Диссертация (1098658), страница 59

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 59)

И мне было завидно175, что насмешить, выдумать «корсет на семи верёвках»Лордкипанидзе может, а я нет. Зависть175 переходила в восхищение, восхищение, в своюочередь, сменялось страхом: закончив с Курановым, Лордкипанидзе принимался шутитьсо мной.Он брал меня за ноги и, приговаривая: «Ой, атпущу, атпущу!», начинал крутить ввоздухе. Лордкипанидзе был старше и сильнее, в его руках я чувствовал себя, как парапустых колготок176, и покорно ждал, когда шутка кончится. Потом Лордкипанидзеспрашивал:– Нуп, Пацарапаный Носп, что скажешь?Прозвище «Поцарапанный нос» родилось в тихий час, когда Лордкипанидзе попросилменя закрыть глаза. Я закрыл, а он защемил мне нос хирургическим пинцетом и провёл.На носу остались с двух сторон длинные царапины, и появилось прозвище, над которымвсе очень смеялись.– Так что скажешь, Пацарапаный Нос? Сильный я?– Сильный…– Пощупай177…Лордкипанидзе напрягал согнутую в локте рукук, и я почтительно щупал177.– А тэперь извинись!С этими словами Лордкипанидзе делал мне «сливку»178, я неосторожно поднимал руки,чтобы схватиться за нос, и получал в придачу179 «бубенчики»180.

«Бубенчики» были самойнеприятной шуткой из всех. Они напоминали «сливку», только вместо носа дёргалась тачасть тела, на которую я до санатория совсем не обращал внимания и замечал только, что,купая меня, бабушка мыла её с особой осторожностью. «Бубенчиков» Лордкипанидзенадёргал мне столько, что потом в ванной, стоило181 бабушке протянуть руку с мочалкой,я тут жеп привычно сгибался и закрывался руками.Но самой затейливой182 выдумкой Лордкипанидзе были деньги. Старшим ребятамнадоело играть в грабителей, и нарисованные «Фикси-Фоксы»183 стали ненужными.Лордкипанидзе забрал их себе, и в его руках они приобрели не игровую, а реальную цену.«Фикси-Фоксами» можно было откупиться от пенделей, «бубенчиков» и от чего угодно.– Нуп что, пузо, буду тебя буцкать, – говорил Лордкипанидзе Куранову.

– Буду буцкать,или плати пять «Фикси-Фоксов».Куранов платил, и Лордкипанидзе ничего ему не делал.Разумеется, чтобы платить, «Фикси-Фоксы» надо было сначала заработать. Раза три вдень Лордкипанидзе подходил к нам с кульком184, в котором были туго185 завёрнутыебумажки, и объявлял лотерею. Мы тянули и вытягивали – кто пять «Фикси-Фоксов», ктодесять, а кто бумажку с надписью «пять пенделей» или «десять отжиманий 186». Бумажек спенделями лежало в кульке намного больше.

Были и другие способы заработка. Как-то вхолле Лордкипанидзе предложил нам с Игорем бороться и сказал, что победитель получитдвадцать «Фикси-Фоксов». Я не понимал, зачем нам бороться, если мы друзья, но Игорьповалил меня, ударил головой о горшок с фикусом и стал душить. Лордкипанидзе сказал,что он победил, и дал ему положенные187 «Фикси-Фоксы».Ценность «Фикси-Фоксов» не вызывала сомнений.

Если после утренней лотереи вкармане хрустели188 десять-пятнадцать, за предстоящий день можно было не нервничать;если хрустело двадцать-тридцать, можно было почувствовать себя королём и до вечерарасслабиться. В лотереях мне обычно не везло, и вскоре я стал обменивать на «ФиксиФоксы» бабушкины передачи189. Абрикосы в туалетной бумаге шли у Лордкипанидзе попяти «Фикси-Фоксов» штука.К сожалению, «Фикси-Фоксами» нельзя было откупиться190 от медсестёр, которыеомрачали191 мой отдых гораздо больше Лордкипанидзе. Их было четверо, и сменялись онис очерёдностью, которую мы никак не могли установить. Добрая медсестра была одна.Звали её Ленап, и все её очень любили.– Сегодня Лена будет! – сообщал кто-нибудь, и это принималось как радостноеизвестие.Когда она дежурила, можно было смотреть телевизор дольше обычного, тихонькоперешёптываться и даже смеяться.

