Диссертация (1168764), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Таким образом, литературный текст предстает перед читателем какнекая усложненная структура, появившаяся из элементарных формул ибазовых образцов.Н. Фрай сравнивает процесс индуктивного рассмотрения архетипов(inductive movement towards the archetype), вплетенных в канву произведениясловесного творчества, с тем, как посетители музея делают шаг назад, изучаякартину, дабы воспринять полотно целостно, не фокусируясь на отдельныхмазках художника: « ˂…˃ we back up from a painting if we want to seecomposition instead of brushwork» [Ibid.].
Этот индуктивный подход выступаетв качестве метода достижения главной цели литературной критики, о которойН. Фрай неоднократно говорит на протяжении всего своего сочинения – этораспознавание, возможность увидеть архетипическую форму (the archetypal22form), воссозданную автором того или иного литературного произведения[155: p. 508].Английский исследователь У.Б. Штейн в своей книге «Фауст Готорна,исследование архетипа дьявола» («Hawthorne's Faust, a Study of the DevilArchetype», 1953) не дает развернутого теоретического обоснования природеизучаемого нами явления. Однако используемая им характеристика архетипадьявола проливает некий свет на свойства архетипа в целом.
Отметим, чтоавтор называет анализируемый им архетип первобытным или первоначальнымобразом (primordial image) и полагает, что дьявол является воображаемымвоплощением зла. Принимая всевозможные обличия, Сатана проникает вхристианские мифы не только c целью наущения, но и просвещения: « <…˃an imaginative idea of evil that has in many different shapes infiltrated the myths ofChristianity to work as an educative principle» [184: p. 57]. У.Б. Штейн наделяетэтого персонажа чертами соблазнителя, внушающего страх, заставляющеголюдей выдумывать различные суеверия и создавать религиозные учения,чтобы оградить себя от зла.
Это свидетельствует о таком свойстве архетипов,как нуминозность, т.е. способность вызывать у людей одновременно ужас ивосхищение, переживать таинственное и пугающее присутствие чего-тонеподвластного человеческой воле. Ученый открыто заявляет, что этиизначальныеструктурыпроистекаютизколлективногосознанияиколлективной памяти: « <…> emerging from the collective mind andilluminating» [Ibid.].Канадский философ и филолог М. Маклюэн в своей работе «От клише кархетипу» («From Сliché to Archetype», 1970), выполненной в соавторстве сУ.
Уотсоном (W. Watson), рассуждает о сущности таких категорий, как клишеи архетип, их сходстве, различиях и взаимодействии. Демонстрируяотношения, которые существуют между архетипами и клише, автор пишетследующее: «The archetype is a retrieved awareness or consciousness. It isconsequently <…> an old cliché retrieved by a new cliché. Since a cliché is a unit23extension of man, an archetype is a quoted extension, medium, technology, orenvironment» [173: p.
21]. Как видно из приведенной цитаты, архетиптрактуется как некое извлеченное сознание или осознание, что в определеннойстепени соответствует выражению «осознание, пробудившееся ото сна».Клише в данном случае выступает единицей расширения человеческогосознания, в то время как архетип служит средой, или полем для осуществленияэтого процесса.Вместе с тем основным различием указанных категорий становится тообстоятельство, что клише попросту несовместимо с другими клише, тогда какархетип действительно тесно связан с иными существующими архетипами.Иллюстрируя эту связь, М. Маклюэн представляет ее в виде своеобразногоцикла: «When we consciously set out to retrieve one archetype, we unconsciouslyretrieve others ˂…˃ In fact, whenever we “quote” one consciousness, we also“quote” the archetypes we exclude; and this quotation of excluded archetypes hasbeen called by Freud, Jung, and others “the archetypal unconscious”» [173: p.
22].Соответственно, актуализация одного архетипа неизбежно задействует другиеархетипы. Можно сказать, что тесное соединение и соотнесенность последнихво многом обусловливает процесс превращения осознаваемых структур вбессознательные.Особую ценность для проводимого в диссертации исследованияпредставляетрассмотрениеканадскимученымтерминаархетипвлитературоведении. Он отмечает, что в науке в последнее время изучениеданной проблемы проходит в тесной связи с психоанализом (under the bannerof psychoanalysis). Однако М. Маклюэн признает за К.Г. Юнгом какнеоднозначность толкования термина архетип, так и отсутствие в его работахнаучного обоснования для гипотезы о существовании некой коллективнойобщечеловеческой памяти [173: pp.
22 – 23]. Следовательно, несмотря наинтерес М. Маклюэна к учению о бессознательном, его взгляды вряд ли можноназвать подлинно юнгианскими, что качественно отличает его подход к24исследованию интересующей нас категории от подхода, распространенного вбольшинстве литературоведческих работ.Книга «Мифы и мотивы в литературе» («Myths and Motifs in Literature»,1973) известного исследователя в области литературоведения и мифологииД.Дж. Барроуза представляет собой фундаментальный труд, посвященныйпроблеме архетипов [143]. Уже во вступлении к работе автор дает краткоеопределение архетипа как модели, своеобразного шаблона, по образцукоторого создаются референты схожей с ним природы.
