Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 86

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 86)

Отстранение допускает разные способы. Самый гуман­ный — ссылка. Согласно одной теории, получившей распрост­ранение в Европе в XIX в., главное достоинство колоний в том, что они предоставляют революционерам возможность по­бега. Еще Ренан в 1871 г. в работе «Интеллектуальная рефор­ма и мораль во Франции» считал, что общества, лишенные пре­дохранительного клапана эмиграции, обречены на внутренние волнения. (В этом отношении значение колоний нельзя пере­оценить.) Он полагал, что в любом обществе есть потенциаль­ные вожди, недовольные порядком, которых следует абсорби­ровать или устранять. Бесчеловечный способ устранения, о чем справедливо пишет Парето, конечно, — убийство. В исто­рии он часто использовался.

Соответственно циклам взаимозависимости обществам, ' следовательно, знакома циркуляция элит — основной аспект того, что Парето называет общим строением общества.

Вследствие невозможности полной гармонии между насле­дуемыми дарованиями индивидов и позициями в иерархии вся­кое общество чревато нестабильностью. Обществу мешают также колебания частоты появления остатков первого и второ­го классов. Если элита была долгое время у власти, она страда­ет от избытка остатков первого класса. Она становится слиш­ком интеллектуальной (это не означает «слишком умной»), на­чинает питать отвращение к силовым приемам и поэтому дела­ется уязвимой. Зародившаяся в массе жестокость мобилизует последнюю против элиты.

Равновесие общества, или состояние, уменьшающее опас­ность революции, предполагает определенный избыток остат­ков первого класса у элиты и еще больший избыток остатков второго класса у массы. Чтобы сохранялся порядок (многие об этом рассуждали по-разному, более цинично и даже, может быть, шокирующе), «народу нужна религия, а правителям —

460

_г

разум», или, сохраняя стиль Парето, нужно, чтобы у масс бы­ло больше остатков второго и в известных случаях четвертого и пятого классов, а у элиты, нуждающейся в продуктивных поступках, — первого класса.

Однако даже элите сохранение слишком многих остатков первого класса, полная деградация остатков «незыблемости аг­регатов», «социальности» и «целостности личности» не нужно. Действительно, по мере роста остатков первого класса инди­видов все более заботят личные и более эгоистичные интере­сы. Итак, правящий класс, которому нужно ради самосохране­ния обладать разумом, чтобы реагировать на обстоятельства, и способностью приспосабливаться к миру, каков он есть, дол­жен также сохранять чувство долга и сознание общности ин­тересов.

Таким образом, дает о себе знать нечто вроде противоре­чия между склонностью к комбинациям и чувством обще­ственной и моральной солидарности, причем элите необходи­мо и то и другое. Поэтому колебания большей или меньшей продолжительности в истории неизбежны. Период, в течение которого проявляется дух сомнения и скептицизма, внезапно сменяется всплесками остатков второго, четвертого и пятого классов. Оживления остатков второго класса сопровождают гигантские изменения коллективной веры, которые имел в ви­ду Дюркгейм, утверждая, что во времена приступов коллек­тивного возбуждения зарождаются религии. Парето принял бы эту формулу и добавил бы, что история как раз и соткана из бесконечно повторяющихся чередований периодов скепти­цизма и разума и периодов патриотической или религиозной веры. Именно колебания остатков у масс и у элит определяют циклы взаимной зависимости.

Чтобы закончить реконструкцию системы общественного движения, Парето проводит две антитезы в экономической сфере, антитезы между спекулянтами и рантье, а также меж­ду свободной деятельностью экономических субъектов, со­здателей богатства, и бюрократизацией.

