А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 102
Текст из файла (страница 102)
Аристотель сочувственно цитирует слова Парменида: «Ведь никогда не докажут, что то, чего нет, существует»,— но он подчеркивает устарелость той формы аргументации, при помощи которой Парменид доказывал, что небытия нет и быть не может. Парменид, как нам уже известно, считал, что небытие не существует потому, что оно и немыслимо, и невыразимо, а коль скоро мы о нем мыслим или о нем говорим, оно становится бытием (как содержание мысли и смысл слова).
Фактически Парменид не различал бытие как предикат и бытие как связку. Аристотель далек от такой наивности. С точки зрения Аристотеля мы можем судить о небытии, не превращая его тем самым в бытие. Например, когда мы говорим, что небытие есть несуществующее, то это не означает, что небытие есть и тем самым небытие есть бьггие, а означает лишь то, что небытию присуще качество несуществования. Конечно, поскольку мы судим о небытии, оно в каком-то смысле есть, но вовсе не в том смысле, в каком есть бытие. Поэтому Аристотель подчеркивает что, «не-сущее есть, только не в непосредственном смысле, а в том, что оно есть не-сущее» (Ч11, 4).
Аристотель отрицает существование небытия как такового. Как того, что существует самостоятельно, независимо от бытия. Существование такого небытия запрещено основным законом бытия. Но в 374 относительном смысле у Аристотеля небытие все же существует. И в самом деле, он признает, что «в трех смыслах может быль речь о небытии» (ХП, 2). Об этих трех смыслах будет сказано далее.
Пока же отметим, что Аристотель в самом бытии различает большее и меньшее бытие, иначе он не сказал бы: «Есть нечто, в большей мере сушествуюшее» (Л1, 3). Следовательно, в том, что в меньшей мере существует, есть небытие. Его нет лишь в том, что существует в наибольшей мере, в боге. Таким образом, отрицание существования небытия уживается у Аристотеля с допущением сушествования небытия в относительном, ограниченном и конкретном смысле.
Сущее и сущиосп. Представление о большем и меньшем сущем реализуется у Аристотеля в том, что можно назвать уровнями сущего, бытия. В своей непосредственности сущее — совокупность единичных предметов, этих вот отдельных вещей, сущностей, воспринимаемых чувствами, в отношении которых возможно действие, чувственных сущностей, но не только: сущее это и качества, и количества„и отношения, и действия. Чувственный мир для Аристотеля реален.
Это не платоновский театр теней, падающих от идей на низменный вещный материал— плод самоорганизации пространства. Но Аристотель не согласен и с убеждением обыденного наивного реализма, утверждающего, что сушее исчерпывается его чувственной картиной. В своем доказательстве сверхчувственного бытия, сущего Аристотель отгаякивается от факта сушествования науки о мире, науки, конечно, еще сугубо умозрительной (другой науки эпоха Аристотеля почти не знала). Философ говорит: «Если помимо единичных вешей ничего не существует, тогда, можно сказать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все подлежит восприятию через чувства, и нет науки ни о чем, если только не называть наукой чувственное восприятие» (П1, 4).
Другое доказательство наличия в бытии сверхчувсгвенного уровня исходит из предположения о наличии в мире вечных и неподвижных сушностей как основы порядка (П, 2), что, конечно, вовсе не обязательно, так как только метафизический порядок нуждается в вечном и неподвижном бытии. Так или иначе, всякое единичное имеет свою суть, которая постигается умом, а не чувствами и является предметом науки. Такая суть вечна и в себе неизменна, неподвижна; совокупность этих сутей образует высший, сверхчуаственный уровень бытия, на котором бытия больше, чем на уровне чувственных, единичных вешей, на уровне природы.
Эти два уровня не является внешними, напротив, второй уровень существует внутри первого. Поэтому уровень сугей— вовсе не потусторонний идеальный мир Платона, а уровень сущностей явлений и предметов самой природы. Сущность. Сущность — ключ к сущему. Аристотель подчеркивает, что «вопрос о том, что такое сущее,— этот вопрос сводится к вопросу, что представляет собою сущность» (У1, 1). Проблеме сущности посвя- 375 щено ядро «Метафизики» вЂ” это ЧИ и частично Ч1И книги.
