Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 90
Текст из файла (страница 90)
марксизму, в большей мере идеалист и главное — более туманен, чем Парето. Идеи Сореля в Италии нашли большой отклик как среди ученых, так и среди фашистских и социалистических идеологов. Об отношениях между Парето и Сорелем см.: Т. Giacalone-Monaco. Pareto e Sorel. Riflessioni e ricerche. Padone, C.E.D.A.M., t. I, I960, t. II, 1961.
Во введении к работе «Социалистические системы», предшествовавшей «Трактату по общей социологии», Парето так определяет феномен правящей элиты: «Люди могут неравномерно распределяться на пирамидах, немного напоминающих волчки, в зависимости от того, обладают они или нет более или менее вожделенными ценностями или качествами — богатством, умом, моральными достоинствами, политическим талантом. Одни и те же индивиды занимают одни и те же места на одних и тех же фигурах только согласно гипотезе, которую мы только что набросали. В самом деле, было бы явно абсурдным утверждать, будто индивиды, занимающие высшие позиции на фигуре, представляющей распределение математического или политического таланта, — это те же самые люди, которые занимают высшие позиции на фигуре, обеспечивающей распределение богатств. Но если расположить людей соответственно их степени слияния, а также политической и общественной власти, то в этом случае в большинстве обществ одни и те же люди, по крайней мере частично, займут одинаковое место и на той фигуре, и на фигуре распределения богатства. Так называемые высшие классы суть также обычно самые богатые. Они представляют «элиту, аристократию»» (Les Systèmes socialistes, t. I, p. 27—28).
о
О Паретовом законе распределения доходов, помимо «Курса гголита-ческой экономии» и «Учебника политической экономии», см.: «Сочинения о кривой распределения богатств». Этот закон Парето породил значительную экономическую литературу.
о ν
Г. Моска развил свою теорию правящей элиты и политики за 17 лет до появления «Социалистических систем» в работе: «Sulla teoria dei governi et sul governo Parlamentäre» (1884). Заимствование далеко не· очевидно. Но, как об этом пишет Буске, «Моска очень любезно потре-, бовал, чтобы Парето признал его приоритет; последний отказался, ответив, что точки соприкосновения сводятся к банальным идеям, уже изложенным Бёклем, Тэном и др. Моска смог добиться лишь упоминания своего имени в дерзкой и несправедливой форме в примечании к «Учебнику» на итальянском языке (впрочем, не вошедшем в текст «Учебника» на французском языке)». Позднее Моска развил свою мысль в работе «Элементы политической науки».
См. статью Ж. Монро «Политика со знанием дела» в: «Écrits pour une Renaissance», Paris, Pion, 1958.
Социологическая теория обоюдной зависимости является переложением экономических теорий всеобщей взаимозависимости и равновесия, которые Парето развил в «Курсе» и в «Учебнике», но суть которых была сформулирована Леоном Вальра в его «Элементах чистой экономики».
1 1
«Под термином «капиталисты» понимали и все еще понимают, с одной стороны, лиц, извлекающих доходы из своих земель и сбережений, а с другой — предпринимателей. Эта путаница сильно мешает познанию экономического феномена и тем более — феномена общественного. По сути обе категории капиталистов зачастую имеют разные, порой противоположные интересы, противодействующие друг другу даже больше, чем интересы так называемых классов «капиталистов» и «пролетариев». С экономической точки зрения для пред-
482
принимателя выгодно, чтобы доход со сбережений и других капиталов, которые он арендует у собственника, был минимальным; наоборот, для этих производителей выгодно, чтобы он был максимальным. Вздорожание товара, который он производит, выгодно предпринимателю. Ему неважно вздорожание других товаров, если он находит компенсацию в преимуществах своего производства, в то время как всякий рост цен вредит владельцу простого накопления. Что касается Предпринимателя, то налоговый сбор с производимого им товара мало ему мешает, иногда он им пользуется, чтобы сдержать конкуренцию. Налоги всегда мешают потребителю, доходы которого определяются его сбережениями. В общем, предприниматель почти всегда может возместить за счет потребителя рост издержек, вызванный тяжелыми налогами. Простой владелец сбережений почти никогда этого сделать не сможет. Точно так же часто мало вредит предпринимателю удорожание рабочей силы: оно ограничено существующим договором, — между тем как предприниматель может возместить убытки при заключении договоров в будущем путем увеличения цены на продукцию. Наоборот, простой обладатель сбережений обычно переносит рост цен, никоим образом не будучи в состоянии возместить ущерб. В этом случае, следовательно, предприниматели и их рабочие имеют общий интерес, противоположный интересу простых обладателей сбережений. Точно так же обстоит дело с предпринимателями и промышленными рабочими, пользующимися мерами протекционизма... Противоречия не менее значимы в социальном плане. Среди предпринимателей есть люди, у которых хорошо развит инстинкт комби-. национный, необходимый для успеха в этой сфере деятельности. Те, у кого преобладают остатки незыблемости агрегатов, остаются простыми обладателями сбережений. Вот почему предприниматели обычно люди отважные, ищущие новое как в экономической, так и в соци-. альной сферах. Им нравится движение, они надеются извлекать из него пользу. Простые обладатели сбережений, наоборот, чаще люди спокойные, боязливые; у них, как у зайцев, всегда ушки на макушке. Они мало надеются на изменения и очень боятся их, т. к. знают по тяжелому опыту, что они почти всегда требуют расходов» (Traité de sociologie générale, § 2231, 2232).
