Мировые религии (1159497), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Оценивая место Кумранской общины в религиозном движении в Иудее на рубеже старой и новой эры, надо еще раз подчеркнуть очевидную близость кумранитов с ессеями, близость, доходящую до тождества (многие поэтому считают Кумранскую общину одним из ответвлений ессейства). Выше мы уже отмечали принципиальное сходство организации и принципов существования общин кумранитов и ессеев, главных элементов их идеологии. Добавим к этому и такую весьма существенную подробность ритуала, как обязательное каждодневное омовение. Сложнее обстоит дело с отношением Кумранской общины к христианству. Здесь также очевидна их большая близость, что подтверждается самоназванием кумранитов—таким же, как у христиан: община, новый завет (или союз), сыны света и т. п. Так или иначе, можно утверждать, что Кумранская община, подобно ессеям, была одной из непосредственных предшественниц христианства.
В дальнейших лекциях мы увидим, как идеи иудаизма оказались привлекательными для многих народов (вера в мессию, линейный ход времени, имманентная эсхатология). Иудаизм также обладал неоспоримыми литературными достоинствами Ветхого завета.
1.3. Христианские евангелия
Слово «евангелие» происходит из греческого языка. В дословном переводе оно означает доброе известие. Поэтому в синодальном переводе четыре книги Нового завета (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) называются благовествованиями. В отличие от трех других жанров раннехристианской литературы (посланий, деяний и откровений) евангелия имеют свою специфическую тематику: в них повествуется о жизни, проповеди, чудесах, смерти и воскресении Иисуса Христа. Поэтому в представлениях верующих, а особенно ранних христиан, слово «евангелие» сочеталось всегда с дополнением: «Иисуса Христа» [3].
Это дополнение можно понимать, и оно действительно понималось, в двух смыслах. Когда мы, например, говорим «критика Пушкина», для слушателя не совсем ясно, что мы имеем в виду: критику, которой подвергался Пушкин, или ту, которой он подвергал других. В первом случае Пушкин является объектом, во втором — субъектом критики. Такая неясность имела место и относительно выражения «евангелие Иисуса». Речь могла идти равным образом о евангелии, провозглашенном Иисусом, как и о евангелии об Иисусе. В последующем церковь признала правильным второе толкование. Таким образом, оборот «евангелие Иисуса Христа» понимают как «добрая весть об Иисусе Христе».
Термин «евангелие» встречается в сочинениях древнегреческих и римских писателей, а также в надписях задолго до возникновения христианства. Сначала он не имел религиозного оттенка. Например, в «Одиссее» Гомера (песнь XIV, ст. 152 и 166) слово «евангелион» означает: подарок за приятное сообщение (о скором возвращении Одиссея домой после многолетнего отсутствия). Религиозный оттенок, однако еще без связи с христианством, приобрел этот термин на рубеже нашей эры. В датируемой 9 годом до н. э. надписи на мраморе из города Приены в Малой Азии говорится, что день рождения императора Августа, как спасителя мира, осуществил чаяния предков, а рождение бога (то есть Августа) воплотило относящиеся к нему евангелия[4]. Здесь значение анализируемого термина почти полностью совпадает с христианским его пониманием. Отсюда следует, что ранние христиане заимствовали термин для обозначения благой вести о пришествии Иисуса из окружавшей их языческой среды. Это показывает, что терминология раннего христианства восходит к словоупотреблению тогдашней эллинизированной среды иудеев. Существует мнение, что как только христианское учение зазвучало на греческом, оно стало разновидностью философии эллинов.
Ныне под словом «евангелия» обычно понимают первые четыре новозаветных писания: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Такое представление возникло потому, что церковь, пришедшая к власти в IV веке, канонизировала именно эти четыре евангелия, включив их в свод освященного ее авторитетом Нового завета. Все прочие евангелия были сочтены еретическими и подвергались уничтожению. Феодорит, составивший в V веке «Историю церкви», сообщает, что он нашел и уничтожил более двухсот экземпляров евангелия христианского писателя II века Татиана «Диатессарон». В 1946 году в селении Хенобоскион, в Верхнем Египте, была обнаружена целая коллекция гностических рукописей, спрятанная в IV веке, очевидно из опасения перед ортодоксальными церковниками. Среди хенобоскионских рукописей есть еретические евангелия (египтян, Филиппа и Фомы), которые до сих пор были известны только по названиям и скудным цитатам в произведениях церковных писателей, полемизировавших с еретиками.
В литературе кроме четырех канонических засвидетельствовано около трех десятков других евангелий — назореев, евреев, эбионитов, двенадцати апостолов, египтян, Петра, Фомы, Филиппа, Маркиона, Варнавы, Андрея, Варфоломея, Евы, Марии, Иуды, Никодима, Протоевангелие Иакова и др[5].
