Диссертация (1148559), страница 45
Текст из файла (страница 45)
Сопоставление двухконтекстов с чтением Мф 21: 31 показывает важное для понимания характераформы разночтение. Если в первом случае (относится к МЕ2) в следующейсинтагме сохранено исконное чтение, проясняющее мн. число всего контекста — , то во втором случае (относится к МЕ1), видимо, для того чтобы согласовать местоимение с предшествующим текстом, представлено местоимение вед. ч. Сложности с согласованием в данном чтении связаны с тем, что рассматриваемые формы входят в повествование, разорванное вставной притчей.
О том, чтосубъектом формы является несколько лиц ( ) ясно из стиха Мф 21: 23 и местоименных отсылок к этим лицам,последняя из которых находится в стихе Мф 21: 28. Усугубляет ситуацию то, что54В этом издании контекст из МЕ приводится с ошибкой — вм.
— в связи с чем ошибочнорассматривается как пример употребления вм. (а не вм. ).242рядом с формой находится подходящее при невнимательном чтении нароль единичного субъекта слово . Подобное переосмысление контекстапредставлено не только в МЕ: сходное «смешение» аориста с имперфектом вданном чтении наблюдается в МстЕ (49в, при этом при повторе чтения — 131б–ви 184а — дважды представлена правильная форма ) и в полном апракосеиз собрания Третьяковской галереи К 5348, также в синаксарной части(Евангелие 2005: 114).
При этом важно, что разночтение в форме следующегоместоимения (/) представлено только в МЕ1, т. е. скорее всего являетсяправкой писца А. Домка заметил несогласованность по числу в ближайшемконтексте и исправил не ту форму.В такой ситуации следует признать, что ошибочная форма была ужев антиграфе МЕ, иначе правка > была бы необъяснимой. В любомслучае, данный контекст показывает, что писец А хорошо различал по числуформы и , устранив несогласованность форм в трудном для восприятия контексте, доставшуюся из антиграфа.Таким образом, форма , приводимая А. И. Соболевским, не тольковыглядит слишком ранней в процессе смешения форм аориста и имперфекта, но иявляется ошибкой, которую вряд ли мог допустить писец А. Рассматривать этуформу как описку есть дополнительные основания.
Во-первых, в данной формеможно подозревать обычную антиципацию гласной следующего слога (ср. ), при том, что второе в словоформе переправлено из ошибочного (т. е. было написано ), возникшего также вследствие антиципации.Писец мог не среагировать на 2 антиципации подряд (ср. также написания МЕ1: 4а, 36б — см. 2.1.3.).
Во-вторых, привлекает вниманиенестандартное написание буквы в окончании: она имеет утолщение в верхнейчасти. Судя по всему, писец начал переписывать правильную букву (утолщениекак раз похоже на верхний элемент ), потом заметил, что сделал ошибку ранее иотвлѐкся на еѐ исправление.243В контексте памятника XII в. указанные выше примеры написания формыимперфекта вместо аориста следует признать возникшими по разным причинамописками.В данном разделе можно также упомянуть уже отмеченную выше (см.2.1.1.) в числе описок несогласованную по числу форму аориста в контексте: 119г. Эта неправильная форма встраивается в целый рядформ МЕ с пропуском последнего слога и не связана с функционированиемаориста в памятнике.4.4.5.
ВыводыРассмотренные случаи вариативности отдельных глагольных форм в МЕ невыходят за рамки системы употреблений древнерусских памятников XI — первойполовины XII вв. Особенно показательно рассмотрение форм аориста с аугментомв форме 3 лица ед. числа в контексте рукописей евангелия, относящихся кдревней редакции.
Состояние данных форм в МЕ совпадает с употреблением ОЕи АЕ и заметно противопоставлено употреблению рукописей рубежа XII–XIII вв.— ПанЕ и ПолЕ. Инновацию в виде несогласованной по числу формы имперфекта (), используемую большинством исторических грамматик русскогоязыка в качестве иллюстрации, по совокупности рассмотренных факторов следуетпризнать опиской. 244ЗаключениеРассмотрение ряда языковых особенностей МЕ позволяет конкретизироватьего место в кругу древнейших восточнославянских рукописей.Палеографический анализ МЕ показывает, что, кроме ранее отмечавшихсядвух почерков рукописи, в ней присутствуют небольшие по объѐму вставки,принадлежащие трѐм другим писцам (писцы В, Г и Д).
