Диссертация (1145162), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Многиеособенные идеи, которые рассудок пытается создать в своём опыте по образу иподобию некоторого множества видимых и преходящих единичных вещей,получают в этом исходном пункте подлинное значение образов и подобий самогόвечно сущего первоначала – значение незримых видов всеобщего рода, т. е. однойи единственной идеи блага, красоты и истины. Это, однако, может произойтитолько при условии преодоления технического способа разработки и примененияважнейших рассудочных дисциплин. Арифметика, геометрия, астрономия игармония (музыка) должны, согласно Платону, быть развиты не как техники,занятые лишь упражнением эмпирически возникших навыков восприятия видимых тел, наблюдения за ними и изощрением приёмов их счёта и измерения, а какнауки, т.
е. как дисциплины, которые учат размышлять о своих предметах. Ведьсущность этих предметов, чувственное восприятие которых заключает в себенепреодолимое для технического рассудка противоречие, может быть постигнутас подлинной точностью только мышлением.
Цель точных рассудочных наук (в77отличие от одноимённых техник, которые служат средством только дляудовлетворения практических нужд людей) состоит в том, чтобы подвести душулюбящего учиться вплотную к проблеме природы их в действительностинечувственных, вечных предметов и тем пробудить в ней философскийрассудок 32.
Это и означает заниматься вычислением, геометрией, астрономией имузыкой «ради познавания (γνωρίζειν)» [Там же, VII, 525d], а не ради мнений ипотребностей торговли, земледелия, войны, строительства, услаждения слуха ит. п. «Следовательно, наши занятия астрономией, как и геометрией, имеют тупользу, что ставят перед нами проблему, – утверждает Платон; – со звёзднымнебом мы не будем возиться дольше, чем нужно, чтобы посредством занятийподлинной астрономией (т.
е. астрономией как наукой. – А. М.) сделатьупотребимым по природе разумное в нашей душе вместо того, чтобы оставить егобез употребления» [Там же, VII, 530b-с].Вследствие размышления о природе числа, фигур, движения небесныхсфер и гармонии чисел в душе ищущего возникает возможность размышлять ужео едином вечно сущем как таковом, поскольку логическое исследование всех этихнечувственных предметов обнаруживает для философского рассудка их единуюсущность, заключающую в себе чтό, т.е. особенную сущность, каждого из них.Такимобразом,всевозведёныевстепеньдействительныхнаук(т.
е.математические в буквальном значении слова μαθηματική, означавшего длядревних эллинов науку) дисциплины рассудка становятся в философии опытомразмышления об особенных предметах, из которого она в своей любви к мудростирождает возможность размышлять 33. Благодаря этому гипотезы рассудка32«Итак, – подытоживает Платон своё рассмотрение различия между геометрией как наукой игеометрией как техникой, – если мы таким способом направляемся вверх, то в ней есть силаустремлять души к истине и возбуждать философский рассудок, хотя теперь мы из нуждынаправляемся вниз» [Там же, VII, 527b].33«Скажи, какова же эта возможность размышлять, на какие виды она распадается и какимипутями достигается? – спрашивает Главкон. – Тебе, милый Главкон, пока ещё трудно следоватьтуда, – отвечает Сократ, – ведь предстоит увидеть не лишь образ того, о чем мы говорим, а самоистинное, каким оно мне представляется.
<…> Однако надо настаивать, что лишь возможностьразмышлять в состоянии показать это тому, кто опытен в пройденном нами и никак иначе этоневозможно» [Там же, VII, 532е-533а].78выступают в философии отнюдь не как аксиомы (произвольные, непознанные ипотому якобы не нуждающиеся в доказательстве начала субъективного движениялишь формально логичных технических рассуждений об особенных мысленныхидеях), а именно как гипотезы, т.
е. предположения, о единой всеобщей сущности,опираясь на которые, возникающий разум восходит к уже негипотетическомумыслимому – к единому первоначалу всего сущего. И если первый, рассудочныйрод мыслимого «душа вынуждена искать, используя как образы зримые тела <…>и от предполагаемого прокладывая путь не к первоначалу, а, напротив, кконечному пункту», то «ко второму она создаёт такой метод, который восходит отпредположений к негипотетическому первоначалу и без зримых образов, асамими видами и через виды» [Там же, VI, 510b].Однако путь от многих мыслимых предметов к единому первоначалу всегообразует только философское введение в диалектический метод действительногомышления мыслимого как такового, т.