13
«Процветание в наших краях, хотя о нем можно говорить только отчасти, есть следствие свободы действия элементов с экономической и социальной точек зрения истечение определенного периода XIX в. Теперь начинается кристаллизация, в точности как в Римской империи. Она желанна населению и во многих случаях, по-видимому, увеличивает богатство. Без сомнения, мы еще далеки от того состояния, когда рабочий окончательно соединен со своим ремеслом; но рабочие союзы, ограничения связей между государствами направляют нас на этот путь. Соединенные Штаты Америки, созданные переселенцами и обязанные им cboh^i нынешним процветанием, стремятся теперь всеми средствами отталкивать от себя эмигрантов. Другие страны, например Австралия, поступают так же. Рабочие синдикаты стараются лишить работы тех людей, которые не вступили в синдикаты. Вместе с тем они далеки от согласия принять всех. Правительства и коммуны с каждым днем все больше вмешиваются в экономические дела. Их подталкивает к этому воля населения, часто с явной выгодой для себя. Очевидно, что мы движемся по кривой, похожей на ту, по которой после создания империи прошло римское общество, после периода процветания пришедшее к упадку. История никогда не повторяется, и едва ли — если только не верить в «желтую опасность» — будущий период и новое процветание явятся следствием другого нашествия варваров. Более вероятно, что новый период станет результатом
483
внутренней революции, наделившей властью индивидов, которые с избытком обладают остатками второго класса, умеют, могут и хотят пустить в ход силу. Но эти далекие и неопределенные возможности принадлежат больше области фантазии, чем экспериментальной науке» (Traité de sociologie générale, § 2553).
Презрительное отношение к декадентской буржуазии заставило Па-рето написать: «Так же как римское общество было спасено от разрушения легионами Цезаря и Октавиана, наше общество, возможно, однажды будет спасено от падения теми, кто станет тогда наследниками наших синдикалистов и анархистов» (Traité de sociologie générale, § 1858).
Эту статью, озаглавленную «Социология Парето», см. в : «Zeitschrift für Sozialforschung», VI, 1937, p. 489—521.
Отношение Парето к фашизму всесторонне проанализировал Буске в работе «Парето — ученый и человек». По мнению Буске, «до прихода фашизма мэтр занял по отношению к нему самую сдержанную, временами почти враждебную позицию. Затем он выразил свое бесспорное одобрение той достаточно умеренной форме, которую приняло сначала фашистское движение. Это одобрение было сделано с оговоркой, подчеркивающей необходимость сохранения определенного числа свобод». Первого июня 1922 г., за пять месяцев до похода чернорубашечников на Рим, Парето писал другу: «Я могу ошибаться, но я не вижу в фашизме постоянной и глубокой силы». Но 13 ноября 1922 г., несколько дней спустя после захвата власти, он сказал, что как человек он счастлив, что фашисты победили, и счастлив как ученый, чьи теории подтвердились. Парето принял почести от нового режима: в декабре 1922 г. пост представителя Италии в Комиссии по разоружению Лиги Наций, в марте 1923 г. — кресло сенатора. Когдач последнее звание предлагала ему предшествующая власть, он от него отказался.
В марте 1923 г. он писал: «Если возрождение Италии знаменует изменение цикла, пройденного цивилизованными народами, Муссо} лини станет исторической фигурой, достойной античности»; и еще; «Франция сможет спасти себя, только если найдет своего Муссолини». Но в то же время он писал, что отказывается быть среди льстецов и «если спасение Италии, может быть, коренится в фашизме, то он несет и бедствия». Его мысль выражена, впрочем, очень ясно в теоретическом журнале фашистской партии «Жерарчия», где он опубликовал статью «Свобода». Фашизм, писал он, хорош не только потому, что он диктаторский по природе, т.е. способен восстановить пЬря-док, но и потому, что хороши были до сих пор результаты. Следует избавиться от нескольких подводных камней: воинственных авантюр, ограничения свободы прессы, обложения дополнительным налогом богатых и крестьян, подчинения церкви и клерикализму, ограничения свободы обучения. «Нужно, чтобы свобода обучения в университетах ничем не была ограничена, чтобы в них можно было читать теории Ньютона, как и Эйнштейна, Маркса, как и теории исторической школы».