Противопоставление спекулянтов и рантье в экономике в некотором смысле соответствует антитезе «лис» и «львов» в политике*2, В самом деле, есть две возможные экономиче­ские позиции — позиция создателей богатства путем комбина­ции или спекуляции и позиция тех, кто желает прежде всего гарантированного сохранения своих ценностей и стремится добиться его путем так называемого надежного размещения капитала. Если бы не девальвации и банкротства, рантье владе­ли бы всем богатством. Су, вложенный под сложные процен­ты со времени рождения Христа, сегодня представлял бы бо­гатство, превышающее все богатство человечества. Значит,

461

нужно, чтобы время от времени рантье были ограблены. Одна­ко такое не должно происходить слишком часто, чтобы племя рантье, создателей сбережений, не исчезло. На деле общества продолжают содержать людей, которые создают богатства и присваивают его благодаря искусству комбинаций, а также других, которые гоняясь за гарантиями, кончают тем, что ока­зываются жертвами коварства или насилия.

Последняя антитеза — инициативы и бюрократизация —
не совпадает с предыдущей. Парето по образованию инженер
и экономист. Как инженер он наблюдал труд, создающий бо­
гатство; как экономист либерального толка он анализировал
поведение экономических субъектов, которые, отстаивая соб­
ственные интересы, способствуют росту ресурсов. Свободной
инициативе экономических агентов Парето противопоставляет
социальную кристаллизацию и, кроме того, этатистскую и бю­
рократическую организацию. Политические и демагогические
соображения подталкивают государства к вмешательству в
экономику, к национализации предприятий, перераспределе­
нию доходов и, таким образом, к постепенной замене конку­
ренции, потворствующей личной инициативе и росту ее влия­
ния, бюрократическим порядком, постепенно ведущим к кри­
сталлизации. §

По мнению Парето, западноевропейские общества убав­лялись плутократическими элитами, принадлежащими к «се­мейству лис»; они находились под чрезмерным влиянием йн-, стинкта комбинации, и постепенно утрачивали способность прибегать, к силе, необходимой для управления обществами, Он отмечал ростки новых элит, которые чаще пользовались силой и реже хитростью и обновляли формулы легитимно­сти. Парето, несомненно, узнал бы в фашистских или ком­мунистических элитах жестокие элиты из «семейства львов», захватившие власть в тех обществах, которые приходят в упадок. В то же время развитие современных европейских обществ, по Парето, направлено на постепенное расширение бюрократизированной деятельности, на вытеснение свобод­ной инициативы, создающей богатства. В своем развитии ев­ропейские общества приближаются к коллективистской и кристаллизованной экономике. «Византия показывает нам, куда может вывести кривая, по которой движутся наши об­щества» (ibid., § 2612).

Близкой или пока далекой считал Парето бюрократиче­скую кристаллизацию? По правде говоря, в этом отношении его работы противоречивы. Порой эта перспектива представ­ляется отдаленной, в других случаях Парето, кажется, счита­ет, что бюрократическая фаза может наступить быстро¹³. Не­сомненно лишь то, что когда накануне войны 1914 г. Парето

462

писал «Трактат по общей социологии», он видел зарождающе­еся господство жестоких элит и огосударствленной экономи­ки. Нравится нам эта теория или нет, но трудно не признать в ней долю истины.

«Трактат по общей социологии» и вообще все социологиче­ское творчество Парето нацелено на диагностику так называе­мых демократических обществ, которые он сам к тому же именовал плутодемократическими, чтобы не забывалась их ос­новная черта: связь между политическим классом, или элитой в строгом смысле слова, и руководящими кадрами промыш­ленности и финансов. По Парето, плутодемократические ре­жимы управляются элитами, охотнее пользующимися хитро­стью, чем силой. Он отмечает вместе с тем развитие гуманита-ристских идеологий и расценивает это как опасный излишек для общественного равновесия. Наконец, он отмечает посте­пенное распространение административного управления эко­номикой и относительное сужение сферы частной инициативы и рыночных механизмов. Он видит, что западные общества эволюционируют, подобно Восточной Римской империи, к бю­рократической кристаллизации.

