А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 91
Текст из файла (страница 91)
Платоновский идеализм — идеализм этический. Идеальный мир Платона противостоит обыденному миру не только как абстрактное — конкретному, сущность — явлению, оригинал — копии, но как благое —.злому. Поэтому идеей всех идей, высшей идеей у Платона выступает идея блага как такового — источник истины, соразмерности, гармонии и красоты, удовлетворяющая всем требованиям высочайшей добродетели. Идея блага подобна Солнцу. То, что является в чувственном мире Солнцем„в идеальном мире — идея блага.
Идея блага безлична (хотя неоплатоники считали платоновскую идею блага богом). Идея блага выражает безличный аспект объективного идеализма Платона, тогда как бог-творец (о нем ниже) — личное начало. Но, конечно, бог и идея блага весьма близки. Идея блага увенчивает пирамиду идей Платона. Система идей. Платоновские идеи не просто сосуществуют друг с другом, а находятся в отношении подчинения и соподчинения. Идеи могут быть более и менее общими, находи1гься в отношении рода и вида. В таком случае одна идея (вид) подч)3нена другой (род).
Две и более идей могут входить в одну и ту же родовую идею. В таком случае идеи соподчинены между собой. Напримефвиядея кошки и идея собаки (т. е. кошка как таковая и собака как так ) входят в идею четвероногого, подчинены этой более общей идее и соподчинены между собой. Но никакой действительной пирамиды идей мы у Платона не находим. Это невозможно с точки зрения и современной гносеологии и логики. У Платона имеется лишь замысел стройной и исчерпывающей системы понятий, которые он называл идеями. В конце своей жизни в диалоге «Филеб» Платон под влиянием пифагореизма пытался упорядочить мир понятий на числовой основе. Но и это невозможно.
Слишком сложен мир, чтобы его можно было представить как пирамиду понятий„как восхождение от менее общего к более общему и, наконец, к самому общему и в своем роде единственному. Гиосеолошчесяие, онтологические и семаигичесвже корпи идеализма Платона. Идеализм Платона не беспочвен. Он опирается на реальные моменты бытия и познания, которые он, однако, как и всякий идеализм, вырывает из общей картины, неправильно истолковывает и абсолютизирует. Гносеологическими корнями идеализма Платона является то обстоятельство, что познание мира осуществляется не только через чувства, но и через понятия, которые можно оторвать от чувств, противопоставить им„гипостазировать.
При гипосгазировании понятия общее, понятие, существующее лишь в человеческом сознании, 334 становится особым, совершенно объективным духовным предметом. Корни идеализма Платона подметил еще Аристотель, говоривший, что введение идей Платоном произошло по причине исследования в области понятий. Считая, что чувственные вещи изменчивы, что знание должно состоять в понятиях, и думая, что каждое понятие, выражающее нечто неизменное, существенное, должно иметь соответствующий ему предмет, обьект, каковыми чувственная, изменчивая вещь быть не может, Платон угвердил особые сущности — идеи как объекты понятий. Он ошибочно отрицал знание единичного, считая, что знания о единичном быть не может. Итак, полагая вслед за своим учителем философии Кратилом, что вещи настолько изменчивы, что о них не может быть знания, и вслед за другим своим учителем философии Сократом, что знание все же есть и так или иначе выражается в понятиях, Платон стал искать для понятий особые объекты помимо чувственных вещей.
Такие объекты он и назвал идеями. Что касается онтологических корней идеализма, то они состоят в том, что мироздание не хаос, что оно состоит из множеств сходных между собой явлений и процессов, которые во многих случаях (в органической природе это явно) воспроизводят друг друга как бы по единым образцам. Эти образцы и есть идеи. Семантический корень идеализма Платона в том, что любой язык полон мнимыми существительными — субстантивированными прилагательными, глаголами, наречиями„из-за чего то, что не существует самостоятельно, получает видимость такого существования.
Так, например, красивое становится красотой. Материя. В отличие от мегариков„которые признавали существо,вание лишь общего, Платон все же не только уводит в мир общего, но и, пытается, исходя из идей, объяснить чувственный, физический мир, космос. Для такого объяснения недостаточно только идеального. Идеи дают общую, всегда пребывающую сущность, но не обьясняют, откуда возникает многообразие, в чем причина самих явлений в их отличии ат идей, в чем причина изменчивости, преходимости, единичного. Такую причину Платон нашел в материи — втором после идей начале мироздания по Платону.
Конечно, такого термина — материя — у Платона нет, ибо «материя» — латинское слово. Платон же употреблял слово «хора». Да и то только в «Тимее»: «Третий же род представляет всегда род пространства, вечный, не принимающий разрушения, дающий место всему, что имеет рождение (52 АВ). Итак, материя-хора — некое пространство, «некоторый вид — незримый, бесформенный, неуловимый» (Тимей 50 ВС). Она тождественна самой себе и в то же время пластична, она способна принимать различные формы, становясь оформленной материей. Она способна к восприятию всех тех ограничений и пределов„что на нее налагаются. Ее нельзя считать телом„потому что с понятием тела связано понятие 335 о какой-либо форме„а материя как хора изначально бесформенна, но ей нельзя отказать и в телесности.
