Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 85

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 85)

454

кривая распределения доходов отличается замечательной ус­тойчивостью, она меняется незначительно, хотя сильно пре­ображаются обстоятельства времени и места, при которых ее наблюдают. Это положение, вытекающее из фактов, под­тверждаемых статистикой, на первый взгляд удивляет. Впол­не вероятно, что своим происхождением оно обязано рас­пределению психологических особенностей людей и тому факту, что пропорции сочетания капиталов не могут быть любыми» ("Les Systèmes socialistes", t. I, p. 162). Парето за­ключает, что нижние расходы могут возрасти, а неравенство доходов — уменьшиться лишь при условии роста богатства относительно количества населения. «Проблема роста благо­состояния бедных классов скорее проблема производства и сохранения богатства, чем распределения. Наиболее верное средство улучшения положения бедных классов — сделать так, чтобы богатство росло быстрее населения» ("Cours d'économie politique" §103 6).

Таким образом, идея постоянства общественного строя имеет экономическое основание. Не вдаваясь в детальное об­суждение закона Парето, я все-таки сделаю две оговорки. Со­всем не очевидно, что в социалистических обществах прежняя формула всегда приемлема. Даже если бы она была таковой, общественный строй не характеризуется адекватно одной лишь кривой распределения богатств и доходов.

Теория правящих элит близка к тезисам, предложенным немного ранее Парето другим итальянцем по имени Гаэтано Моска. В Италии разгорелся неистовый спор. Использовал ли Парето идеи Моска в большей степени, чем требовало приличие, ссылаясь на него несколько меньше, чем требова­ла справедливость⁹. Теория правящих элит Моска менее психологична и более политизирована. По его мнению, лю­бая политическая элита характеризуется формулой правле­ния, приблизительно соответствующей тому, что мы называ­ем идеологией легитимности. Формула правления, или поли­тическая формула: — это идея, с помощью которой правя­щее меньшинство оправдывает свою власть и старается убедить большинство в ее легитимности. В социологии Паре-то разные политические элиты характеризуются главным об­разом относительным избытком остатков первого и второго классов. Лисы — это элиты, богато одаренные остатками первого класса, они предпочитают хитрость и изворотли­вость и стремятся поддерживать свою власть пропагандой, увеличивая число политико-финансовых комбинаций. Эти элиты свойственны так называемым демократическим режи­мам, которые Парето именовал плутодемократическими.

455

Еще сегодня у некоторых авторов встречается интерпрета­ция перипетий политики с точки зрения остатков первого или второго классов. Жюль Монро незадолго до замены Четвер­той республики Пятой объяснял, что политический класс Чет­вертой республики страдал от излишка остатков первого клас­са и для восстановления устойчивости во Франции необходи­мо было содействие приходу к власти элиты, которая обладала бы более многочисленными остатками второго класса, реже прибегала бы к хитрости и чаще к силе¹". (После того как львы предоставили независимость Алжиру — сделали то, в чем Ж. Монро подозревал лис Четвертой республики, — этот паретовец перешел в оппозицию.)

Четыре переменные величины позволяют, таким образом, понять движение общества: интересы, остатки, производные и социальная гетерогенность. Эти имеющие исключительно важное значение четыре переменные, от которых зависит движение общества, взаимозависимы. Формула взаимозави­симости противостоит положению — которое считается мар­ксистским — о детерминации общественных процессов эко­номикой. Она означает, что каждая переменная воздействует на три остальные или находится иод влиянием трех других. Интерес воздействует на остатки и производные согласую реальной корреляции, выявленной историческим материализ­мом. Но остатки и производные, чувства и идеологии тожа воздействуют на поведение и экономику, наконец, социаль­ная гетерогенность, т.е. соперничество элит и борьба массы с элитой, затрагивает интересы и в свою очередь влияет на них. В результате нет детерминации системы переменной ве­личиной, есть детерминация системы обоюдными воздействи­ями переменных¹¹.

Противоположность между Паретовои и Марксовои теори­ями, по крайней мере в том виде, как понимал Парето, наибо­лее обнаруживается в Паретовои интерпретации того, »что Маркс называл классовой борьбой. В частности, Парето не­двусмысленно утверждает в «Социалистических системах», что Маркс прав и классовая борьба — фундаментальная вели­чина всей истории.

