А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 160
Текст из файла (страница 160)
Далее телесные боги не. могут быть бессмертными (ведь всякое тело смертно) — однако эпикуровы боги бессмертны. Образ бездеятельных богов нужен Эпикуру, отмечает скептик, и для того, чтобы, не отрицая их существования, избавить людей от страха перед ними. В самом деле, кому могут угрожать бездеятельные существа? Невольно порывая в пылу полемики со своим скептицизмом, цицеронов скептик высказывает ряд позитивных суждений: не следует преувеличивать страх людей перед богами, иначе столь многие не грабили бы храмы; нельзя быть добродетельным без деятельности, ибо всякая добродетель деятельна, поэтому если боги бездеятельны, то их не следует и почитать. «Почему мы должны проявлять благочестие в отношении того, от которого ничего не получишь?» — спрашивает философ-скептик.
И зта мысль не случайна. Сам Цицерон подробно ее развивает во вступлении к трактату «О природе богов», там, где он говорит от своего имени: «Если... боги и не могут нам помочь, и не хотят, и совсем не пекутся о нас, и не обращают внимания на то, что мы делаем, и если с их стороны не может быть никакого влияния на 5?В жизнь человеческую, то для чего нам воздавать бессмертным богам какое-то поклонение, почести, обращаться к ним с молитвами?» (1, П„ 3).
Говорят, что подобное: «даю, чтобы ты дал» вЂ” характерно только для римской религии. Но это не так. Общим выводом из сомнений скептика можно, пожалуй, счесть его слова о том, что «если никто не знает истинного о природе богов, то следует бояться, что их вовсе нет» (1. ХХХХХ, 94). Столь же скептичен скептик и по отношению к той картине мира, которую подробно и вдохновенно рисует перед своими слушателями стоик. Скептик считает нелепым утверждение стоика о возможности «дивинации» вЂ” предсказания будущего. Стоик уверен в том, что боги существуют, потому что представления о богах свойственны всем людям, но, возражает скептик, люди в своем подавляющем большинстве глупы. Значит, доказывая существование богов, мы апеллируем к людской глупости.
Кроме того, нельзя подменять вопрос о существовании богов вопросом о том, почему люди верят в их существование, т. е. вопросом о происхождении религии. Стоик думает, что одно созерцание неба свидетельствует в пользу существования бога как высшего разумного начала, вселенского разума, который всем управляет, вносит согласованность между частями вселенной, гармонию. Но, возражает скептик, природа, а не бог с его неизбежным субъективизмом — источник постоянства. Стоик говорит, что нет ничего лучше мира и нет ничего лучше бога, поэтому «мир есть бог» ( П. У), 21), но неверно, что в мире нет ничего того, что было бы лучше мира в целом: ведь человек такая часть мира, которая превосходит мир, большая часть которого — низшие формы безжизненного и дочеловеческого бытия.
Стоик указывает далее, что раз нет ничего лучше мира и нег ничего лучше разума и мудрости, то мир как наилучшее должен обладать тем и другим; что не может быть, чтобы часть мира — человек — будучи лишь один наделен разумом, превосходил целое. Но, возражает скептик, «здравый смысл» говорит, что в человеке есть и чувства и разум, а в Орионе или в Сириусе их нет. А кроме того, разум сам по себе не благо. Разум разуму рознь. Есть «добрый разум» и есть «злой разум», Разум может служить злу.
Часто так и бывает. «Если бы боги, — говорит скептик у Цицерона, — хотели причинить людям вред, то лучшего способа, чем подарить им разум, они не могли бы найти. Ибо где еше скрываются семена таких пороков, как несправедливость, разнузданность, трусость, как не в разуме?» (П1. ХХУ1П, 71).
Поэтому наделять мир разумом — не значит делать его лучше. Если бог действительно сотворил мир и человека, то вина в том, что в мире есть зло, лежит на боге, а не на людях. Почему бы богу, говорит скептик, обращаясь к стоику, не дать людям такой рассудок, и' 579 который исключал бы пороки и преступность? Что касается нравственности, то присущая людям совесть сама, без божественного разума, способна взвешивать добродетели и пороки. На самом деле, мир не сотворен, а образован самой природой.