Здесь вспоминается апейрон Анаксимандра, засушенный идеалистом. Материя, по Платону, мертва и непознаваема. Платоновская материя — это почти что небытие. Однако роль этого почти что небытия велика. Материя — источник множественности, единичности, вещности, изменчивости, смертности и рождаемости, естественной необходимости, зла и не-свободы. Вместе с тем она «мать», «кормилица», «сопричина». Следовательно, Платон— идеалист дуалистического вида. Наряду с идеями он признает сущестование другого самостоятельного начала — материи. Материя вечна и идеями не творится. Хотя она и низведена Платоном до ничтожества, без нее он обойтись не может. Мироздание. (Мир вещей.) От материи как таковой (материя — не идея) следует отличать физическую материю, которая существует в виде традиционных для античного мировоззрения четырех стихий; «Кормилица же рождаемого, разливаясь влагою и пылая огнем, принимая также формы земли и воздуха и испытывая все другие состояния„ представляется на вид всеобразною» (Тимей 52 Д).
Это уже материя, отразившая идеи влаги, огня, земли и воздуха, это уже вещная материя. Все вещи — «дети» идеи и материи. Мир вещей — второй, промежуточный, вид сущего (первый вид — идеи, третий вид — материя). О мире вещей в «Тимее» сказано так: «Соименный и подобный ему (т. е. первому виду, виду идей.— А. Ч.) второй вялость вид чувство- постигаемый, рожденный, всегда подвижный, являющийся в каком- либо месте и опять оттуда исчезающий» (52 А). Мир вещей — мир возникновения, бывания, постоянного генезиса и постоянной гибели, это то, что всегда происходит, но никогда не существует (52 Д). В природе все изменчиво, преходяще, непрочно, смертно, несовершенно.
Там все возникает на время, а погибает навечно. Отношение вещей и идей. И это у Платона неясно. Мы находим у него три варианта взаимоотношения вещей и идей. Платон говорит о подражании, причастности и присутствии. Подрюкание — стремление вещей к идеям, это плановский эрос как тоска по идеальному, любовь к нему. С другой стороны, вещи причастны идее. В «Федоне» сказано: «Любая вещь возникает через ее причастность особой сущности» (101 С). Присутствие же означает, что вещи в чувственном мире становятся сходными со своими идеями, когда идеи приходят к ним, начинают в них присутствовать. Так или иначе, вещи — тени идей, их эхо, их отображения.
Идея же — образец и прообраз вещей. Сам Платон не скрывает того„что у него нет ясности в понимании всех этих отношений. Поэтому он и говорит, что вещи — «подражания вечносушему, отпечаток по образцам, снятые удивительным и неизьяснимым способом» (Тимей 50 С). Аристотель чуть позднее скажет, что вопрос о том, что такое «подражание» и «приобщение», Платон оставил без разъяснения.
В диалоге «Парменид» содержится критика теории идей, как они сформулированы в других диалогах. Эта критика производится прежде всего в аспекте отношения идей к вещам. Если этот диалог действительно принадлежит Платону (в чем некоторые ученые сомневаются), то тогда мы имеем в нем самокритику. Парменид выражает недовольство теорией идей, которая в этом диалоге приписывается Сократу (притом весьма юному). Парменид спрашивает Сократа: как же все же происходит приобщение, или причастность, вещей идеям? Надо ли это приобщение понимать так, что каждая идея, будучи единой и тождественной, содержится в каждой вещи, соответствует ей, отделяясь от самой себя? Или же приобщение означает, что в каждой вещи содержится часть идеи? Надо сказать, что такая постановка вопроса неправильна, и Сократу нетрудно ответить на последний вопрос, приведя в пример день, который, будучи одним и тем же во всех местах, не отделяется от себя и не дробится.
Более веско возражение Парменида, обращающего внимание на то, что если вещь подобна идее, то кроме вещи и идеи должны быть еще идея подобия вещи и идеи, например кроме идеи человека и самого человека должна быть еще идея подобия человека идее человека, т. е. «третий человек».. Душа космоса. Итак, всякая вещь есть индивидуальное воплощение соответствующей идеи в материи, точнее говоря„множества идей, ибо кошка — материальное воплощение не только идеи кошки, и но идеи живого существа, идеи четвероногого и множества других идей, выражающих качества, состояния, отношения, количественные, простран.
ственные, временные характеристики этой кошки. Но какова бы ни была идея, даже если это идея жизни, сама по себе она безжизненна. Идеи дают только форму, структуру, это, так сказать, эталоны, стандарты для вещей. Тем более безжизненна Платонова материя. Она позволяет внепространственной и вневременной бестелесной структуре обрести телесность, пространственное воплощение. Но пока что мироздание — всего лишь статуя Галатеи, созданная, согласно мифу, Пигмалионом, который влюбился в свое творение и умолял богов оживить его.