Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 92

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 92)

нечном пространстве, и вновь и вновь беспрестанно задает вопросы природе.

Для всех направлений естественных наук, как и наук о культуре, познание — лишь одна из побед, которая никогда не может быть окончательной. Наука сегодня — это основа нау­ки завтра. Можно все время идти дальше в анализе, продол­жать исследования в направлении двух противоположных бес­конечностей.

Однако что касается наук о человеческой действительно­сти, об истории и культуре, то здесь добавляется и другое. Познание тут зависит и от вопросов, которые ученый ставит перед самой действительностью. По ходу истории, с обнов­лением системы ценностей и памятников человеческого ра­зума, у историка или социолога немедленно — в свете ак­туальных событий и фактов — возникают новые вопросы. Поскольку история как реальность неизменно вызывает ин­терес у историка или социолога, то завершенность историче­ской науки или социологии немыслима. История или социо­логия смогут стать окончательными только, если судьба че­ловечества достигнет своего конца. Человечеству нужно по­терять способность к творчеству, чтобы наука о человеческом творчестве оказалась завершенной⁹.

Может показаться, что такое обновление исторических на­ук, благодаря постоянно возникающим перед историками про­блемам, ставит под вопрос универсальную значимость науки. Однако, по мнению Вебера, дело обстоит совсем не так. Уни­версальная значимость науки требует, чтобы оценочные суж­дения ученого не вторгались в его исследования, т.е. чтобы он не выражал в них свои эстетические или политические вкусы. То, что его предпочтительное отношение влияет на ориента­цию его научного интереса, не исключает универсальной зна­чимости исторических наук и социологии. Мы даем универ­сально значимые ответы, по крайней мере теоретически, на вопросы, закономерно ориентированные нашим интересом или тем, что мы считаем нашими ценностями.

Мы обнаруживаем, что историческая и социальная науки, характерные черты которых рассматривает Вебер, глубоко отличаются от естественных наук, хотя и имеют общее ра­циональное начало. Назовем три характерные и отличитель­ные черты этих наук: понимание, историчность и связь с культурой.

Термин «понимание» представляет собой классический пе­ревод с немецкого verstehen. Идея Вебера заключается в сле­дующем: в области феноменов природы объяснить наблюдае-

493

мые закономерности мы можем только посредством математи­ческих по форме и характеру посылок. Другими словами, нам нужно объяснить явления суждениями, подтвержденными опытом, чтобы иметь ощущение, что мы их понимаем. Понима­ние, таким образом, носит опосредованный характер, оно до­стигается через понятия и связи. Что же касается человече­ского поведения, то понимание в некотором роде оказывается непосредственным: профессор понимает поведение студентов, которые слушают его лекции, пассажир понимает, почему шо­фер такси не едет на красный свет. У него нет необходимости фиксировать, сколько водителей останавливаются у светофо­ра, чтобы понять, почему они это делают. Человеческое пове­дение представляет собой внешне проявленную осмыслен­ность, связанную с тем фактом, что люди наделены разумом. Чаще всего определенные осмысленные связи между действи­ем и целями, между поступками одного и поступками другого индивида воспринимаются непосредственно. Социальное по­ведение содержит осмысленное построение, которое наука о человеческой действительности способна понять. Эта осмыс­ленность ни в коей мере не означает, что социолог или исто­рик постигли поведение интуитивно. Наоборот, они реконст-| руируют их постепенно, используют тексты и документы. Для^ социолога субъективно подразумеваемый смысл воспринима­ется одновременно и как непосредственно понятный, и как вызывающий сомнение.

Понимание, по представлению Вебера, ни в коей мере не" связано с какими-либо загадочными, заумными или сверхра­зумными способностями, сверхъестественными свойствами, не поддающимися логике естественных наук. Осмысленность поступка не является непосредственно, т.е. мы не можем по­нять сразу, без предварительного исследования, значение по­ведения других. Даже когда речь идет о наших современни­ках, мы почти всегда можем немедленно дать какую-то интер­претацию их поступков или их деятельности, но мы не можем знать без исследования и без доказательств, какая интерпре­тация правильна. Короче говоря, лучше сказать «внешне обна­руживается осмысленность», чем «непосредственная осмыс­ленность», и вспомнить о том, что эта самая «осмысленность» по своей сути двусмысленна. Субъект не всегда знает мотивы своего поступка, исследователь еще меньше способен интуи­тивно постигнугь его: он должен искать, чтобы отличить ис­тинные мотивы от правдоподобных.

