А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 158
Текст из файла (страница 158)
«Сон Сципиона» в «Государстве» Цицерона навеян Посидонием. Материалами для «Тускуланских бесед» послужили сочинения Платона, Крантора, Дикеарха, Аристоксена, Хрисиппа, Диогена Вавилонского, Панетия, Посидония и др. Но все это не умаляет громадного значения Цицерона в истории философии. Без него объективная картина исто- 571 рии философии в Западной Европе была бы невозможна' . Правда, Цицерон не всегда точен и глубок. Так, например, он не может понять глубокого различия между мировоззрениями Платона и Аристотеля, утверждая, что была создана «единая и стройная философия под двумя названиями: академическая и перипатетическая, которые, совпадая по сути, различались именами...» (Христоматия по эллинистическо-римской философии. С. 10). Однако как только у Цицерона появилась возможность вернуться к общественной деятельности, он ею воспользовался.
Сигналом стала весть о неожиданном убийстве Цезаря. Говорят, что узнав об этом, Цицерон с восторгом воскликнул; «Тиран мертв!» Проделывая как бы обратную эволюцию от «чистой» философии к философии гражданской (плодом этого «возвращения» и был вышеназванный трактат «Об обязанностях», который он посвятил своему сыну Марку), а уже от нее — к общественной деятельности, Цицерон устремляется в Рим, в горнило новой политической борьбы.
Между тем в Риме обстановка для ожившей было республики складывается неблагоприятно. Убийцы Цезаря не нашли поддержки в римском народе, которому Цезарь, как оказалось, завещал после своей смерти немалую сумму денег. В Риме власть захватывают цезарианцы во главе с Марком Антонием. В Риме появился некий Октавиан. Плутарх сообщает (Цицерон.
ХЫУ): Октавиан — «сын Октавия, человека не очень знатного, и Атгии, племянницы Цезаря, вследствие чего Цезарь, не имевший собственных детей... оставил ему по завещанию свое имущество и дом». Этот внучатый племянник Цезаря, рассказывает Плутарх, «обьявил себя наследником Цезаря и вступил в спор с Антонием из-за 25 миллионов, которые тот взял себе из имущества покойного». Этот совсем молодой человек словно обольстил Цицерона, который добился для него консульства и войска, дабы он выступил против Марка Антония.
Сам Цицерон подверг критике Марка Антония в своих речах, названных им по примеру Демосфена «Филиппиками» (с легкой руки Цицерона слово «филиппика» стало нарицательным, обозначая резкую обличительную речь), и изгнал Антония из Рима. Однако вероломный Октавиан предал своего благодетеля. Приобретя с помощью Цицерона — «старика, вконец обольщенного и обманутого юношей» ~Плулгарх. Цицерон. ХЬУ1) большую силу, Октавиан пере- Как думает В.
Т. Звиревич, «историко-философские материалы в сочинениях Цап«рона сталь обширны, что только на их основе можно составить хрестоматию, лаюшую довольно полное представление об эллинистической философии». И далее: °...его историко-философские свидетельства, а также собственные воззрения являются наиболее значительными из дошедших до нас первоисточников лля изучения начального периода истории римской философии» (Хрестоматия по зллинистическо-римской философии. С. 3).
572 метнулся к его врагам — Марку Антонию и Лепиду, которые все вместе образовали второй триумвират и поделили между собой «верховное управление, словно какую-нибудь частную собственность» (там же). Новые триумвиры составили проскрипционные списки (от «ргозспЬо»вЂ” публично объявлять, конфисковывать, объявлять кого-либо вне закона; лица, внесенные в такие списки, лишались защиты закона, и их мог безнаказанно убить каждый и получить за это вознаграждение). При составлении списков своих врагов «Антоний не шел ни на какие соглашения, если только Цицерон не будет убит первым, Лепид поддерживал Антония, Цезарь же (Октавиан. — А.
Ч) противился обоим... Первые два дня Цезарь, говорят, боролся за Цицерона, на третий же уступил и пожертвовал им» (Х1.Ч!). Цезарь уступил Цицерона. Лепид — своего брата Павла, Антоний — своего дядю Луция Цезаря. Выше мы говорили о том, что в свой второй творческий период Цицерон обращается к философии как таковой. Но и эта философия для Цицерона все же не философия ради философии.
Если ее гражданственная функция и отходит на второй план, то на первый план выходит другая, утилитарная же, функция — нравственно-утешительная. В Цицероне следует различать историческое лицо римского гражданина 1 в. до н.э. и внеисторического человека, которому ничто человеческое не чуждо, в том числе и страх, и прежде всего страх перед смертью. Цицерон-гражданин опирается на римскую героическую традицию с ее гультом долга перед державой, с ее презрением к личной смерти и к физическим мучениям.
