Диссертация (1100394), страница 21
Текст из файла (страница 21)
В то время как в дневниках Киркегора весь текст сосредоточенна описании внутреннего мира, переживаний, а чаще – философскихразмышлений о взаимоотношении и взаимодействии Человека и Бога, дневникиКафки являются своего рода квинтэссенцией дневниковой формы. «Я» вдневниках Кафки представлено в максимальном разнообразии: «Я-сын»(взаимоотношения с отцом, матерью), «Я-брат» (коммуникация с сестрами),«Я-друг» (Макс Брод), «Я-возлюбленный» (Фелиция), «Я-пациент» (описаниеболезни), «Я-гражданин» (описание исторического контекста, современногоКафке), «Я-сотрудник» (и описание тягот службы), наконец, «Я-писатель».Рассмотрим каждое из этих «Я» в дневниках писателя.Я-сын и братВзаимоотношения Кафки и его отца – это тема, которая в контекстетворчества писателя звучит, пожалуй, наиболее часто, возникает в его рассказе«Приговор» и знаменитом «Письме к отцу», а также в дневниках.
А главныймотив, который проходит через весь корпус текстов, посвященных отцу, – этострах. Обращает на себя внимание запись, сделанная 5 ноября 1911 года, занесколько месяцев до написания рассказа «Приговор»: «Я сижу в своейкомнате – главном штабе квартирного шума. Я слышу, как хлопают все двери,их грохот избавляет меня только от звука шагов, пробегающих через нихлюдей, а еще я слышу, как затворяют дверцу кухонной плиты.
Отецраспахивает настежь двери моей комнаты и проходит через нее в волочащемсяза ним халате, в соседней комнате выскребают золу из печи, Валли спрашивает99 100 из передней, словно кричит через парижскую улицу, вычищена ли уже отцовашляпа, шиканье, которое должно выразить внимание ко мне, лишьподхлестывает отвечающий голос. Входная дверь открывается вначале спростудным сипом, переходящим в быстро обрываемое женское пение, изакрывается с глухим мужественным стуком, который звучит особеннобесцеремонно.
Отец ушел, теперь начинается более деликатный, болеерассредоточенный, более безнадежный шум, предводительствуемый голосамидвух канареек»233.Обратим внимание в этом описании на халат отца Кафки. Этот образпоявится в рассказе «Приговор»: еще кажущийся беспомощным отец Георгавстает навстречу своему сыну, «его тяжелый халат распахнулся, полыразвевались при ходьбе». Эта деталь, халат, в связи с отцом возникает у Кафкии на уровне бессознательного. 19 апреля 1916 года он записывает в дневникахсвой сон: «Недавнее сновидение: мы живем на улице Грабен вблизи кафе«Континенталь».ИзГерренгассевыступаетполк,направляющийсякгородскому вокзалу. Мой отец говорит: «На это надо глядеть, покуда можешь»,– и вскакивает (в коричневом домашнем халате Феликса, весь облик –смешение обоих) на окно, распластывается с широко раскинутыми руками наочень широком, с сильным наклоном наружу оконном парапете»234.Этот образ (отчасти инфернальный) возникает также и в письме к отцу(1919 года), когда Кафка восклицает: «Как можешь Ты думать, что я – робкий,нерешительный, мнительный – мигом решусь на женитьбу, очарованный,скажем, кофточкой»235.
В «Приговоре» эта тема возникает грубее, но с тем жесмыслом: «Она задрала юбку, – пропел отец, – она задрала юбку, мерзкая баба,вот так… а ты в нее втюрился…»236. Это очень характерно, поскольку«Приговор» написан еще в 1912 году, диалог Кафки со своим отцом – это 233 Кафка Ф. Дневники, письма / Пер. Е. Кацевой. М.: ДИДИК, 1995.