Если веселье разгоралось слишком сильно, Ленаподходила к дверям палаты и говорила: «Тихо!» Больше она ничего не делала, потомучто, как я уже сказал, была добрая. Остальные сёстры были злые.Главной особенностью палат были разделявшие их стеклянные стены. Отделениепросматривалось насквозь, и медсестра могла следить за всеми, не уходя со своего поста.Ночью через зеленоватую муть192 стёкол мы видели далёкое зарево193 настольной лампы изнали, стоит нам засмеяться, устроить какую-нибудь возню194, тут жеп ворвётся она…«Нуп, кому тут не спится?!» – спрашивала злая медсестра, и, хотя все притворялисьспящими, кого-нибудь одного поднимала с кровати и выставляла в холл.

Это наказаниебыло самым безобидным195. Лордкипанидзе отправили однажды стоять в палату кдевочкам, а меня за попытку сходить ночью в столовую за хлебом повели в процедурныйкабинет. Это место и при дневном свете было самым страшным в санатории, а ночью отего вида у меня потемнело в глазах196.– Нуп что, Савельев, не хочешь спать? – спросила медсестра, и голос её гулко197 звучалв окружении чистого белого кафеля198. – Сейчас захочешь. Ну-кап садись…Открыв стерилизатор, медсестра достала блестящую железную коробку, и я услышал,как шуршат199 в ней звонким металлическим шорохом199 иглы.– Сейчас пару пробирочек возьму из вены, заснёшь, как миленький200.

Давай,закатывай201 рукав…Не помню, что я, трясясь от страха202, говорил, как извинялся, но кровь у меня не взяли.Оттаскав немного за волосы203, медсестра отвела меня обратно в палату, и, глубоковздохнув, я тут жеп заснул. В столовую я больше ходить не пытался.Но самыми неприятными были ночи, когда оставались дежурить сразу две злыемедсестры. Войдя в палату по поводу какого-нибудь очередного скрипа204, онистановились на пороге и начинали выдумывать, что и кому будут сейчас делать.– Нуп что, Савельева в холл выставим или к девочкам? По-моему, они его ещё невидели.– И не надо! Чего им на такого дистрофикап смотреть, пугаться только.

ЛучшеКуранова. А у Савельева я кровь возьму. Хотя нет, позавчера хотела, так он чуть необосралсяп. Отмывать его потом… Заварзин, а ты чего улыбаешься, смешно тебе? Нуппойдём со мной, вместе посмеёмся. Вставай, я знаю, что ты не спишь. Сейчас тебе будетвесело. – И Заварзину делали в процедурном два укола.Медсестёр мы считали заклятыми205 врагами, и свою ненависть выражали кто как мог.Лордкипанидзе сочинил песню «Нас было четверо в палате», в которой на мотив«Интернационала»к пелось о готовности бороться с ними до конца, а я решилорганизовать повстанческую206 группу. Не полагаясь на Куранова и Заварзина, руководитькоторыми было бы сложно, я собрал около себя ребят помладше – девочку и двухмальчиков из соседней палаты – и сказал, что мы теперь подпольная219 организация,будем делать медсёстрам тайные диверсии206, а я буду главный.Для начала я велел своим диверсантам206 выучить песню «Нас было четверо в палате».Диверсанты отдали мне листок со словами неразвёрнутым, потому что, оказалось, неумели читать.