Иначе говоря, Парето был благосклонен к пацифистскому, либеральному толкованию авторитарного режима в экономическом и интеллектуальном, светском и общественно консервативном планах. Он не был расположен ни к корпоративной системе, ни к Латеранским соглашениям, ни к захвату Эфиопии, ни к присяге на верность, к которой начиная с 1931 г. принуждали профессоров университетов; и, вероятно, его воодушевление и критика были направлены против всяких гегелевских и националистических отклонений Джентиле,
484
Вольпе, Рокко и Боттаи. Не прогнозируя возможной эволюции идей Парето по отношению к фашизму (это было бы абсурдно), небесполезно напомнить, что Бенедетто Кроче, ставший одним из лидеров либеральной оппозиции, тоже в начале 1923 г. выразил свое согласие с новым режимом.
Что касается влияния Парето на фашизм, то оно было бесспорным, но далеко не решающим. В 1902 г. Муссолини провел некоторое время в Лозанне. Возможно, он там слушал лекции Парето, но не контактировал с ним. Вовсе не очевидно, что он в самом деле читал Парето и, уж во всяком случае, молодой ссыльный социалист-самоучка этим чтением не ограничивался. «Уроки» Маркса, Дарвина, Макиавелли и его последователей, Сореля, Морра, Ницше, Кроче, итальянского гегельянства и, конечно, писателей-националистов оказали по крайней мере такое же влияние на становление фашистской идеологии, как и уроки Парето. Доля макиавеллизма и паретизма в фашизме значительна, если только фашизму дать всеобщее определение. Остается посмотреть, целесообразно ли такое стремление к абстракции, насколько велики национальные особенности политической практики и движений, именуемых фашистскими.
Паретовское изображение плутодемократических политиков, у которых чуть ли не исключительно преобладают остатки первого класса, постигается с трудом, если не представить себе спектакль итальянской политической жизни конца прошлого — начала этого века. В 1876 г. итальянские правые, или, точнее, пьемонтисты, преемники. Кавура, теряют власть. На политической сцене последовательно доминируют в то время три человека: в 1876—1887 гг. — Депретис, затем Криспи и главным образом Джолитти — с 1897 по 1914 г. «Джо-литти, умеренный либерал в политике и в экономике, является реалистом и эмпириком. Во внутренней политике он возвращается к ме-
' тодам «трансформизма» Депретиса, разделявшего, чтобы властвовать, без грубых репрессий, искусно маневрируя между деятелями и тенденциями парламента и синдикатов. Его «диктатура» — мягкая, податливая к компромиссам, пользующаяся симпатиями, которые нейтрализуют или воссоединяют соперников, и опирается на коррупцию
■ во время выборов с целью заручиться большинством. Эффективный в тактическом плане, джолиттизм способствовал дискредитации парламентаризма и ослаблению идеи гражданственности в стране, где демократическая традиция еще только зарождалась» (P. Guichonnet. Mussolini et le Fascisme. Paris, P.U.F., 1966).
ΐ 8
По мнению Буске, «Трактат по общей социологии» представляет собой «одну из самых значительных попыток человеческого разума постигнуть структуру, обществ и ценность суждений, находящих в них спрос» ("Parejo. Le Savant et e'homme". Lausanne, Payot, 1960, p.150). Ж. Гурвич писал^СТакая концепция являет собой пример того, чего надо избегать; в этом ее единственная научная ценность» ("Le concept de classes sociales de Marx à nos jours". Paris, C.D.U., 1957, p.78).
1 Q
Например, большинство экономистов начала XX в. еще в 20-е гг.
считали, что в случае наступления безработицы и отсутствия сбыта экспортных товаров лучшим способом восстановления полной занятости и внешнего равновесия является содействие понижению зарплаты и цен. Кейнсианцы показали, что при структурной одеревенелости и твердо установленных издержках дефляционная политика не может восстановить полную занятость и открыть зарубежные рынки. Равновесие путем дефляции было теоретической возможностью, но, конечно, не реальной политикой — разве только ценой несоразмерных жертв. Была ли политика 30-х гг. Лаваля или Брюнинга или по-