Диссертация (1102223), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Берберовой: «Мы не визгнаньи — мы в посланьи» 121 . Все их помыслы были обращены не ксегодняшней “ненастоящей” жизни, а к будущему — “когда мы в Россиювернемся”,икпрошлому,недоступномувторжениямвраждебнойиравнодушной чужбины, как светлый нетленный Китеж, за стенами которого “я”118119120121Галиуллина Д.М. Указ. соч. С. 43.Большев А. О. Шедевры русской прозы в свете психобиографического подхода. СПб.: Филологическийфакультет СПбГУ, 2011. С. 5.Коршунов Э .Л., Жарский А. П., Михайлов А. А.
Крушение Русской Императорской Армии в 1917 году //Emigrantica: периодические издания русского зарубежья, вопросы источниковедческой критики. СПб.:Издательство СПбГУ, 2012. С. 200.Цит. по: Демидова О. Р. Эстетика литературного быта русского зарубежья (на документальном материалерусской эмиграции 1920 - 1960 гг.) Дисс. ... док.
фил. наук. СПб., 2001. С. 281.42эмигранта обретало свое значение и достоинство. И чем горше была беженскаядоля, тем ярче воскресали в памяти видения отчего дома, детства, юности, всейславы и счастья прежней жизни на родине. Эти воспоминания позволялиизмученным, все потерявшим людям забывать тоску эмигрантщины и сердцемжить в соединении со всем тем святым, великим, добрым, прекрасным ивечным, чем была в их сознании Россия. «Они были вышиблены из России, неуспев прочитать нужных книг, продумать себя, организовать. Они вышли изкатастрофы голыми»122.
Понятно, что и книги им нужны были главным образомтакие, в которых бы рассказывалось о потерянном рае русской жизни дореволюции. Степень художественности литературного произведения не имелапри этом решающего значения 123 . А некоторые видели в таком решениидеистическое начало — «…вероятно, добрый Бог и устроил так, что все плохоеиз памяти автоматически стирается, и питается она, по преимуществу, толькохорошими воспоминаниями…» 124 . Также нельзя подходить с одинаковымиприемами анализа к воспоминаниям, написанным в разное время, в различнойобстановке. Так, по мнению Галиуллиной, у авторов-эмигрантов былиопределенные сложности при работе над текстами: «Прежде всего, этотрудности сиспользованиемнеобходимых источников.Специфическаяособенность этих источников — попытка смириться “с вынужденнымизгнанием, пристрастное отношение авторов к недавно произошедшимграндиознымисторическимсобытиям”125.Поэтомумногиемемуарыроссийских эмигрантов написаны только по памяти и по устным рассказам122Берберова Н.
Курсив мой. М., 1996. С. 525; Ср.: Варшавский В. Незамеченное поколение. Нью-Йорк: изд-воим. Чехова, 1956. С. 172.123См.: Варшавский В. Указ. соч. С. 172-173.124Астрау И. Подарок памяти // Возрождение. 1965. № 168. С. 26.125Сальникова А.А. Современное зарубежное источниковедение: теория и метод.
Казань, 1999. С. 36. Цит. по:Галиуллина Д. М. Указ. соч. С. 43.43очевидцев. Исследователю важно оценить мемуарный источник не с позициисовременности, а с позиции той эпохи, которой он принадлежит»126.Несмотря на это, разумеется, авторы воспоминаний не могли неучитывать читательский опыт и читательские притязания русского зарубежья,однако главным своим читателем они мыслили человека будущего, русского извновь воскресшей России.
Подчас такой будущий читатель был для нихфигурой более значимой, чем читатель современный127. Для него, читателя изтуманного будущего оценка современников далекой эпохи была не менееважна, чем его собственная оценка спустя десятилетия.
Ведь по мнениюЕ. Ефимовского, в личных воспоминаниях образы минувшего незаметнопереходят в оценку, а оценка переходит в своего рода «самосуд» и над другими,и над самим собой. «Пока они устанавливают факты, отвечая на вопрос: “Чтомои глаза видели?”, они служат элементами для научного исследования; но дляотыскания истины остается решить вопрос не только о том, «что они видели»,нои«чтопроглядели».Соотношениетогои другого,помнениюЕ.
Ефимовского, определяет ценность мемуаров и либо сделает из нихнастольную книгу для изучения представленной в них эпохи, либо станетобразчиком «написания истории»128.Вместестем,какотмечаютнекоторыеавторы,эмиграциявметафизическом понимании, не есть лишь смена места, страны проживания.ОнанеопределяетсяЭмиграциейвширокомгеографическимсмыслеможнопереселениемсчитатьилисменуизгнанием.эпох,формсуществования, смену жизненных принципов и устоев, на что повлиялиреволюция, война и т. п.
Можно говорить об интеллектуальной эмиграции, т. е.126127128Галиуллина Д. М. Указ. соч. С. 43.См.: Демидова О. Р. Указ. соч. С. 289.Ефимовский Е. Перед судом истории // Возрождение. 1956. № 51. С. 138.44эмиграции интеллекта, мысли, взгляда на происходящее129. Это и естьвнутренняя эмиграция. О том же пишет Э.