Но Маркс, по мнению Парето, не прав в двух отношениях. Во-первых, неверно считать, будто классовая борьба опреде­ляется исключительно экономикой, т.е. конфликтами, вытека­ющими из собственности на средства производства; обладание государством и военной силой также может стать первопри­чиной противоречия между массой и элитой. Яркое впечатле­ние оставляет место из «Социалистических систем»: «Многие думают, что, если бы можно было найти рецепт устранения «конфликта между трудом и капиталом», исчезла бы и классо-

456

вая борьба. Эту иллюзию разделяет многочисленный класс тех, кто путает форму с содержанием. Классовая борьба — лишь форма борьбы за жизнь, а то, что именуют «конфликтом между трудом и капиталом», — лишь форма классовой борь­бы. В средние века можно было думать, будто с исчезновени­ем религиозных конфликтов в обществе наступит мир. Религи­озные конфликты были только формой классовой борьбы; они исчезли, по крайней мере отчасти, и их заменили социальные конфликты. Представьте себе, что утвердился коллективизм, что «капитала» больше нет; ясно, что в таком случае больше не будет конфликта с трудом, но это будет означать, что исчезла только одна форма классовой борьбы; ее заменят другие. Воз­никнут конфликты между разными слоями трудящихся социа­листического государства, между «интеллектуалами» и «неин­теллектуалами», между разными типами политиков, между ни­ми и их подчиненными, между новаторами и консерваторами. Действительно ли есть люди, не шутя полагающие, будто с на­ступлением социализма полностью иссякнет источник обще­ственных новшеств? Будто фантазия людей не породит уже новых проектов, будто интерес не побудит некоторых принять эти проекты в надежде занять более весомое место в обще­стве?» ("Les Sistèmes socialistes", t. II, p. 467—468).

Кроме того, Маркс не прав, считая, что нынешняя клас­совая борьба в главном отличается от той, какая наблюда­лась на протяжении веков, и что возможная победа проле­тариата положит ей конец. Классовая борьба в современную эпоху в той мере, в какой она оказывается борьбой между пролетариатом и буржуазией, закончится не диктатурой про­летариата, а господством тех, кто говорит от имени пролета­риата, т.е. привилегированного меньшинства, элитой, подо­бной элитам прошлого и тем, что придут за ними. По Паре-то, немыслимо, чтобы борьба меньшинства за власть могла изменить установившееся с незапамятных времен движение общества и привести к существенно иному состоянию. «В наше время социалисты отлично усвоили, что революция конца XVIII в. просто поставила у власти буржуазию на ме­сто прежней элиты,, и даже преувеличили значительно силу притеснения при новых хозяевах, но они искренне считают, будто новая элита политиков будет крепче держать свои обещания, чем те, которые сменяли друг друга до сих пор. Впрочем, все революционеры последовательно провозглаша­ют, что прошлые революции в конце концов заканчивались только надувательством народа, что подлинной станет та ре­волюция, которую готовят они. «Все до сих пор происходив­шие движения, — говорится в «Манифесте Коммунистиче­ской партии», — были движениями меньшинства или совер-

457

.шались в интересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства». К сожалению, эта по­длинная революция, которая должна принести людям безоб­лачное счастье, есть лишь вводящий в заблуждение мираж, никогда не становящийся реальностью. Она похожа на золо­той век, о котором мечтали тысячелетиями. Постоянно ожи­даемая, она теряется в туманном будущем, всегда ускользая от своих приверженцев в тот момент, когда им кажется, что она у них в руках» (ibid., t. I, p. 60—62).

По Парето, наиболее важное историческое явление — это жизнь и смерть правящего меньшинства, или — если восполь­зоваться иногда употребляемым им термином — аристократий. «История, — согласно знаменитой формуле Парето, — клад­бище аристократий» ("Traité de sociologie générale", § 2053). «История обществ есть большей частью история преемствен­ности аристократий» ("Manuel d'économie politique", chap. VII, § 115). Общественная история есть история преемственности привилегированных меньшинств, которые формируются, бо­рются, достигают власти, пользуются ею и приходят в упадок, чтобы быть замененными другими меньшинствами. «Этот фе­номен новых элит, которые в ходе непрерывной циркуляции возникают из нижних слоев общества, достигают высших cj|p-ев, расцветают, а затем приходят в упадок, разрушаются и ис­чезают, представляет собой одно из следствий истории, кото-^ рое необходимо учитывать для понимания великих историче­ских движений» ("Les Systèmes socialistes", t. I, p. 24). Социолог должен задаваться вопросом о том, почему аристок­ратии или правящие меньшинства чаще всего столь неустойчив вы и непродолжительны.

