовая охрана власти (XI – начало XX в.): исторические очерки. М., 2011. С. 9.83дошедшие до нас письменные памятники права характеризуются казуистичностью, отсутствием абстрактных обобщений, краткостью текста, что оставляет больше простора для догадок и предположений, чем для историческогоанализа.Соборное уложение 1649 г. стало базовым документом в уголовноправовой области почти на два столетия1. Однако его оценки, на первыйвзгляд, в литературе различаются от резко критических до положительных.Так, по мнению Г. С.
Фельдштейна, «о том, чтобы Уложению была приданаформа, свидетельствующая о систематизации, о классифицировании отдельных понятий и институтов, исходящем из общих теоретических оснований,нет и речи. …Составы преступлений строго согласованы с практическимиусловиями уголовно-правового обихода. В них всего менее теоретичности»2.Напротив, А. Г. Маньков пишет, что Уложение стало первым отечественнымсистематизированным законом, который значительно превосходит предшествующие памятники русского права своим содержанием, широтой охватаразличных сторон действительности того времени, структурой и неизмеримобóльшим объeмом нормативного материала3. Более того, в сравнении с аналогичными современными ему памятниками права государств Западной Европы Уложение выгодно отличается, во-первых, степенью систематизацииправового материала; во-вторых, глубиной и чeткостью разработки юридических понятий, законодательной техникой конструирования норм; в-третьих,объeмом юридического содержания4.
Однако примирить приведeнные точкизрения, на наш взгляд, довольно-таки легко: по отношению к прошломуУложение есть несомненный шаг вперeд; в сравнении с будущими же кодексами оно по вполне понятным причинам не выдерживает никакой критики.1Его текст см.: Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное уложение 1649 года.
М., 1961.Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. С. 23–24.3См.: Маньков А. Г. Уложение 1649 года – кодекс феодального права России. М., 1980. С. 3–24.4См.: Агузаров Т. К., Чучаев А. И. Указ. соч. С. 54.84Злая воля совершающего преступление уже отчeтливо вырисовывается втексте Уложения в приложении к нормам, устанавливающим ответственность за посягательство на особу государя: «А кто Московского государьствавсяких чинов люди сведают, или услышат на царьское величество в какихлюдех скоп и заговор, или иной какой злой умысл и им про то извещати государю царю… А будет кто сведав, или услыша на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл, а государю и его государевым бояром и ближним людем, и в городех воеводам и приказным людем, про то не известит, а государю про то будет ведомо, что он про такоедело ведал, а не известил, и сыщется про то допряма, и его за то казнитисмертию безо всякия пощады» (ст.
18–19 главы II). В литературе идeт дискуссия о том, что понимается под «злым умыслом» в этом отрывке: обнаружение умысла или уже приготовительные действия1; однако независимо отверного решения вопроса само по себе появление отсылки к «злому умыслу»примечательно.Эта же «злая воля» становится определяющим признаком в иных преступлениях: «А будет кто приедет к кому-нибудь на двор насильством, скопом и заговором, умысля воровски, и учинит над тем, к кому он приедет илинад его женою, или над детьми, или над людьми смертное убойство, а сыщется про то допряма, и того, кто такое смертное убойство учинит, самогоказнити смертью же, а товарыщев его всех бити кнутом и сослати, куды государь укажет» (ст. 198 главы X).В Уложении вырисовывается прообраз убийства в состоянии необходимой обороны, за которое лицо не подлежит ответственности: «А будет тот, ккому они таким умышлением приедут (имеется в виду ст.
198, приведеннаявыше. – С. Ш.), бороняся от себя, и дом свой обороняя, кого из них убьет досмерти и привезет тех побитых к судьям, и сыщется про то допряма, что он1См. подробнее: Агузаров Т. К., Чучаев А. И. Уголовно-правовая охрана власти (XI – началоXX в.): исторические очерки. С. 56–57.85то убийство учинил поневоле, от себя бороняся, и ему того в вину не ставить (курсив наш. – С. Ш.). А кого он убьет, и ему то убойство учинится отсебя, не приежжай на чюжей дом насильством» (ст. 200 главы X).И хотя о свободе воли и принуждении как общетеоретических понятияхСоборное уложение ещe не говорит, но уже встречаются первые попыткиразличения свободного действия и действия по принуждению.
Интерес вэтом отношении представляют две нормы той же самой главы X «О суде», вкоторой можно увидеть прообраз совершения сделки под воздействием принуждения: «А будет кто, умысля воровски, и стакався с площадными подьячими, напишет на кого в большом долгу заемную кабалу, или иную какуюкрепость в большом деле за очи, и, написав ту крепость, зазовет его к себе,или к иному к кому на двор, и велит ему к той крепости руку приложити, илиему велит написать в чем-нибудь заемную кабалу своею рукою неволею (курсив наш.
– С. Ш.), и тому, над кем такое дело учинится, в том на того, кто надним такое дело учинит, являти окольным людем, и в приказех судьям, а в городех воеводам, и приказных людем подавати явки, после того, как над нимтакое дело учинится, того же дни, и бити челом на тех людей, которыя надним такое дело учинят, об очной ставке и о сыску вскоре, дни в три или в четыре, и большое в неделю…» (ст. 251). Противоположная ситуация (ложноеутверждение о «невольной» записи) описывается в следующей ст. 252: «Абудет кто кому дав на себя какую крепость, учнет на того, кому он ту крепость даст, являти и бити челом государю и сказывати, что на него та крепость взята поневоле, и учнет он в том слатися на сторонних людей по стачке, а писана та крепость на площади, и в послусех у тоя крепости писалисяплощадные подьячие, и его рука у той крепости есть, а тот, кому он ту крепость на себя даст, и площадные подьячие на очной ставке с ним учнут говорити, что та крепость прямая, а не нарядная, а те люди, на которых тот челобитчик пошлется с ними по стачке, учнут ту крепость называти нарядною же,а после того сыщется допряма, что та крепость прямая, а не нарядная, а лжи-86вят ее для того, чтобы по ней исцова иску не платити, и тому челобитчику затакое его ложное челобитье, и тем людем, которые учнут по нем говоритиложно, с ним по стачке, учинити жестокое наказание, велети их бити кнутомнещадно при многих людех, чтобы им и иным таким впередь неповадно былотак делати, да на них же велети тому, на кого они такое дело напрасно затеют, доправити бесчестие, да иск его по крепости сполна, да его же вкинути втюрьму на полгода».В Артикуле воинском 1715 г.1 уголовное законодательство России получает своe дальнейшее развитие, однако большею частью в виде казуистически сформулированных установлений.
В частности, Артикул допускает ненаказуемость принуждения к исполнению обязанности («Ежели салдат когда отсвоего офицера в строй послан будет, и оному попротивится, и офицер принужден будет его уязвить, тогда вина та офицеру отпустится» (арт. 79)); различает причинение вреда и смерти в состоянии необходимой обороны («понужде» – арт. 141, 154). Достаточно подробно в Артикуле (исходя из егоприроды как военно-уголовного кодекса) регламентируется вопрос о сдачекрепости по крайней нужде (арт. 117–123); в этой связи формулируется состав преступления в виде принуждения подчинeнными коменданта к сдачекрепости («Ежели же подчиненные комменданту офицеры и рядовые салдатыего коменданта принудят, или подманят к здаче крепости, тогда имеют всеофицеры (которые в таком деле виновны суть, и позволили на таковое понуждение) чести, пожитков и живота лишены быть.