Это открытие порядком207 меня озадачило208, так как я уже составилшифр209, которым мы должны были писать друг другу тайные записки. Буквамсоответствовали цифры и, сверяясь210 с таблицей, можно было распознать211, за какойцифрой какая буква кроется212. Увып, чтобы распознать, какой смысл кроется, в своюочередь, за буквами, диверсантам в придачу к таблицам понадобился бы букварьк. Наэтом деятельность повстанческой группы закончилась, но зато я почувствовал, что такоебыть главным и как это здорово213.А вотп Лордкипанидзе мы с Курановым попытались отомстить более действенно214. Личноему мы бы, конечно, сделать ничего не осмелились215; но у него в шестой палате былаподружка, на которой мы решили отыграться216 за все «бубенчики» и за все «Фикси-Фоксы».Подружке Лордкипанидзе было лет двенадцать.

Звали её Оляп. Она была оченьбледная, говорила тихим голосом и ходила в синем платье с маленькими жёлтымицветочками. Во взгляде её больших серых глаз плавала печаль217. Оля любила своегодедушку, а дедушка не мог её часто навещать. Каждые полчаса Оля подходила квоспитательнице, медсестре или кому-нибудь из ребят.

Поднимала огромные, как улемура218, глаза и с тоской спрашивала:– Как вы думаете, мой дедушка сегодня приедет?Сначала ей отвечали ласково219. Потом сдержанно220. Через неделю от неё стонал221весь санаторий. Если утром воспитательница отвечала ей, что дедушка приедет вот-вотп, амедсестра после обеда уверяла222, что приедет со дня на день223, после ужина Оля считаласвоим долгом224 отследить225 их обеих и с упрёком226 сказать:– Вот46 видите… День прошёл, а он не приехал.

Может, он вообще больше не приедетко мне. У него столько дел. Я думала, он вчера приедет, и вы говорили… но был такойдождь. Понимаете, если будет дождь, он не приедет. У него шофёр, а дорога такаяскользкая… Как вы думаете, завтра дождь будет?– Нет. Не будет дождя, – отвечала добрая сестра Лена, закатывая глазак, как от зубнойболи.– А если не будет, почему жеп он тогда не приедет?Дедушка приезжал к Оле раз в неделю. Он не привозил ни черешни, ни абрикосов.Просто садился с Олей на скамейку, обнимал её и гладил по голове. Оля щурилась 227 отсчастья, а воспитательница и медсестра получали короткую передышку228.Единственным, кто не злился на Олю, был Лордкипанидзе.

Он играл с ней внастольный теннис, садился рядом смотреть телевизор, охотно участвовал в разговорахпро дедушку и всё время безуспешно пытался рассмешить. В ответ на его шутки Олявздыхала и тихо с укором226 говорила:– Лёшп…Их дружба казалась нам серьёзной, неведомой229 и недосягаемой230 областью жизнистарших. Мы чувствовали, что в ней кроется231 какая-то тайна, и именно из-за этой тайны,навредив как-нибудь Оле, можно отомстить Лордкипанидзе. Посовещавшись, мы сИгорем решили насовать14 ей в кровать кузнечиков.Вечером, когда все смотрели телевизор, мы пробрались в шестую палату и посадилипод одеяло Олиной постели кузнечиков пять или шесть. После отбоя послышалсястрашный визг232, а утром следующего дня Лордкипанидзе вёл нас извиняться.

Он привёлнас за выкрученные233 уши, и, хотя извинялись мы от души234, это не спасло нас вечеромот особо звонких «бубенчиков», как не спасли от них и сорок «Фикси-Фоксов»,полученных мной накануне за три килограмма бабушкиной семеренки 235.Когда до конца отдыха осталось три дня, воспитательница собрала всех нас в холле исказала, что мы пойдём в город покупать сувениры. Она достала листок с именами и попорядку стала всем выдавать по рублюк. Я никогда ещё не держал в руках настоящихденег, и рубль, который воспитательница вручила мне, поставив против моей фамилиижирную галочку, казался залогом236 невообразимого счастья. Я бережно перегнул егопополам, спрятал в нагрудный карман рубашки и щупал177 каждые пять минут.В магазине оказалось, что рубля для счастья недостаточно. Сувениры стоили дороже.

Характеристики

Список файлов диссертации