Причины гибели аристократий, анализируемые Парето, следующие:

1. Многие аристократии, будучи аристократиями военными,
   истреблены в битвах. Военные аристократии быстро исче­
   зают, потому что их представители вынуждены рисковать
   жизнью на полях сражений.

2. Едва ли не общее правило: через несколько поколений ари­
   стократии теряют жизнеспособность или способность
   пользоваться силой. Нельзя управлять людьми, охотно ска­
   зал бы Парето, без некоторой склонности к насилию, к то­
   му же не следует путать силу с насилием, которое, как го­
   ворил он, часто спутник слабости. Вообще внуки или прав­
   нуки тех, кто завоевал власть, с рождения пользовались
   привилегированным положением и приобрели остатки пер­
   вого класса. Они склонны к интеллектуальным комбинаци-

458

ям, порой даже к утонченным наслаждениям цивилизован­ного человека, к занятиям искусствами, но теряют способ­ность к поступкам, которых требует общество. Согласно философии Парето, часто именно аристократии, представ­ленные наиболее умеренными и вследствие этого наиболее терпимыми людьми, будучи жертвами своей слабости, уничтожаются восстанием и заменяются жестокой элитой. Французская знать XVIII в. была ослаблена. Она приняла философию гуманистов, умела наслаждаться жизнью, по­ощряла либеральные идеи. Она погибла на эшафоте. Ее ис­чезновение было одновременно прискорбным и справедли­вым, по крайней мере с точки зрения исторической спра­ведливости, требующей от аристократии заниматься своим делом, а не предаваться чувствам, которые, может быть, и достойны уважения, но не способствуют тому, чтобы класс оставался правящим.

«Всякая элита, не готовая сражаться в защиту своего по­ложения, находится в полном упадке, ей ничего не остается, кроме как уступить свое место другой элите, обладающей мужеством, которого ей недостает. Если элита воображает, будто провозглашенные ею гуманные принципы применят к ней самой, это чистая мечтательность: победители прожуж­жат ей уши неумолимыми словами: «горе побежденным». Пока французские правящие классы в конце прошлого века занимались развитием своей «чувствительности», затачивался нож; гильотины. Это праздное и фривольное общество вело паразитический образ жизни, на своих изысканных ужинах рассуждало о необходимости освободить мир «от суеверия и раздавить гадину», не предполагая, что само будет раздав­лено» (ibid., р. 40—41).

3. Главное же заключается в том, что в среде элиты не может быть длительного соответствия дарований индивидов зани­маемым ими социальным позициям. Последние определя­ются" в огромной мере преимуществами, которыми пользо­вались индивиды с самого начала, т.е. позициями, занимае­мыми их родителями. Однако законы наследования гласят: нельзя рассчитывать, что дети тех, кто умел повелевать, на­делены теми же способностями. В элите всегда есть негод­ные для дела люди, но в своей совокупности она состоит из индивидов, обладающих нужными качествами, «Если бы аристократии среди людей напоминали отборные породы животных, в течение долгого времени воспроизводящих примерно одинаковые признаки, история рода человече­ского полностью отличалась бы от той, какую мы знаем» ("Traité de sociologie générale", § 2055).

459

Каким же образом в этих условиях может поддерживаться общественная стабильность?

По сути дела, любая элита, обнаруживающая в массе людей меньшинство, достойное быть руководством, может на выбор использовать одновременно два способа в изменяющихся про­порциях: провалить кандидатов в элиту, при обычных обстоя­тельствах являющихся революционерами, или абсорбировать их. Последний способ, очевидно, самый гуманный и, может быть, также самый эффективный, т.е. самый удобный, позволя­ющий избежать революций. Английская элита оказалась наибо­лее виртуозной в абсорбации потенциальных революционеров: уже несколько веков она держит открытыми двери для некото­рых, наиболее одаренных из числа тех, кто по рождению не принадлежит к привилегированным классам.

Характеристики

Список файлов книги