С. 46.Там же, С. 151.235Там же, С. 484.236 Кафка Ф. Рассеянно глядя в окно. М.: Эксмо, 2007. Т. 86.234100 101 диалог воображаемый, ведь даже письмо, адресованное Герману Кафке, так ине было им прочтено237.Именно поэтому письмо отцу можно также рассматривать в рядудневниковых записей. Однако если письмо – это структурированное изложениеобвинений в адрес отца, то в самих дневниках мысли об отце возникают часто,но без подробных описаний, ведь отец – часть повседневной жизни. Чувства поотношению к отцу здесь отличаются в зависимости от настроя писателя: содной стороны, это страх вызвать неудовольствие отца, с другой – неприязньпо отношению к самому себе.
Однако эти сходные по сути, но диаметральнопротивоположные по восприятию чувства сменяют друг друга на протяжениивсего текста дневника, часто даже в рамках одной записи. Так, например, 24декабря 1911 года Кафка размышляет: «Ребенком я испытывал страх, а если нестрах, то неприятное чувство, когда отец говорил о последнем дне месяца, об«ultima», а, как делец, он часто говорил об этом.
Так как я не был любопытен –а если бы я и задал однажды вопрос, то вследствие медленной работы мысли несмог бы достаточно быстро понять ответ, и, если иной раз и проявлялось слабоелюбопытство, оно удовлетворялось уже самим вопросом и ответом, не требуяеще и смысла, – выражение «последний день» осталось для меня мучительнойтайной; более внимательно вслушиваясь, я различал слово «ultima», но на меняоно не производило столь сильного впечатления.
Плохо было и то, что никогданельзя было окончательно справиться с этим так долго со страхом ожидаемым«последним днем», ибо, как только он проходил – без особых примет, даже безособого внимания (то, что он всегда приходил примерно после тридцати дней, язаметил лишь много позднее) – и благополучно наступало первое число, снованачинали говорить о «последнем дне», правда, без особого ужаса, что я безразмышлений присоединял к остальным непонятностям»238. То есть чувствостраха («испытывал страх перед отцом») тесно связано с ощущением неприятия 237По свидетельству Макса Брода, Кафка послал это письмо матери с просьбой передать его отцу.
Но мать несделала этого, а вернула письмо сыну с «некоторыми успокаивающими словами». Цит. по: Кафка Ф. Дневники.Письма. М: ДИДИК, 1995.238 Кафка Ф. Дневники, письма. М.: ДИДИК, 1995. С. 61.101 102 самого себя: замечание о «медленной работе мысли», ироничное замечание оневнимательности («то, что он всегда приходил примерно после тридцати дней,я заметил лишь много позднее»).
Чувство страха перед отцом будетпреследоватьКафкувсюпоследующуюжизнь.Однаизпоследнихполноценных дневниковых записей Кафки, относящаяся к январю 1922 года,содержит следующие размышления: «Страх не столько перед болезнью,сколько за мать и перед матерью, перед отцом, перед директором и всемидругими».Страх перед отцом, зачастую иррациональный, – детское чувство,перешедшее во взрослую жизнь. Уже в 1921 году Кафка размышляет о том, чтоего одиночество в семье – результат его собственного отказа стать ее частью:«Родители играли в карты; я сидел один, совершенно чужой; отец сказал, чтобыя играл с ними или хотя бы смотрел, как играют; я нашел какую-то отговорку.Что означал этот многократно повторявшийся с детства отказ? Приглашенияоткрывали мне доступ в общество, в известной мере к общественной жизни, сзанятием, которого от меня как от участника требовали, я справился бы если нехорошо, то сносно, игра, наверное, даже и не слишком наводила бы на меняскуку – и все-таки я отказывался»239.
То есть страх перед отцом у Кафкинередко принимает форму борьбы, которая, впрочем, заведомо будетпроиграна.В размышлении о рассказе «Приговор» эта мысль возникнет еще в 1912году: «…и только потому, что у него самого больше ничего нет, кроме оглядкина отца, на него так сильно действует приговор, полностью преграждающийему доступ к отцу»240. Однако применительно к себе эта мысль оформитсятолько в декабре 1921 года: «Формы гибели невообразимы. Недавнопредставил себе, что малым ребенком я был побежден отцом и теперь из 239240Там же, С. 166. Там же, С.