Веберовская идея понимания в большой мере заимствова­на К. Ясперсом и отражена в работах, посвященных им в

494

молодости психопатологии, а также в его «Трактате», кото­рый частично перевел Ж. П. Сартр¹⁰. В центре внимания психопатологической концепции Ясперса — различение между объяснением и пониманием. Психоаналитик проникает в суть сна, улавливая связь между событием, имевшим место в детстве, и рожденным на этой почве комплексом, видит ход развития невроза. Таким образом, говорил Ясперс, осоз­наются внешние проявления смысловых значений, опыт пе­режитых событий. Но такому осознанию есть предел. Мы все еще очень далеки от понимания связи между тем или иным душевным состоянием и патологическим симптомом. Мы понимаем суть невроза, но не понимаем сути психоза. В какой-то момент осознание патологических явлений исче­зает. Кроме того, мы не понимаем рефлекторных действий. В общих чертах скажем, что поведение людей понятно в каких-то пределах; за этими пределами связи между душев­ным состоянием и физическим или психологическим пере­стают быть ясными, даже если они поддаются объяснению.

Это различие, по моему мнению, — отправная точка для мысли Вебера о том, что социальное поведение представляет собой для социолога обширную область деятельности в плане его понимания, сравнимого с тем, какого достигает психолог. Само собой разумеется, что социологическое понимание ни в коем случае не следует смешивать с пониманием психологиче­ским. Автономная сфера социального понимания не покрывает сферы психологического понимания.

Основываясь на нашей способности понимать, мы прихо­дим к выводу, что можем также объяснить единичные явле­ния без посредства обобщающих посылок. Между понимани­ем внешне фиксируемого момента человеческих феноменов и исторической ориентацией наук имеется связь. Не в том, что науки, изучающие человеческую действительность, всег­да выбирают объектом однократное или проявляют интерес исключительно к особым сторонам явлений. А в том, что мы понимаем единичное постольку, поскольку в науках о чело­веческой действительности истинно исторические масштабы приобретает то, "что в естественных науках не может иметь такого значения.

В науках о человеческой реальности следует различать две ориентации: историческую, изучающую факты, свидетелями которых мы не можем быть дважды; и социологическую, ко­торая концептуально реконструирует социальные институты и изучает их функционирование. Обе ориентации дополняют друг друга. Никогда Вебер, в отличие от Дюркгейма, не сказал

495

б ы, что исторический интерес должен быть подчинен исследо­ваниям признаков общего характера. Когда человечество ста­новится объектом познания, совершенно закономерно прояв­лять интерес к особым чертам индивида, индивидуальным ха­рактеристикам какой-либо эпохи, той или иной общности лю­дей, так же, как к законам, по которым живут и развиваются те или иные человеческие общества.

Науки о человеческой реальности — это, наконец, науки о человеческой культуре. Они стремятся понять и объяснить творения человека за время его жизни, и не только произве­дения искусства, но также законы, социальные институты, формы политического устройства, религиозные верования, на­учные теории. Веберовскую науку можно определить, таким образом, как усилие, направленное на то, чтобы понять и ис­толковать те ценности, которые люди считали своими, и творе­ния, ими созданные.

Человеческие деяния, создающие ценности, носят творче­
ский характер или определяются таковыми через соотнесение
с ценностями. Каким образом в таком случае можно сделать
науку объективной, т.е. не искаженной нашими оценочными
суждениями и нашими деяниями, имеющими собственные цей-
ности? Специфическая цель науки — общепринятая значи­
мость. Наука, по Веберу, — это целерациональное действие,
цель которого — суждения, основанные на фактах, имеющих⁴
общезначимый, универсальный характер. Каким образом мож­
но сформулировать такого рода суждения о творениях, опре-*
деляемых как ценности? , * '

На этот вопрос, который находится в центре философских и исследовательских размышлений Вебера, он отвечал разгра­ничением двух фактов — ценностное суждение, или оценка (Werturteil), и отнесение к ценности (Wertbeziehung).