е. исходный момент этого метода. «Развемы не знаем, что всё это есть лишь вступление в тот закон сущего, которому мыдолжны научиться? – напоминает Платон. – Разве ты считаешь, что ктоподнаторел в этом, тот уже и диалектик?» [Там же, VII, 531d-е]. Платону ясно, чтофилософское рассуждение о том, чтό есть каждое, останется лишь попыткой,реальной возможностью размышлять до тех пор, пока уже самим действительныммышлением не будет постигнуто единое чтό блага, красоты и истины – самопервоначало всего, сущее единство мышления и мыслимого. «Но не есть ли этосамо чтό закона сущего, который проводится размышлением? – спрашивает он оедином.
– Хотя сущее и есть подлинно мыслимое, не подражает ли емувозможность зрения, которая, как мы говорили, отважилась взглянуть на живое,на сами звезды и, наконец, даже на само Солнце? Ведь как в зрении, так и тут:если кто попытается, размышляя, то есть без всякого чувствуемого, толькопосредством логоса устремиться к самому чтό каждого и не повернёт назад, покасамим мышлением не постигнет само чтό блага, то он достигнет той же целимыслимого, какой достиг в видимом» [Там же, VII, 532а-b].79В среднем моменте диалектического метода единое не просто выступаетвозможным предметом познания, но и раскрывает себя в разумном мышлении какдействительно всеобщая, одна-единственная идея, абсолютное первоначало всегосущего – источник его бытия и сущности, причина возможности познаниясущности и истины философским рассудком. «Уразумей же: то, что придаётпознаваемому истину, а познающему – возможность судить, есть идея блага,причина познания сущности и истины, насколько они всё же познаваемырассуждением.
Но как бы ни были прекрасны оба, познавание (γνώσεώς) и истина,ты будешь прав, если скажешь, что сама идея блага более прекрасна, чем они, ибокак раньше по отношению к свету и зрению было правильно назвать ихсолнцевидными, но, напротив, неверно было бы принять их за само Солнце, так издесь с познанием и истиной: правильно брать их обоих за благовидное, но ниодно их них не правильно было бы считать самим благом – само благо побольшому счёту стоит ещё выше» [Там же, VI, 508е-509а]. Платон специальнодобавляет, что это первоначальное единство идеи по своей собственнойвозможности превосходит не только бытие и познаваемость всего сущего, но иего сущность, ибо для зрелого разумного мышления единая идея блага, истины икрасоты в любом из этих модусов её представления есть определённый в себесамом всеобщий род всех своих видов, безусловное основание особеннойсущности каждого из многих сущих, размышление о которых стало условиемначала познания первоначала: «Ты должен так же сказать, что от блага уделенапознаваемому не только познаваемость; оно же даёт познаваемому бытие исущность, так что благо есть не сущность сущего, а по достоинству ивозможности ещё и возвышается над этой сущностью» [Там же, VI, 509b].Именно поэтому из этой своей средней, или высшей точки диалектическийметод, продвигаясь к концу, неизбежно вновь возвращается, спускается к своемуисходному пункту – к своим предпосылкам, чтобы обосновать их, или логическидоказать гипотезы, выдвинутые философским рассудком на пути к первоначалу.Такое доказательство становится возможным после постижения первоначальногоединства и необходимым в ходе раскрытия его собственной определённости, т.
е.80вполне определённого множества особенных видов всеобщего рода. Эти эйдосыбезусловной идеи, раскрываемые мышлением в третьем, завершающем моментедиалектического метода, есть действительные логические основания рассудочныхнаук, доказывающие истинность предположений, на которые вынужден былопираться возникающий разум.Подводя итог описанию диалектического метода, Платон пишет: «Вторымразделом мыслимого я нарекаю то, что сам логос достигает возможностьюразмышлять, так как он делает гипотезы не началами, а подлиннымипредположениями, то есть опорными пунктами и ступенями, по которым емуудается взойти до непредположенного, к первоначалу всего, постичь его самого и,держась того, что с ним связано, вновь возвратиться, спуститься к концу, ненуждаясь при этом вообще ни в чём чувствуемом, а только в самих видах в себе идля себя и заканчивая опять же видами» [Там же, VI, 511b-с].