Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 84
Текст из файла (страница 84)
Итак, можно говорить о максимуме разумной достаточности для коллектива, определяемом независимо от разумной достаточности разных индивидов. Наоборот, как нельзя сравнивать, а затем складывать разумную достаточность А и В, ибо они величины разнородные, так и коллектив не может рассматриваться как отдельное лицо и максимума разумной достаточности коллектива не существует и не может существовать.
В социологии все-таки можно вместе с максимумом пользы для коллектива анализировать максимум пользы коллектива, рассматриваемого как эквивалент некоей личности, не смфии-вая их. Максимум пользы коллектива не может быть объектом логически-экспериментальной детерминации. С одной стороны, для его определения требуется выбор критерия: слава, мощь, процветание. С другой — коллектив не личность, системы ценностей и предпочтений неодинаковы, и, следовательно, максимум пользы коллектива всегда будет объектом произвольной детерминации, т.е. не вытекающей из логически-экспериментального метода.
Если принимать во внимание удовлетворение индивидов, то нормальным станет доведение его до максимума, и этот максимум будет обретаться так же долго, как высоко можно поднимать уровень удовлетворения некоторых, не снижая его ни у кого, С достижением этого предела возникает непростая ситуация, вызванная необходимостью сравнения пользы одних индивидов с пользой других. По ту сторону данного предела возможно большее удовлетворение одних — положим, даже большинства — в ущерб другим — пусть и меньшинству. Но чтобы обосновать необходимость перераспределения пользы, нужно допустить, что выгоды разных индивидов сопоставимы. А ведь выгоды двух лиц совершенно несравнимы, по крайней мере научными методами.
Но даже с этими оговорками предел максимума пользы для коллектива не признается безусловно теми, кто размышляет о судьбах коллективов, В самом деле, не исключено, что предел
450
максимума пользы для коллектива, т.е. момент, в который возможно большее число индивидов испытывают наибольшее удовлетворение благодаря наличным средствам, есть момент национального бессилия или вырождения. Итак, понятия максимального удовлетворения возможно большего числа индивидов и силы или славы коллектива полностью гетерогенны. Наиболее процветающее общество не обязательно наиболее сильное или наиболее прославленное. Япония 1937 г. была гигантской военной силой. Она создала империю и встала на путь завоевания Китая. В то же время уровень жизни японского населения был относительно низким, политический режим — авторитарным, общественная дисциплина — суровой. Положение Японии 1937 г. не представляло максимума пользы для коллектива. Можно было предпринять разные меры, увеличивающие степень удовлетворения многих, ни у кого не снижая ее. С 1946—1947 гг. в Японии показатель роста валового национального продукта самый высокий в мире (включая советскую систему), уровень жизни быстро растет. Но в то же время Япония больше не военная, не военно-морская сила, не колониальная империя. Что предпочтительнее: положение экономически процветающей Японии 1962 г. или положение сильной в военном отношении Японии 1937 г.? На этот вопрос нет логически-экспериментального ответа. Неизбежным следствием демографического, экономического или социального положения страны, при котором люди живут приятно, может быть закат того, что исследователи именуют славой.
Понятие гетерогенности играет значительную роль в Паре-товой социологии. Так, в силу того что ценностные системы индивидов совершенно разрозненны, общество не может рассматриваться как отдельное лицо. Парето пользуется также выражением «общественная гетерогенность» для обозначения того факта, что все известные общества предполагают разделение и в определенном смысле противопоставление массы управляемых индивидов небольшому числу индивидов, которые властвуют и которых он называет элитой. Если в социологии Маркса фундаментальное значение имеет классовое различие, то в социологии Парето решающим выступает различие между массами и элитой. Это различие свойственно всей так называемой макиавеллиевской традиции.
У Парето есть два определения элиты: широкое, охватывающее всю общественную элиту, и узкое, прилагаемое к правящей элите.
Согласно широкому определению, в элиту в качестве составной части входит небольшое число тех индивидов, каждый из которых преуспел в своей области деятельности и достиг высшего эшелона профессиональной иерархии. «Допустим,
451
что во всех областях деятельности каждый индивид получает индекс своих способностей, приблизительно так, как ставят оценки на экзаменах по разным предметам в школе. Дадим, например, тому, кто превосходно делает свое дело, индекс 10. А тому, чьи успехи сводятся только к наличию единственного клиента — индекс 1, так чтобы можно было поставить 0 кретину. Тому, кто сумел заработать миллионы (неважно, хорошо это или плохо), мы поставим 10, а зарабатывающему тысячи франков — 6. Тому, кто едва не умирает с голоду, поставим 1, а помещенному в приют для неимущих — 0. Женщинам-политикам, таким, как Аспасия при Перикле, Ментенон при Людовике XIV, Помпадур при Людовике XV, завоевавшим благодарность могущественных людей и игравшим роль в управлении общественными делами, мы поставим 8 или 9. Потаскухе, только удовлетворяющей чувства этих людей и не оказывающей никакого воздействия на общественные дела, поставим 0. Ловкому жулику, который обманывает людей и не попадает под уголовный кодекс, мы поставим 8, 9 или 10 в зависимости от числа простофиль, которых он заманил в свои сети, и количества денег, которые он выманил у них. Нищему мелкому жулику, крадущему столовые приборы у трактирщика и вдобавок схваченному за шиворот жандармами, мы пфта-вим 1, Такому поэту, как Мюссе, — 8 или 9 в зависимости от вкусов. Рифмоплету, от которого бегут люди, слыша его сонеты, поставим 0. Шахматистам можно присваивать более точные индексы, основываясь на количестве и качестве выигранных партий. И „так далее для всех сфер деятельности... Таким образом, "мы составим класс тех, у кого самые высокие индексы в их сфере деятельности, и назовем это элитой. Для цели, которой мы задаемся, равным образом подошло бы любое другое название или даже простая буква алфавита» (ibid., § 2027, 2031). Следовательно, эта дефиниция, согласно правилу паретовского метода, объективна и нейтральна. Не нужно искать глубокого метафизического или морального смысла понятия элиты, речь идет об объективно постигаемой социальной категории. Нет необходимости задаваться вопросом о том, подлинна или поддельна элита и кто имеет право быть в ней представленным. Все это пустые вопросы. Элиту составляют те, кто достоин хороших оценок в конкурсе жизни или вытянул счастливые номера в лотерее «общественной» жизни.