Статус этих трѐх писцовразличен. Писец Г участвовал непосредственно в создании рукописи, т. е. сотрудничал с двумя основными писцами. 2 отрывка, переписанные им, являютсявкраплениями в текст писца А: писец Г на короткое время подменял первогописца. Почерки А, Б и Г объединяет комплекс однородных палеографическихпримет, обычных для древнерусских рукописей XII века. Стабильное написаниебуквы с высокой серединой во всех этих почерках позволяет склоняться в ихдатировке к первой половине XII века. Оставшимся писцам В и Д принадлежатвписанные в оставленное при написании рукописи место заголовки начала чтенийевангелистов Луки (л.
77г) и Марка (л. 121б). Эти два почерка характеризуютсяболее поздними по сравнению с почерками писцов А, Б и Г палеографическимичертами, указывающими на XIII век.Работавшие вместе над рукописью писцы А, Б и Г, по всей видимости,имели разную квалификацию. Использование большего набора графем и орфографических правил распределения графических дублетов, более аккуратныйпочерк, внесение правок в текст других писцов позволяет видеть в писце А(Домке) руководителя в работе над рукописью.
Ученический характер письмаписца Б сказывается в наличии в его графике дополнительного нефункционального элемента — ограничительных штрихов на верхних элементах букв. Возможно,этот элемент письма перенесѐн писцом из практики письма на бересте, где ограничительные штрихи являются функциональными. Ещѐ одно свидетельствоменьшей опытности второго писца МЕ — наблюдающиеся в начале его работы245попытки копировать некоторые более сложные графико-орфографическиеприѐмы из техники писца А, от которых он в дальнейшем отказывается.Важной отличительной характеристикой почерка писца А является наличиебольшого количества (54 примера) текстовых пропусков, допущенных по невнимательности и не связанных с сознательной редактурой текста евангелия.
Этаособенность позволяет предположить, что писец А работал в спешке, что, в своюочередь, могло отразиться на общем виде его почерка. Возможно, некотораянебрежность основного почерка МЕ, обусловленная скоростью переписывания,придаѐт ему сходство с более поздним уставом (XIII в.), что повлияло надатировку памятника И. И. Срезневским.Орфографический анализ почерков МЕ показывает заметный контраст всистемах написаний двух основных писцов рукописи.сложность системы, связанную с использованием орфографических дублетов разного уровня. Писец А пользуется дублетными графемами (напр., /), дублетными написаниями корней (напр., -/-,-/--) и аффиксов (-/-, -/- в ТП ед.
и др.), затрагивающих фонетический, морфологический и словообразовательный уровни языка.Интеграция того или иного дублета в систему написаний происходит в МЕ 1упорядоченно, между дублетными написаниями во многих случаях устанавливаются отношения дополнительной дистрибуции, что ещѐ раз подтверждаетвысокую квалификацию первого писца.Принцип распределения дублетных написаний у писца А на фоне развитиясоответствующей группы написаний в памятниках XI–XIII вв. в ряде случаевявляется косвенным свидетельством относительно раннего создания МЕ. Так, дляоформления рефлексов *tert, *tort, *telt писец Домка использует единый принципраспределения «болгарских» и «русских» написаний, что не соответствует дальнейшей орфографической традиции разного поведения соответствующих сочетаний с r и с l.
Система написаний флексий ТП ед. в муж. и сред. роде также являет-246ся индивидуальной для Домки. Она опирается на исконную систему типовсклонения, что доказывает еѐ актуальность для писца на момент создания МЕ.Система орфографических правил, актуальных для писца Б, гораздо менееразвѐрнута, в первую очередь из-за неиспользования многих дублетных написаний. При использовании в МЕ2 дублетов их распределение может быть ориентировано на написания писца А. Например, пара графем - употребляетсяаналогично паре - у Домки, нестяжѐнные варианты флексий прилагательного, как и у писца А, употребляются преимущественно в позиции конца строки.