Смысловое значение понятия «ценностное суждение»
представить легко. Гражданин, считающий, что свобода суть
ι нечто важное, и утверждающий, что свобода слова или свобо-

да мысли — это фундаментальные ценности, высказывает
суждение, в котором выражается его личность. Другой чело-
\ век может не согласиться с этим суждением и придерживать-

, ся мнения, что свобода слова особого значения не имеет. Оце-

ΐ ночные суждения — личны и субъективны, каждый имеет

' право признать свободу в качестве позитивной или негативной

| , ценности, первостепенной или второстепенной важности, в

i качестве ценности, которую следует защитить прежде всего

или же пожертвовать ею ради какой-либо другой. Напротив,
, , формулировка «отнесение к ценностям», если использовать

I 496

уже приведенный пример, означает, что социолог политики будет рассматривать свободу как объект, как причину споров и конфликтов между людьми и между партиями и будет изу­чать политическую реальность прошлого, соотнося ее с ценно­стью свободы. Она окажется в центре исследования социоло­га, который может быть не очень-то привязан к ней. Но ему достаточно того, что свобода станет одним из понятий, с по­мощью которых он выделит ту историческую часть действи­тельности, изучение которой он намерен провести. Эта работа требует, чтобы политическая свобода была ценностью для лю- дей, которые с ней жили. Короче, мы не формулируем оце­ночного суждения, мы относим исследуемый материал к цен- ности, каковой служит политическая свобода.

Оценочное суждение — это утверждение морального или жизненного порядка, тогда как отнесение к ценностям — это процесс отбора и организации, имеющий отношение к объективной науке. Макс Вебер, преподавая, хотел быть ученым, а не политическим деятелем. Разграничение между ценностным суждением и отнесением к ценностям позволяло ему обозначить разницу между научной работой и политиче­ской деятельностью и одновременно — общность интересов ученого и политика.

Такое разделение, впрочем, не очевидно и ставит ряд проблем.

В чем необходимость использования такой методологии — «отнесения исторического или социологического материала к ценностям»? В самой элементарной форме ответ на этот воп­рос заключается в том, что ученый для разработки объекта своего исследования вынужден сделать реальный выбор, по­скольку отбор фактов и формирование понятий требуют тако­го рода процедуры, как отнесение к ценностям.

В чем необходимость отбора? Ответ Вебера носит двойст­венный, характер. Он может быть или в духе Кантовой транс­цендентальной критики, или на уровне научно-методологиче­ского исследования без каких-либо философских или крити­ческих выкладок.!}

Что касается трансцендентальной критики, то Вебер заим­ствовал ее у неокантианского философа Риккерта* *, для кото­рого то, что первоначально дано человеческому сознанию, представляет собой бесформенный материал, а наука — это завершенная разработка или конструкция из него. Риккерт, кроме того, развивал мысль о существовании двух видов нау­ки, наличие которых зависит от формы лепки этого первород­ного материала. Разработка, характерная для естественных на-

497

ук, заключается в рассмотрении общих признаков явлений и установлении систематических и неизбежных связей между ними. Ее цель — создание системы всеобъемлющих понятий, законов и взаимосвязей наиболее общего, по возможности математического, характера. Идеал естественной науки — фи­зика Ньютона и Эйнштейна, в которой понятия используются для названия объектов, построенных человеческим сознанием. Это — дедуктивная система, самоорганизующаяся на базе простых фундаментальных законов и принципов.

Но существует и второй тип научной разработки, характер­ный для исторической науки и науки о культуре. В этом слу­чае сознание не стремится данную ему первородную бесфор­менную материю ввести в систему математических взаимосвя­зей, а проводит в этом материале отбор, относя его результа­ты к ценностям. Если бы историк захотел описать во всех деталях, со всеми качественными характеристиками каждую возникшую мысль и каждый совершенный акт в течение толь­ко одного дня лишь одним человеком, то он не смог бы этого сделать. Современные писатели пытались поминутно распи­сать ход мыслей, способных родиться в сознании в течение какого-то времени. Так, Мишель Бютор в своем романе «Видо| изменение» описывает все, что происходит за время пути из? Парижа в Рим. На эту картину однодневных мысленных при­ключений единственного человека ушло несколько сот стра­ниц. Достаточно представить себе историка, пытающегося описать таким же образом то, что происходило в сознании" всех солдат, участвовавших в битве при Аустерлице, чтобы по­нять, что все книги, написанные во все эпохи истории челове­чества, насчитывают, видимо, меньше страниц, чем потребовал бы такой невообразимый рассказ.

Характеристики

Список файлов книги