Критика скептиком стоика может быть подытожена такими словами: «...всем... явлениям следует давать разумное объяснение. А так как вы этого не можете сделать, то и прибегаете к бо~у, точно к спасительному убежищу» (111. Х, 25). Что и говорить! Довольно категорические суждения для скептика.
Все же нельзя совершенно игнорировать и стоика. В его речи есть много интересных моментов. Взять хотя бы убеждение стоика в том, что мир познаваем! Цицеронов стоик говорит: «Мы способны и чувствами, и разумом воспринимать и познавать внешний мир» (11. 1.1Х, 147). А замечание того же стоика о «второй природе», которую творят «наши руки»! Да и приписывание богу в качестве высшего его качества разумности не так плохо, как это представил скептик.
В этом сказался рационализм древнезападной философии, не склонной даже в своих идеалистических формах третировать разум и выходить иэ самой себя, как это было в древнеиндийском сверхидеализме веданты, когда научное знание зачислялось в разряд незнания, а знанием почиталось лишь сверхразумное познание запредельного мира атманабрахмана.
Конечно, следует различать знание и мудрость, но не противопоставлять их. Мудрость — тоже знание, особое знание, это знание добра и зла. Знание без мудрости опасно. Особенно в наши дни, когда знания все больше, а мудрости все меньше. Мысль цицеронова стоика о том, что ничего нет лучше разума и добродетели, а потому мир разумен и добродетелен, что нет ничего лучше мира, а потому мир есть бог, при всей своей логической сомнительности оптимистична. А довод, что «то, что лишено души и разума, не может породить из себя нечто одушевленное и владеющее разумом» (И. %1, 22), заслуживает внимания. В самом деле: может ли низшее породить высшее? Возникновение высшего от низшего — одна из многих тайн бытия. Стоики пытались снять эту проблему, приписывая миру в целом максимально благое бытие и невольно принижали части мира.
Их формула, выраженная цицероновым стоиком и гласящая, что «в мире нег ничего, что бы не было частью единого» (П. Х1, 30), универсума,— формула тоталитаризма, если под тоталитаризмом понимать абсолютизацию целого за счет его частей, отрицание у частей всякого суверенитета. Высоко ценя философию как мудрость, как знание добра и зла, возвышая образ философа не как философоведа, а как мудреца, Цицерон угвержлал, что «...никто из глупцов не может быть счастливым, нет мудреца, который был бы несчастен», 580 ЛУКРЕЦИЙ Тит Лукреций Кар — третий после Демокрита и Эпикура представитель античного, древнегреческо-римского атомизма, атомистического материализма.
Будучи третьим (не считая других, второстепенных атомистов), Лукреций неоригинален. Тем не менее его труд — философская латиноязычная поэма «О природе вещей» вЂ” документ материалистической философии всех времен и народов. Она состоит из 6 книг, в ней 7415 строк — дактилических гекзаметров (напомним, что в «Илиаде» 15 693 строк»). Мы почти ничего не знаем о Лукреции как человеке. Спустя почти 500 лет после Лукреция, в конце 1Ч или в начале Ч в.
христианский теолог Евсевий Иероним (ок. 340 — 419/420 гг.) в своей «Хронологии» писал о 95 г. до н.э., что в этом году «родился поэт Лукреций... Он кончил самоубийством в свои сорок четыре года». Таким образом, пределы жизни философа определяются 95 — 51 гг. Однако согласно биографу поэта Вергилия Донату получается, что Лукреций умер в 55 г. до н.э.
и отсюда общепринятыми годами жизни Лукреция считаются 99 — 55. Иероним говорит о Лукреции как авторе нескольких книг. Он связывает Лукреция с Цицероном и утверждает, что Цицерон исправлял книги Лукреция, что маловероятно, так как если говорить о форме, то Цицерон писал латинской прозой, а Лукреций — латинскими стихами„а если говорить о содержании, то мировоззрение Лукреция в корне отличается от мировоззрения Цицерона, так что Цицерону исправлять там было нечего, он мог только все там перечеркнуть. Но верно, что Цицерон читал это произведение. Сам Цицерон пишет об этом в письме к своему брату Квинту.