Р. Резник, когда утверждает, чтоважно не столько «положение в пространстве», сколько «особый характердуховных отношений с отчизной», заключающий в себе стремление вовне,«столь же неукротимое, неутолимое, как желание вернуться»130.Исходя из этого, следует осознать, что как ни старались авторы русскойэмиграции продолжать существовать в прежних рамках метрополии, прежнейсреде, прежнем миропонимании, они все-таки там не существовали, т. к.оказались в ином духовном пространстве. И творили как эмигранты. Еслипоначалу, сразу после отъезда для людей старшего поколения «любовь кродине от неутоленности сделалась манией»131, поглощала почти все вниманиеписателей и становилась главным героем повествования 132 , то позднее этимотивы были уже не столь явными.
Появлялось чувство меланхолии, вызванноепотерей любимого объекта, в качестве которого может выступать такоемасштабное явление, как например, родная страна133. Такой образ утраченного,потерянногорая,встречаетсяуписателей-прозаиков—Г. Газданова,В. Набокова и др. У авторов нон-фикшн тот же образ принимает характерисследуемого, неотстраненного, но соучастия, предстает как явление, ккоторому чувствуешь сопричастность.
Но и там и здесь имеет место «травмаэмиграции, слома жизненных устоев, желание высвобождения» 134 . Оттогомемуары «можно назвать одним из самых эмоциональных жанров в мировом129Бугаева Л. Д. Литература и rite de passage. СПб.: ИД «Петрополис», 2010. C. 190.См.: Резник Э. Р. «Поля Елисейские» В.С. Яновского как феномен русской мемуарной прозы XX века:художественная специфика хронотопа памяти. Дисс.
… к. филол. н. Омск, 2006. С. 106.131Архипов Ю. Энергия ностальгии // Москва. М., 1994. № 3. С. 141.132Кириллова Е. Л. Мемуаристика как метажанр и ее жанровые модификации. На материале мемуарной прозырусского зарубежья первой волны. Дисс…. к. филол. н. Владивосток, 2004. С. 28.133Фрейд З. Печаль и меланхолия // Основные психологические теории в психоанализе. Очерк историипсихоанализа: Сборник.
СПб.: Алетейя, 1998. С. 214.134Большев А. О. Указ. соч. С. 5.13045литературном процессе» 135 . В наибольшей степени это имеет отношение ктекстам мемуаров, созданных в эмиграции.Ведьсгодамивсеслабеестановились надежды на скорое возвращение в Россию, на походы, навозобновление борьбы. Усталость и сознание напрасности понесенных жертв исовершенных усилий давили все тяжелее и вели все к большему обеднениючувств иидей. Надежды уже не было, будущее казалось закрытым 136 . Иоставался лишь взгляд в прошлое, откуда только и можно было черпать силыдля жизни. Как пишет мемуаристка О. Софронова, «заглянули мы в прозрачныеводы памяти, увидели наш затонувший Град Китеж — нечто мучительнокрасивое и утраченное нами»137.Историк литературы русского рассеянияМ.
Л. Слоним даже полагает, что создался «особый род литературного штампа— рассказ-воспоминание, непременно о старой России, с лирическимиберезками — совершенно в стиле тех романсов, которые исторгают слезы упосетителей русских ресторанов»138. Но быть может это было даньюлитературной традиции, порывом к продолжению дела русской культуры наиной почве? Именно в этом ключе писал в «Возрождении» В. АбданкКоссовский, манифестируя: «Ни одна эмиграция <…> не получала стольповелительного наказа продолжать и развивать дело родной культуры, какзарубежная Русь»139.В то же время в мемуаристике имело место продолжение традициипсихологической прозы рубежа веков, традиции познания человека, и преждевсего,познаниясамогосебя.Так,помнениюН.
С. Степановой,автобиографические произведения писателей «первой волны» эмиграции стали135Мельников А. Мнемозина в башне из слоновой кости: (О мемуарной эссеистике серебряного века)// Филология = Philologica. Краснодар, 1998. № 14. С. 73.136См.: Варшавский В. Указ. соч. С. 30.137Софонова О. Пути неведомые. Мюнхен, 1980. С. 165.138Слоним М. Л. Заметки об эмигрантской литературе // Критика русского зарубежья. М., 2002. С. 121. Цит. по:Азаров Ю.А.
Указ. соч. С. 48-49.139Абданк-Коссовский В. Русская эмиграция: итоги за тридцать лет // Возрождение. № 52. 1956. С. 128.46«формой самосознания и самопознания», и в то же время «воплотили идеювыстраиваниясобственногомифологическогообраза,сталиспособомобъяснить себя другому, внести ясность о себе там, где это былонеобходимо»140. Однако одновременно с опровержением существующих мифов,авторывольноилиневольносоздавалиновые,соответствующиевыстраиваемой ими модели действительности.