Парето практически не пользуется широким определением, цель которого сводится лишь к введению узкого определения правящей элиты, объединяющей небольшой круг тех преуспевающих индивидов, которые выполняют политические и общественные руководящие функции: «Для исследования, которым мы занимаемся — исследования устойчивости общества, —
452
полезно разделить этот класс на две части. Мы выделим тех, кто прямо или косвенно играет заметную роль в правительстве; они составят правящую элиту. Остальные образуют неправящую элиту. Например, известный шахматист, конечно, входит в элиту. Столь же несомненно, что его талант в шахматах не предоставляет ему возможности оказывать влияние на правительство, и, следовательно, если при этом не задействуются его другие качества, он не входит в правящую элиту. Любовницы абсолютных монархов или очень могущественных политиков часто входят в элиту благодаря либо красоте, либо уму. Но лишь часть из них, обладающая особыми способностями в сфере политики, будет играть определенную роль в управлении. Итак, мы располагаем двумя слоями населения: 1. Нижний слой, класс, непричастный к элите; мы не будем пока выяснять влияние, которое он может оказывать на правительство. 2. Высший слой, элита, делящаяся надвое: (а) правящая элита; (Ь) неправящая элита» (ibid., § 2032—2034)7.
Парето уточняет далее, что «тенденция к персонификации абстракций или даже только приданию им вида объективной реальности такова, что многие люди представляют себе правящий класс почти как отдельное лицо или хотя бы как конкретную единицу, которую они наделяют единой волей, и полагают, что, действуя логично, она реализует программы. Так, например, многие антисемиты представляют себе семитов, а многие социалисты — буржуазию» (ibid., § 2254). Разумеется априори по крайней мере ничего подобного нет. В свою очередь «правящий класс неоднороден» (ibid.).
Общества отличаются природой своих элит, и особенно правящих элит. Действительно, все общества обладают некоей особенностью, которую моралист может расценить как достойную сожаления, но которую социолог обязан констатировать: ценности сего мира распределяются неравномерно, еще более неравномерно распределяются престиж, власть или почести, связанные с политическим соперничеством. Это неравное распределение материальных и моральных ценностей возможно потрму, что в конечном счете меньшинство управляет большинством, прибегая к двум типам средств: силе и хитрости. Масса поддается руководству со стороны элиты, потому что последняя располагает силой или ей удается убедить большинство, т.е. более или менее постоянно вводить его в заблуждение. Законное правительство — то, которому удается внушить управляемым, будто их интересы, долг или честь требуют послушания меньшинству. Различение двух средств управления — силы и хитрости — это парафраз знаменитого противопоставления Макиавелли львов и лис. Политические элиты, естественно, подразделяются на
453
два семейства, одно из которых заслуживает быть названым семейством львов, ибо оно отдает явное предпочтение насилию, другое — семейством лис, поскольку оно тяготеет к изворотливости.
Теорию социальной гетерогенности и элит, развитую в «Трактате по общей социологии», следует сопоставить с теорией распределения доходов, изложенной в нескольких работах, в том числе в «Курсе политической экономии» и «Социалистических системах». В первой Парето разъясняет, что кривая распределения доходов может быть представлена прямой, уравнение которой выглядит так: log N = log A— a log χ. Здесь χ — размер дохода, N — количество людей с одинаковым или превышающим х, А и а — константы, определяемые в соответствии с наличной статистикой, а создает наклон на оси χ линии логарифмов. На графике двойного логарифмического масштаба, где представлены доходы, превышающие средний, снижение наклона а обозначает наименьшее неравенство доходов". Однако все статистические ряды, главным образом фискального происхождения, по мнению Парето, показывают, что во всех странах наблюдается почти одинаковое значение, близкое к 1,5. Одна и" та |ке формула распределения доходов применима, следовательно, ко всем странам. Парето комментирует: «Эти результаты поразительны. Совершенно невозможно считать их случайны^ ми. Несомненно, есть причина того, что распределение доходов напоминает некую кривую. Форма этой кривой, по-видимому, слабо зависит от разных экономических условий, . ΐ.κ. результаты почти одинаковы для всех стран, экономические условия которых так же различны, как условия Англии, Ирландии, Германии, в итальянских городах и даже в Перу» ("Cours d'économie politique", § 960). И дальше: «Неравенство распределения доходов, очевидно, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества. Глубоких изменений этой организации было бы недостаточно для модификации закона распределения доходов» (ibid., § 1012). Наблюдаемое распределение доходов, конкретизирует, в частности, Парето, есть неточное отражение социальной гетерогенности, т.е. неравного распределения евгенических свойств. Точным ^отражением оно стало бы при нормальной подвижности разных слоев в обществе, на деле же оно зависит одновременно и «от распределения качеств, позволяющих людям разбогатеть, и от расположения препятствий, противодействующих раскрытию этих способностей» ("L'Addition au Cours d'économie politique", t. II, p. 418). В «Социалистических системах» Парето излагает свою мысль кратко и ясно: «Мы показали, что