Наличие большого их количества признает и Лука, чье евангелие начинается со слов: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова; то рассудилось и мне... по порядку описать...» (гл. 1, ст. 1—3). «Повествования» — это и есть евангелия. Из числа «многих» Лука явно исключает «очевидцев и служителей Слова», то есть апостолов. Таким образом, отпадают авторы первого и четвертого евангелия, являвшиеся, согласно традиции, апостолами. Зато в их число, видимо, входит Марк и ряд авторов, евангелия которых не включены в канон.
Насколько можно судить по сохранившимся скудным остаткам утраченных евангелий и по публикуемым ныне текстам из Хенобоскиона, отвергнутые церковью евангелия ничем существенным не отличались от канонизированных. Это относится, например, к хенобоскионскому Евангелию Фомы, текст которого сохранился полностью. Это небольшое евангелие близко по объему и содержанию новозаветному Евангелию от Марка. Более трех четвертей гностического евангелия целиком совпадает с каноническими текстами[6]. Лишь небольшая часть включенных в него изречений, приписываемых Иисусу, вызывает сомнения с точки зрения ортодоксальной догмы.
Об отсутствии резких различий между новозаветными и апокрифическими писаниями свидетельствует и следующее обстоятельство. В «Церковной истории» епископа кесарийского Евсевия, являвшегося, согласно мнению переводчиков из Петербургской духовной академии, «опытнейшим и благочестивым святителем», чей труд представляет собой «сокровищницу сведений, драгоценных для всякого христианина» [7], есть два изречения, приписываемые Евсевием Иисусу, хотя они отсутствуют в Новом завете. Это, во-первых, «Возьмите, осяжите меня и видите, что я—не дух бестелесный» (III, 36) и, во-вторых, «Будьте опытными меняльщиками денег» (VII, 7). Первое изречение находит некоторую аналогию у Луки (гл. 24, ст. 39)[8]. Второе вообще не имеет
параллелей в Библии.
Оба эти изречения цитируются в качестве слов Иисуса не только у Евсевия, но и у некоторых других ортодоксальных церковных писателей; следовательно, они несомненно восходят к какому-то евангелию, достоверность которого не вызывала сомнений у церковников. После установления канона Нового завета — на Востоке он был утвержден на Лаодикейском соборе в 364 году — ни один из ортодоксальных авторов не цитировал бы изречений Иисуса по отвергнутым евангелиям. Книга Евсевия была написана около 325 года, за несколько десятилетий до Лаодикейского собора, когда различие между канонизированными и прочими писаниями еще не было окончательно установлено[9]. Поэтому в нее попали «речения господа» из апокрифических евангелий.
Во время раскопок в Оксиринхе (Египет) найдено много греческих папирусов, в том числе и две группы так называемых логиев — изречений от имени Иисуса. Как и у Евсевия, среди них наряду с каноническими встречаются изречения, не вошедшие в Новый завет. В рассказе об одном из древнейщих христианских писателей, Папии (первая половина II века), Евсевий с явным осуждением заявляет: «Тот же писатель рассказывает много и другого, что будто бы дошло до него по неписанному преданию, именно — передает некоторые неизвестные притчи и наставления Спасителя» (III, 39). «Речений господа» очень много в канонических евангелиях, но они лишь в редчайших случаях встречаются в других новозаветных писаниях. Поэтому есть все основания полагать, что отсутствующие в каноне изречения восходят, поскольку речь идет о письменных источниках, к апокрифическим евангелиям. Отсутствие резких различий между теми и другими изречениями свидетельствует о том, что долгое время не было вообще грани между каноническими и апокрифическими евангелиями.
У читателя могут возникнуть два закономерных вопроса:1) чем же объясняется такое обилие евангелий, коль скоро они в основном повторяли друг друга? 2) почему в таком случае церковь вела ожесточенную борьбу за канонизацию одних и осуждение других евангелий?
Среди различных жанров раннехристианской литературы самым важным в глазах верующих были несомненно евангелия. Послания адресовались обычно одной общине или даже частным лицам. Из семи так называемых соборных, или католических[10], посланий, включенных в Новый завет, по крайней мере пять долгое время, вплоть до Евсевия, подвергались сомнению[11] во многих общинах. Деяния описывали жизнь и проповедь апостолов, а иногда и христиан последующего времени. В откровениях речь шла о грядущих событиях, которые, разумеется, весьма волновали верующих, но все же в меньшей степени касались основ вероучения. Другое дело — евангелия.Их темой была жизнь, деяния и чудеса главного персонажа новой религии, они представляли собой главное орудие проповеди среди язычников, а для подкрепления духа верующих требовались и, естественно, придумывались все новые и новые подробности о земной жизни Иисуса и связанных с ним лиц. В экзальтированной и доверчивой аудитории, которой являлись раннехристианские общины, существовала максимально благоприятная обстановка для мифотворчества.