Для нормального римского юношества илеалом был, например, Сцевола («левша»), который, будучи захваченным в плен врагами Рима, сам демонстративно сжег себе на жаровне правую руку, показывая тем самым, что он не боится своих захватчиков. Возвышенно мужественный дух, всесокрушающая воля, подчинение личного общественному — все это было и у Цицерона. В ряде мест своих сочинений он резко осуждает всякую расслабленность и малодушие и внушает, что потеря мужества постыдна, что необходимо выработать в себе высокий жизненный тонус и способность в нужную минуту к максимальному напряжению всех своих физических и психических сил. Однако в душе Цицерона ощущается уже некая инородная данность.
Чувствуется, что одной старой доброй римской героической воли ему маловато. Его личное «я» уже не может без остатка раствориться в родовом и в народном «мы». На примере Цицерона хорошо видно, как пзеческий индивидуалистический самоанализ разъедает безличный героический дух. (Получается, что старик Катон был отчасти прав, изгоняя из Рима столетием ранее греческих философов.) Интересы и как бы бессмертие народа и государства уже не могут заслонить от преходящей личности горькое сознание своей конечности, своей смертности, т. е. то, что, пожалуй, больше всего занимает 573 ум Цицерона в его второй творческий период, сознание, обостренное неожиданной смертью его любимой дочери Туллии. В трактате «О природе богов», говоря о том, что его побудило заниматься философией в период его нового «безделья», Цицерон добавляет: «Побудила меня также обратиться к этим занятиям душевная скорбь, вследствие великого и тяжкого удара судьбы.
Если бы я мог найти большее утешение от какого-нибудь занятия, я предпочел бы прибегнуть к нему (а не к философии). А тем средством, к которому я прибегнул, я не мог воспользоваться лучше, чем отдавшись не только чтению книг, но также изучению всей философии» (Философские трактаты.С. 62 — 63).
Отныне утешительная функция философии прочно входит в философскую традицию, постепенно занимая в ней все большее место. Неудивительно, что последний философский труд античности так и называется: «Утешение философией». Итак, перед Цицероном во весь рост встает вечная проблема жизни и смерти. В «Тускуланских беседах» (1, ЧП) он задает риторический вопрос: «Возможна ли в жизни радость, когда денно и ношно приходится размышлять, что тебя ожидает смерть?», Однако проблематику Цицерона нельзя сводить к проблеме жизни и смерти, потому что он не столько пытается разрешить эту неподвластную для человеческого ума проблему, сколько убедить себя в том, что смерть не страшна'.
Преодолеть страх перед смертью должна, согласно Цицерону, философия, однако она, сетует Цицерон, у.римлян «до сих пор в пренебрежении» (там же, !. П1). Для Цицерона главное дело философии, ее предназначение — «возделывание души» (там же, П. Ч). В этом ее сила; говоря конкретнее, «сила философии: излечивать души, отсеивать пустые заботы,' избавлять от страстей, отгонять страхи» (там же, П. 1Ч). А если назначение философии в этом, в ее психотерапевтической функции, то одинаково важны и учение философа, и его жизнь как реализация учения. Но, снова сетует Цицерон, «много ли найдется философов, которые бы так вели себя, таковы были нравом и жизнью, как того требует разум? Для которых их учение — это закон их жизни, а не только знания, выставляемые напоказ?» (там же, П.
1Ч). Цицерон резко осуждает философа, который, «обучая науке жить (а это главное в философии для Цицерона.- А. Ч.) ...живет, забывая эту науку» (там же). Но можно ли учить жить и жить самому по своей «науке жить», не зная, кто я и где я? И Цицерон как бы невольно погружается в старую философскую проблематику, припоминает, кто когда чему учил... Поэтому труды Цицерона, как былоуже сказано, — бесценный источ- В трактате «О старости» цииерон пишет, что смерть надо считать моментом, нс имеюшим значения: на нее или вовсе не надо обрашать внимания, если она совсем уничтожает душу, или надо дшке желать, если она отводит душу куда-нибудь туда, где она будет вечной».
574 ник сведений по древнегреческой и раннеримской философии. Но, обратившись к объективной истории философии, т. е. не к учебному пособию (таковых тогда не было), а к сохранившимся папирусным свиткам, содержавшим сочинения самих философов, Цицерон обнаруживает (впрочем, ему это было известно с молодости, когда он слушал и академика, и стоика, и эпикурейца), что между философами нет согласия. Цицерон растерян. Он не знает, кому верить. Как адвокат, он знает, что в суде должны быть выслушаны обе стороны, но в философии сторон больше.