Диссертация (1148048), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Если сами чиновники в своих суждениях в основном выстраиваливзаимодействие с коллегами из других служб, то эти активисты, напротив, демонстрировалиобщность интересов с государственными органами в большей степени, чем с другимиактивистами. Право в этом случае помогает прочертить демаркационную линию междуактивистами и мигрантами, зато приглашает к сотрудничеству служащих разных уровнейвласти:«…есть вопросы, в которых вообще Миграционная служба не должна нестиответственности, не вникать, в том числе проживание, трудоустройство итак далее.
Это просто государственный орган на основании закона смотрит.Есть конкретный закон: считать человека законным или незаконным.Свободно мыслить они по большому счету не имеют права, они чиновники,114. См. подробнее: Милиция и этнические мигранты: практики взаимодействия / Под ред. В. Воронкова, Б.Гладарева, Л. Сагитовой. СПб., 2011.144приходится в рамках совета, собрав общественность, стараться решить этотвопрос. На диаспоры надеяться надо» (активист, А28).То есть закон одновременно создает базис для сотрудничества с теми типаминекоммерческих организаций, которые стремятся работать в рамках, установленных законом,признают его справедливость. Однако если они при этом отчуждаются от непосредственныхадресатов политики, то есть «мигрантов», то смысл этого сотрудничества меняется.Солидарность с государством, возможно, приносит этим организациям дивиденды, несвязанные напрямую с улучшением ситуации попавших в затруднительное положениеиностранных граждан.
Схожая риторика свойственна коммерческому сектору, в речипредставителей которого мигранты являются «клиентами», а плату за предоставление услугэтим клиентам бизнес получает от государства по программам субсидий. Заинтересованность вфинансировании сводит деятельность коммерческих фирм в области миграционной политики квыполнению функций государственной службы, но в порядке «аутсорсинга», предусмотренногозаконодательством.Эксперты и активисты отмечали, что такой тип солидарности с государственнымиорганами особенно проявляется в работе представителей диаспоральных общественныхорганизаций.
Согласно оценкам некоторых активистов, диаспоры часто отказываютсявзаимодействовать со своими согражданами, находящимися в неурегулированном правовомстатусе,чтобыобеспечитьпродолжениеработысгосударственнымислужбами,финансирующими их проекты. Такое мнение свидетельствует о протекающем взаимодействиимежду гражданским сектором и государством, но также и о серьезных ограниченияхвзаимодействия между представителями организаций диаспор и самими иностраннымигражданами:«Проблема в том, что там [в ФМС], в отличие от НКО, работающих струдовыми мигрантами, очень поставлена диаспорная [неразборчиво]. Этотоже некая системная проблема нашего гражданского общества получается,да. Что в нем удельный вес таких вот представителей – вес, с точки зрениявласти, таких вот квази-социальных там, да, мягко говоря, там квазиправозащитных организаций, он более высок, чем у организаций, которыереально работают с реальными проблемами.
<…> когда у власти, например,возникает вопрос, как надо взаимодействовать? Как решать правамигрантов? Тут же возникает несколько там ЗАО старейшин Узбекистана,да, которые утверждают, что они диаспора» (активист, А13).145Это указывает на разделение сферы миграционной политики на две части, в каждой изкоторыхдействуетотдельнаякоалиция.Воднойчастирасполагаетсякоалициягосударственных органов, активистов, названных «квази-правозащитниками», а такжекоммерческих структур, заинтересованных, согласно интервью, в получении федеральных ирегиональных субсидий.
В другой части находятся активисты, «которые реально работают среальными проблемами», как указывается в цитате выше. Первые активно используют словарьправа для артикуляции вопросов, связанных с трудящимися мигрантами. Тем самым онивоспроизводят логику и порядок, заложенные в правовых документах и проанализированныевыше.
Такой тип взаимодействия характерен, согласно данным интервью, не толькоорганизациям диаспор и даже не столько им, однако действительно может быть распространенсреди некоторых некоммерческих организаций, представители которых чаще апеллируют винтервью к праву, чем к каким-либо иным словарям.Следует заметить, однако, что оценки относительно активистов общественныхорганизаций диаспор не совсем точны. Диаспоры обладают очевидным преимуществом посравнению с другими организациями гражданского сектора, поскольку могут выстраиватьсолидарности с соотечественниками через апеллирование к этничности. Это одновременнопозволяет им стать постоянными адресатами государственных служб, которым требуетсяработа в области культурного разнообразия, в том числе по миграционным вопросам. Такимобразом, суждения по поводу организаций диаспор необходимо рассматривать болеекомплексно.