5. Наука и политика

В какой мере Парето удалось в соответствии с нескрывае­мыми замыслами научно исследовать общество? Или, если вспомнить выражение, которым я сам пользуюсь, в какой ме­ре ему удалось логически изучить нелогическое поведение? На этот вопрос сразу напрашивается простой ответ. По мне­нию самого Парето, логически-экспериментальное изучение нелогического поведения^ моральной и политической сторо­ны должно быть нейтральным, свободным от пристрастий и ценностных суждений, ибо не существует логически-экспери­ментального решения проблемы поведения человека. Однако для любого читателя «Трактата по общей социологии» очевид­но, что сочинения Парето перегружены страстями и ценност­ными суждениями^/У Парето свои любимые мишени, скрытые враги, свои объекты атак. Такая позиция, наверно не очень сильно отличающаяся от позиции других социологов, в прин­ципе не согласуется с постоянно провозглашаемым желанием служить объективной и нейтральной науке. Противоречие между афишируемым стремлением к чистой науке и нескры­ваемыми страстями может служить исходным пунктом крити­ки. Как сочетаются его замыслы с практикой?

Парето приберегает иронию и инвективы для некоторых людей и некоторых идей. Прежде всего он испытывает отвра-

463

щение к ассоциациям и пропагандистам — доброхотам, пыта­ющимся улучшить нравы своих сограждан. Он также строг и к некоторым версиям современного гуманизма. Беспощаден к тем, кто от имени науки стремится предписывать мораль или социальную программу и осуждает сциентистов как таковых. Наконец, он не терпит «декадентскую» буржуазию, которая перестала осознавать свои интересы, из-за безрассудства или лицемерия не признает железного закона олигархии, вообра­жает, будто нынешнее общество — окончательный результат хода истории, и обнаруживает свою неспособность защищать­ся. Декадентская буржуазия терпит применение насилия бас­тующими и возмущается насилием, к которому прибегает пол­иция. В надежде на удовлетворение требований масс она гото­ва провести в любой форме национализацию предприятий, ри­скуя бюрократизировать экономическую жизнь. Она не представляет себе иного способа удержать свое господство, кроме как подкупать шефов синдикатов, которые, возможно, и есть вожди новой элиты.

«В наше время, когда конфликты носят в основном эко­номический характер, правительство обвиняют во «вмеша­тельстве» в экономические споры, если оно стремится защи­тить хозяев или штрейкбрехеров от жестокостей бастующих. Если представители власти, защищая себя, применяют ору­жие, говорят, что им не хватает хладнокровия, что они «им­пульсивны, неврастеничны»... Судебные приговоры клеймятся как «классовые», во всяком случае, они всегда представля­ются суровыми. Словом, желательно, чтобы амнистии стира­ли всякие воспоминания об этих конфликтах. Можно поду­мать, что патронат находится во власти прямо противополож­ных остатков, поскольку противоположны интересы, но это не так или такое наблюдается в очень ослабленной форме... Многие хозяева — спекулянты, которые надеются возме­стить убытки от забастовки с помощью правительства и за счет потребителей или налогоплательщиков. Их конфликты с забастовщиками суть споры сообщников, делящих добычу. Забастовщики — это часть народа, у которого в избытке ос­татки второго класса. У них есть не только интересы, но и идеал. Хозяева-спекулянты составляют часть класса, разбога­тевшего путем комбинаций: у них, наоборот, в изобилии ос­татки первого класса. Следовательно, у них есть главным об­разом интересы, идеалов же нет совсем или очень мало. Свое время они посвящают прибыльным операциям, а не со­зданиям теорий. Среди них бывает несколько демагогов-плу­тократов, умеющих ловко использовать в своих целях за­бастовку, направленную, казалось бы, против них» (ibid., § 2187)¹⁴.

464

Проповедникам добродетели, врагам жизни и ее радостей Парето противопоставляет систему аристократических ценно­стей. Дворянин, потомок патрициев из Генуи, он благосклонно поддерживал умеренный и изящный вариант эпикурейства, враждебно относился к крайним формам пуританского мора­лизирования и аскетизма. Нет оснований, думал он, отвергать то, что предлагает нам жизнь, а те, кто становятся глашатаями добродетели, часто руководствуются менее чистыми чувства­ми, чем те, которые они выставляют напоказ. Но сей очевид­ный противник Парето представляет для нас лишь заурядный политический интерес, ибо скорее раскрывает частные осо­бенности его личности, чем политические и общественные убеждения.