В основе егоисследования лежит идея о том, что первобытная сущность присутствует вкаждом из нас, а мифы, ритуалы и поэзия, созданные в древние времена,позволяют людям познать эту сущность. Анализируя опыт предыдущихпоколений ученых, а также работы своих современников (М.
Бодкин, У. Гуд,Л. Фидлер, Н. Фрай, Дж. Фрейзер, Э. Фромм), автор приводит разнообразныевзгляды на существование неизменных структур, мотивов и того, как ониреализуются в литературе. Однако наиболее ценным вкладом Д.Дж. Барроуза,несомненно,являетсяразвернутаятипологияианализнаиболеераспространенных и общепринятых архетипических мотивов и образов.По мнению известного литературоведа, в том случае, когда фокусисследования переносится с происхождения архетипов на мифологию,фольклор и литературу, становится очевидно, что все культуры обладаютобщей базовой системой символов.
С целью систематизации этих символовученые представляют их в виде двух мономифов: сезонный миф (the SeasonalMyth) и миф о герое (the Myth of the Hero). Названные мифы выступаютвсеобъемлющимимоделями,которыевключаютнаиболеечастоповторяющиеся архетипические мотивы и образы. Д.Дж. Барроуз оформляетсвою классификацию при помощи этих мономифов. Отметим, чтотеоретическое обоснование его исследования подкреплено фрагментами изхудожественных произведений, в которых как мотивная, так и образнаястороны вопроса достаточно подробно проиллюстрированы.25Американский синолог Э.
Плакс в своей книге «Архетип и аллегория вромане “Сон в красном тереме”» («Archetype and Allegory in the Dream of theRedChamber»,1976)пытаетсяотойтиотраспространеннойпсихоаналитической трактовки литературного архетипа как элементарногопоказателя глубинных структур человеческой психики. Он изначально даетархетипу достаточно универсальное определение: « ˂…˃ identifying theconcept of literary archetype with the abiding patterns that underlie cultural formsof diverse period and genre» [180: p. 4]. Иными словами, известныйисследователь описывает архетип с точки зрения культурологическогоподхода как устойчивую структуру, лежащую в основе культурных формразных периодов и жанров.Заслуживает внимания и то, что в своих рассуждениях Э.
Плаксразграничивает архетип и другие фундаментальные категории, используемыев литературоведении: тип, тема, мотив, к чему, как отмечалось выше,стремились и некоторые отечественные исследователи [82]. Он пишет: « <…˃what we are really concerned with here in connection with the notion of archetypeare patterns of more generalized structure» [180: pp. 12 – 13]. Очевидно, что авторсчитает архетипы скорее структурными моделями, нежели самими образами,темами и мотивами.Проведенный анализ ряда трудов по литературоведению и мифологии,созданных зарубежными учеными, дает основание для выделения некоторыхобщих для них черт. Во-первых, обращает на себя внимание то, что ванглоязычном литературоведении взгляды К.Г.
Юнга в качестве базисадальнейших исследований в области архетипа естественным образомукоренились более прочно, чем в отечественной науке. При этом отголоскиего концепции можно обнаружить даже в тех случаях, когда ученые ненастаивают на существовании коллективного бессознательного. Изучениевышерассмотренныхработдаетоснование26отметитьопределеннуюразмытость трактовки термина архетип и его частое отождествление сдругими категориями литературоведения, а именно мотив и образ.Подводя итог всему вышесказанному, можно заключить, что терминархетип, первоначально возникший в философии и психологии, в наши днизанимает прочные позиции в разных сферах освоения действительности:литературоведении, мифологии, культурологии, социологии, религиоведениии др. При этом необходимо отметить существование связи и постоянноговзаимопроникновения взглядов на интересующее нас явление в рамкахперечисленных областей.
Подобные взаимоотношения научных дисциплинприводят к тому, что литературоведы нередко подменяют представление олитературном архетипе понятием архетип из психологии или философии.Обусловлено это во многом тем, что сам термин впервые был введен в наукушвейцарским психиатром и философом К.Г. Юнгом. Более того, он же однимиз первых дал достаточно полную и основательную характеристику архетипу.Отметим, что и в России, и за рубежом многие специалисты в областилитературоведения испытали на себе влияние его трудов.Главная сложность изучения архетипа на современном этапе развитиялитературоведения заключается в том, что исследуемый термин не получаетединого научного толкования. Сопоставление существующих вариантов егоинтерпретации позволяет выделить наличие определенных тенденций вопределении сути анализируемого нами феномена. В некоторых случаяхученые достаточно четко разграничивают термины архетип, образ и мотив.При этом они трактуют последние два или как определенное вместилищепервого, некий структурный базис, имеющий какие-то новые характеристикив конкретном контексте, или рассматривают образ и мотив как вариацииархетипа [82, 133, 134, 180].