Дистанция, которую сохраняют диаспоральные организации по отношению кнекоторым своим соотечественникам обусловливается не только взаимодействием с властью,тоестьправовымстатусомличностинекоторых«мигрантов»,ноиклассовымипредрассудками, распространенными среди активистов диаспор. Класс становится базисом длясолидарности между занявшими в той или иной степени высокое положение в обществеактивистами, демонстрирующими знаки своего отличия в интервью, и основанием дляотчуждения от тех граждан своих государств, которые обладают более низким классовымстатусом.
Это отчуждение выстраивается по линии образования, достатка, одежды, профессиии других отличительных маркеров в терминах классовых различий. Одновременно это различиестановится основанием для солидарности для взаимопомощи: «…значит, ну, в связи с тем, чтоу нас много стало трудовых мигрантов, мы в основном были сосредоточены именно на работес мигрантами, постольку, поскольку вот студенты, аспиранты, ученые, которые раньшевходили в диаспору, они как-то, вот, сейчас оказывают помощь в этом направлении, вот»(активист, А10).146Этническая солидарность, свойственная диаспорам, не пропадает из этой перспективы,однако осложняется классовыми отношениями. Класс становится тем обстоятельством, котороеопределяет интерес диаспоральных организаций к проблемам людей, попавших в сложныежизненные ситуации.
Но также классспособствуетвозникновениюоснований длядистанцирования от некоторых членов диаспор, особенно для тех, кто считает себяпринадлежащими к более высоким классам, чем трудящиеся мигранты: «Вот, мыорганизовываем мероприятия, с мигрантами уже рядом не сидят даже наши таджики,студенты, они стесняются, говорят, “а он трудовой мигрант”, а сам вроде какой-тоадаптированный, интегрированный. Студент, он знает русский язык хорошо, поэтому ктостарается, для него это клево, скажем так» (активист, А10).Таким образом, классовый характер отношений в диаспорах играет двоякую роль.
Содной стороны, он мотивирует активистов диаспор осуществлять деятельность в областиинтеграции своих соотечественников, оказавшихся в непривилегированном положении вРоссии. С другой стороны, члены диаспоры самоутверждаются в качестве высшего класса черездистанцирование от трудящихся граждан своей страны. Этническая солидарность в этом случаене позволяет нивелировать классовые различия и предрассудки. В словаре активистов отдиаспор, конечно, находится место таким категориям, как «соотечественники», и все же ихосновной категориальный аппарат выстроен вокруг обыденной категории «трудовыемигранты».Следует заметить, что «трудовые мигранты» является наиболее популярной категориейдля всех групп информантов. Другие популярные существительные относятся к этническомусловарю и представляют собой конкретные национальные наименования: «таджики», «узбеки»,«азербайджанцы», иногда обобщаемые в категории в форме названий стран: «В одиннадцатомгоду, в Центральном районе собрали [группу для изучения русского языка].
По списку их былоштук тридцать: Узбекстан, Таджикистан, в основном Узбекистан. Был Афганистан.Четверо или пятеро из Апрашки, работали в Апрашке» (чиновник, Ч09). В данном случаеэтничность используется в качестве основной категории идентификации, а профессиональныйстатус – для уточнения характера занятости и социального положения членов учебной группы.Схожие категории для описания объектов своей заботы используют и те активисты, которыесчитают, что государственные правила сами являются одной из проблем миграционнойполитики. Эта группа представителей гражданского общества выстраивает отчуждение как отназываемых ими «квази-правозащитными» организаций, так и от государственных служащих.Фактически взаимодействие между этими группами в значительной степени ограничено:147несмотря на общность с чиновниками в использовании этнического словаря, онидистанцируются от государства игнорированием правового словаря, одновременно создаваядистанцию между собой и другими организациями гражданского сектора, сотрудничающими сгосударством.
Более того, такие некоммерческие организации и активистские объединениясами попадают в пространство отчуждения, схожее по состоянию с неурегулированныммиграционным статусом.В этом смысле дистанция между ними и властью соблюдается не только ими самими, нои представителями государственных органов. Судя по материалам интервью, государственныеслужащие не готовы взаимодействовать с такими активистами – как и с иностранцами внеурегулированном статусе – вне рамок репрессивной модели коммуникации. О таком опытедочерней активистской группы, занимавшейся организацией помощи любым категорияминостранных граждан, попавшим в непростые жизненные обстоятельства, рассказывает один изинформантов: «Очень много было к ним всяких вопросов [со стороны полиции и прокуратуры]по поводу того, что они не спрашивали документов, они документов не спрашивают,естественно, никаких. То есть, им все равно легальные, нелегальные, какие там документы итак далее, вот» (активист, А14).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