Другие мишени Парето выявляют, наоборот, систему ин­теллектуальных, моральных и политических ценностей автора «Трактата по общей социологии».

Изобличение сциентизма вытекает из почтения и любви к науке. Нет ничего более противного духу науки, полагает Парето, чем ее переоценка, чем стремление считать, что она способна снабдить нас, как думал Дюркгейм, политической и даже религиозной доктриной. Критика сциентизма есть од­новременно критика той формы рационализма, которая была в ходу в конце XIX — начале XX в. Научный разум — единственный подлинный разум в учении Парето. Однако он таков, только если осознает свои пределы. Он формулирует просто апробированную одинаковость путем согласования наших идей с опытом, он не исчерпывает реальности, не раскрывает конечных причин, не преподносит мораль или метафизику от имени экспериментального и прагматичного рационализма. Рационализм Парето предстает к тому же критикой рационалистических заблуждений в психологии, т.е. иллюзий относительно того, что люди в конце концов руководствуются рациональными аргументами. Своим учени­ем Парето выступил против упований рационалистов на «ту­пой XIX век», как сказал бы Леон Доде. Сам Парето охотно использовал бы это выражение, дав ему точный и ограничен­ный смыл. По /€|го мнению, абсурдна мысль о том, будто прогресс науки приведет к рационализации самих обществ, будто преображенные знаниями люди приобретут способ­ность к организации общества на разумных началах. Парето безжалостно разоблачает эту иллюзию. Он признает, что ло­гически-экспериментальное мышление распространяется очень медленно, и не отрицает, что с течением времени часть логического поведения, определяемая разумом, станет большей, но это расширение не сможет привести к обще­ству, где связующим началом будет научный разум. По

465

своей природе логически-экспериментальное мышление не может определять индивидуальные или коллективные цели, и общество поддерживает свое единство в той мере, в ка­кой индивиды соглашаются жертвовать собственным интере­сом во имя общего. Парето посвящает немало страниц про­блеме согласия интересов или противоречия между эгоисти­ческим интересом индивида и коллективным интересом, он не устает выявлять софизмы, с помощью которых философы и моралисты поучают о конечном согласовании их.

Те, кто претендует на доказательство существенного со­гласования индивидуального и коллективного интересов, обычно подчеркивают, что индивид нуждается в обществе и что члены общества верят друг другу. Таким образом, если индивид ворует или лжет, он способствует разрушению вза­имной веры в общий порядок и поэтому поступает вопреки своему интересу. На это Парето без труда отвечает, что сле­дует различать непосредственный и опосредованный инте­рес. Непосредственным интересом определенного индивида может стать ложь или воровство; результатом будет, разуме­ется, косвенный ущерб для него самого, поскольку нанесен­ный общественному порядку вред снижает выгоду, извлека­емую индивидом из аморального поступка, но этот косвен!· ный ущерб в подавляющем большинстве случаев в количеств венном плане уступает непосредственной выгоде, извлекаемой индивидом из своего преступного акта. Если индивид ограничивается подсчитыванием собственного инте­реса, он будет логично судить о нарушениях коллективных. > правил. Другими словами, нельзя логически-эксперименталь* ι ными умозаключениями убедить индивидов жертвовать со­бой ради коллектива или даже подчиняться коллективным нормам. Если они чаще всего им подчиняются, значит, к сча­стью, они руководствуются не логически-экспериментальны­ми правилами, не рационализмом, а эгоизмом, т.е. действуют в собственных интересах и согласно строгому расчету. Людьми движут страсти или чувства, и движут так, что за­ставляют их создать общества. Общества существуют пото­му, что поведение людей нелогично. Как таковое, выраже­ние «нелогическое поведение» нисколько не пренебрежи­тельное. Некоторые формы логического поведения в мораль­ном плане предосудительны, например поведение спекулянта или вора.

Характеристики

Список файлов книги