Предельное легковерие было вообще широко распространено в античности. Греки верили в божественное происхождение Александра Македонского, римляне считали, что Август происходил от бога. Античный мир был полон россказней о вознесении смертных на небо, о всяческих чудотворцах и магах. Ранние христиане не представляли в этом смысле исключения.
Здесь достаточно напомнить предостережения новозаветных авторов о всевозможных лжеапостолах. Во Втором послании к коринфянам (гл. 11, ст. 13) говорится: «...лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид апостолов Христовых». Галаты упрекаются в том, что они от истинной веры вскоре перешли «к иному благовествованию» (Галат., гл.1, ст. 6). У Матфея (гл. 24, ст. 4—5) Иисус обращается к ученикам: «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем моим, и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят». В Деяниях апостолов (гл. 8, ст. 9—24) рассказывается о некоем Симоне, который прославился в Самарии многими чудесами, но, убедившись в том, что апостолы превосходят его в чудотворении, стал христианином. Согласно тем же Деяниям (гл. 13, ст. 6—11), Павел своим словом ослепил волхва Климу.
Описания всевозможных чудес отвергаются, как правило, либеральными богословами протестантского толка. Католические и православные теологи в наше время обычно пытаются объяснить эти чудеса каким-нибудь естественным образом: гипнозом, шоком, психическим воздействием и т. д. Однако для ранних христиан — и это не подлежит ни малейшему сомнению — истинность их веры доказывалась именно вершимыми ею чудесами. Притом отличительным признаком превосходства христианства над ложными верованиями считалось то, что христиане способны вершить более удивительные чудеса, чем язычники. К тому же жаждавшая чудес аудитория настоятельно требовала дальнейшего расцвечивания евангельского мифа все новыми подробностями.
Появлению все новых и новых евангелий содействовало и то, что каждое из них было рассчитано на определенную аудиторию. Евангелие от Матфея было составлено для проповеди среди иудеев. Божественность Иисуса аргументируется здесь речениями ветхозаветных пророков, его родословная возводится к патриарху Аврааму. Зато Евангелие от Луки максимально сглаживает иудейские корни новой религии. Родословная восходит уже к Адаму, счет лет ведется в общеимперском масштабе. Язык этого евангелия более литературен. Как мы видели выше, некоторые апокрифические евангелия были адресованы отдельным этническим группам или сектам: евреям, египтянам, эбионитам и т. д.
Кроме того, уже после новозаветных евангелий создавались в качестве дополнений к ним рассказы о детстве Марии, о ее муже Иосифе-плотнике и т. д. Эти евангелия не относились непосредственно к Иисусу. Они были, очевидно, предназначены не для проповеди новой религии среди инаковерующих, а удовлетворяли желание благочестивых христиан получить новые подробности о жизни лиц, упоминаемых в евангелии.
Наконец, борьба различных сект и группировок внутри раннего христианства заставляла каждую из групп составлять свои особые евангелия, в которых защищались взгляды именно этой секты и осуждались ее противники. Разумеется, каждая секта отстаивала достоверность своего, и только своего, евангелия, объявляя подложными все прочие.
Таким образом, все эти обстоятельства предопределили возникновение все новых и новых евангелий. В этих условиях зародившийся во II веке церковный аппарат, возглавляемый епископами, был вынужден положить конец дальнейшему росту числа евангелий. Задачу можно было решить только одним путем: окружить ореолом непререкаемой святости одно дли в крайнем случае небольшое число евангелий, отвергая в то же время все прочие, как еретические.
Почему же были канонизированы не одно, а четыре евангелия? Освящение только одного тщательно проверенного текста скорее могло предотвратить возникновение новых ересей и уж во всяком случае сняло бы вопрос о расхождениях внутри канона. Ведь разногласия и противоречия между четырьмя евангелиями вполне четко осознавались уже ранними христианами.
Дело в том, что процесс отбора и канонизации евангелий продолжался вплоть до конца II века. В то время еще не было общепризнанного единого высшего авторитета среди христианских общин. Вселенские соборы епископов, являвшиеся верховной инстанцией в христианстве» стали созываться лишь с начала IV века. Провозглашение тех или иных писаний боговдохновенными зависело от многих обстоятельств. Учитывались такие соображения, как степень распространенности того или иного писания, его древность, мнения различных авторитетов и т. д. К началу IV века христианство насчитывало уже около трех веков существования, а определенные писания, в частности каноническая «четверица евангелий», уже были признаны всеми христианами. В таких условиях не было возможности отдать предпочтение какому-нибудь одному из четырех евангелий, так как это угрожало бы новыми расколами и ересями.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