87.102 103 честолюбия не могу покинуть поле боя – все последующие годы напролет, хотяменя побеждают снова и снова»241.Поскольку отец для Кафки – нежеланный авторитет во всех областяхжизни, он оказывает влияние и на отношение к творчеству писателя. Этопроявляется в двух аспектах. Так, в 1912 году Кафка с некоторой стыдливостьюбезнадежностью перечисляет: «Зятю нужны деньги для фабрики, отецвзволнован из-за сестры, из-за конторы и из-за своего сердца, моя несчастнаявтораясестра,из-завсехнаснесчастнаямать–иясосвоимсочинительством»242, то есть ставит свой писательский талант в один ряд ссемейными неурядицами.
То, что это отношение приходит не от самого Кафки,а от семьи, подтверждает запись 24 мая 1913 года: «Преисполнен высокомерия,потому что считаю «Кочегара» таким удавшимся. Вечером читал егородителям; когда я читаю что-нибудь крайне неохотно слушающему отцу, нетлучшего критика, чем я»243.Осознание собственного художественного дара приходит к Кафке многопозже, отчасти под воздействием Милены Есенской.
В январе 1922 года Кафкаразмышляет, сравнивая себя с Рудольфом Лёви, сводным братом матери: «К егосчастью или несчастью, разница в том, что он обладал меньшими, чем я,художественнымиспособностями».Необходимоотметить,чтоКафкавозвращается к мысли о своем сходстве с дядей Рудольфом и на протяжениивсей своей жизни. А на сходство это впервые указывает Кафке его отец. Первыезаписи, свидетельствующие об этом, можно найти еще в дневниках 1911 года:«Если, видя мой образ жизни, уводящий в неправильную, чуждую всем родными знакомым сторону, отец выскажет опасение, что из меня получится второйдядя Рудольф, то есть посмешище для новой, подрастающей семьи,посмешище, несколько видоизмененное в соответствии с требованиямивремени, – с этого момента я почувствую, как в моей матери, с течением лет все 241 Там же, С.
169. Там же, С. 83.243 Там же, С. 90.242103 104 более слабо протестовавшей против такого мнения, собирается и крепнет все,что говорит за меня и против дяди Рудольфа и, подобно клину, вбиваетсямежду представлениями о нас двоих»244.Примечательно, что мысли о взаимоотношениях с отцом переходят и втворчество. Так, 29 июля 1914 года в дневнике появляется зарисовка, отчасти (впервую очередь именем главного героя) связанная с романом «Процесс»:«Йозеф К., сын богатого купца, однажды вечером после крупной ссоры с отцом– отец упрекал его в безалаберной жизни и требовал немедленного еепрекращения – направился без всякой цели, лишь из полнейшей безнадежностии усталости, в купеческий клуб, стоявший на виду недалеко от гавани. Швейцарнизкосклонилсяпредним.Йозефедвавзглянулнанего,непоздоровавшись»245.Если основная эмоция, которая возникает у Кафки по отношению к отцу,– это страх, то те несколько эпизодов, в которых упоминается мать, запечатлеливспышки гнева Кафки, которые он потом переживает с мучительным стыдом:«Как я сейчас накричал на мать за то, что она одолжила Элли «Злуюневинность» – а ведь только вчера я сам хотел предложить ей книгу.
«Оставьмне мои книги! У меня ничего больше нет». И такие речи – с настоящейяростью»246.Однако из всех членов семьи с матерью у Кафки наиболее близкиеотношения, именно с ней он может иногда говорить на важные для него темы,убеждаясь, однако, в том, что она не всегда способна его понять: «Сегодня зазавтраком случайно заговорил с матерью о женитьбе и детях, я сказал лишьнесколько слов, но при этом впервые отчетливо понял, какое неверное инаивное представление имеет обо мне мать.