В понимании сущности Аристотель уже весьма далек от первых «физиологов», сводивших сущность к той или иной форме вещества, как Фалес к воде. Не согласен он и с пифагорейцами, которые сущность находили в числах. Разошелся Аристотель и с академиками и не считал, что сущность — потусторонние идеи. В своем исследовании проблемы сущности Аристотель насчитывает пять или шесть возможных ее воплощений.
Он говорит, что «сущностью признают субстрат, суть бытия и то, что из них состоит, а также— всеобщее» (И, 13), или: «...о сущности говорится если не в большем числе значений, то в четырех основных во всяком случае: и суть бытия, и общее, и род принимают за сущность всякой вещи, и рядом с ними, в-четвертых, [лежащий в основе вещи1 субстрат» (И, 3). Обобщая эти два высказывания, мы получаем следующие виды предполагаемой сущности: !) субстрат, 2) суть бытия, 3) то, что состоит из сути бытия и субстрата, 4) род, 5) общее и 6) всеобщее.
Однако они должны пройти испытание критериями сущности. Критерии сущности. У Аристотеля можно найти, им, правда, не сформулированные, два критерия сущности: 1) мыслимость, или познаваемость в понятии, и 2) «способность к отдельному существованию» (ЧП, 3). Однако, строго говоря, эти два критерия несовместимы, потому что лишь единичное «обладает самостоятельным существованием безоговорочно» (Ч1И, 1), однако единичное не удовлетворяет первому критерию, оно не постигается умом, не выражается понятием, ему нельзя дать определения. Аристотелю приходится искать компромисс между двумя критериями.
Ему надо пройти между Сциллой и Харибдой. Аристотель ищет золотую середину. Надо найти такую сущность, которая бы была способна к самостоятельному существованию и познаваема в понятии. С этим требованием он и подходит к возможным сущностям. Субстрат. Субстрат (подлежащее) определяется Аристотелем онтологически и логически (в соответствии с параллелизмом онтологии и логики у Аристотеля). Логически субстрат — это «то, о чем сказывается все остальное, тогда как он сам уже не сказывается о другом» (Ч11, 3). Онтологически же он то, что «лежит в основе двояким образом, или как эта вот отдельная вещь... или как материя для осуществленности» (ЧП, 13). В первом случае субстрат совпадает с третьей возможностью сущности, ибо то, что состоит из сути бытия и субстрата, и есть единичная вещь. Во втором случае субстрат есть материя (о ней ниже).
Отметим сразу, что Аристотель отказывает, как правило, материи в праве быть сущностью: она неспособна к отдельному существованию, и непознаваема в том смысле, что у нее нет понятия. Так что у Аристотеля материя не проходит на роль сущности по обоим критериям. 376 Что же касается единичной веши, то она, как уже сказано, хотя и субстрат, однако не сущность, ибо не только невыразима в понятии (единичному нельзя дать определения), но и является составным целым. Ведь единичная вещь состоит, согласно Аристотелю, из пока еше для нас таинственной «сути бытия» и субстрата (на этот раз материи), а составное идет позже своих частей. Род.
Общее. Всеобщее. Род, общее и всеобщее подходят к роли сущности по первому критерию, но не подходят по второму: все они определимы, но не существуют сами по себе. Здесь Аристотель решительно расходится с Платоном и академиками, у которых идеи, выражавшие родовое, обшее и всеобщее, как раз и были наделены отдельным сущеспюванием. Аристотель об этом говорит так: «Если взять философов современных, они скорее признают сущностями общие моменты в вещах (роды — это общие моменты), а (как раз) родам, по их словам, присущ характер начал и сущностей в большей мере» (11). Аристотель совершенно не согласен с этими «современными философами». Что касается родов, то он четко определяет, что «роды не существуют помимо видов» (П1, 3). Следовательно, роды самостоятельно не существуют, и они не могут быль сущностями.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
