Диссертация (1098504), страница 18
Текст из файла (страница 18)
В январе 1884 г. в Париж по следам Дегаева приезжает П.И. Рачковский. Главным объектом преследования становится Л.Тихомиров,
277 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 384.
278 Тихомиров Л.А. Тени прошлого. М., 2000. С. 456.
начиналась травля Льва Александровича, посредством ряда психологических атак и «системы деморализации». После перехода на сторону правительства Тихомиров уже познакомился лично с Рачковским и, не смотря на достаточно выдержанную характеристику его как человека и его способностей как сыщика, он даже в последние годы жизни не мог сдерживать ненависти к тем методам, которые ввёл в практику борьбы с революционным движением этот человек. «Из всех методов провокации Рачковский придумал, кажется, самую гнусную <…> А между тем вся эта система едва ли поколебала хоть один из крупных революционных авторитетов» 279 - вспоминал Тихомиров.
События 1884 г. заставляют Тихомирова искать пути развития социально-политических взглядов вне рамок «Народной воли». Для Тихомирова становится всё более очевидно, что «песенка народовольчества была спета», нужные были новые люди, новые идеи… Лев Александрович всё больше отдаляется от эмигрантских кругов. Одним из важнейших людей, определивших переломный период Тихомирова стал народоволец А.Н. Бах, прибывший в Париж из России в марте 1885 г. Вспоминая об этом времени в своём дневнике от 8 марта 1886 г. Тихомиров записал: «С приездом Александра Ив., Алекс.Ник. (С.А. Иванов и А.Н. Бах – авт.), Мелкона (Коялов М.С. – авт.) я окончательно убедился, что революционная Россия, в смысле серьёзной, сознательной силы не существует». Баху Тихомиров оставил одну из самых лестных характеристик. «Мне он нравился своим умом, большими знаниями, развитостью, вообще, так сказать, высокой интеллигентностью и всем характером своим, ровным, спокойным, добродушным». Внимание Тихомирова он привлекал своим поиском правды и потому неудовлетворённостью революционным делом, своей искренней любовью к России. Последние два качества характеризовали, прежде всего, самого Тихомирова. “«Надоело лгать», «хочу жить без радикального вранья»
составляло некоторое время его любимую фразу, как будто неудержимый наболевший крик”, - вспоминал о нём Тихомиров280.
Одно лишь обстоятельство смущало Тихомирова всю жизнь – то, что Бах поддерживал дружеские отношения с Аркадием Михайловичем Гартингом (Геккельман Абрам) (Ландезен), о котором стало позже известно, что он был агентом охранки. Наученный горьким опытом Дегаева, Лев Александрович мучился в догадках: «… что такое Бах? Был ли обманут Геккельманом, был ли соучастником?» 281. Вообще тема предательства всегда была одной из самых болезненных для Тихомирова, прежде всего, потому что он сам был жертвой незаслуженных обвинений, хотя своих позиций в этом отношении никогда не сдавал. Именно поэтому образ такого симпатичного ему человека, как Бах, всегда отдавался болью в сердце. О предательстве же Геккельмана Тихомиров узнал гораздо позже, уже по возвращении в Россию, и был крайне удивлён, как ему удалось остаться им одураченным. За границей же подозрительность Льва Александровича рассеялась вследствие дружбы Геккельмана с Бахом. И даже более того он сам ни раз занимал деньги у Гартинга и даже его брошюра «Почему я перестал быть революционером» была издана на деньги, переданные через него Рачковским.
В среде парижских эмигрантов Лев Александрович встретил И.Я. Павловского. С Павловским Тихомиров встретился после длительного перерыва. В первый раз они общались в деревне Морне в Швейцарии. После многочисленных путешествий Исаак Яковлевич остановился в Париже и в этот раз они окончательно сошлись с Тихомировым, взгляды которого претерпели существенное изменение за этот период. Павловский оказал очень существенное влияние на жизнь Тихомирова в парижский период. Благодаря ему Тихомиров получил предложение писать книгу «Россия
280 Так же. С. 234, 370, 407, 439.
социальная и политическая». Павловский познакомил Тихомирова с издателем «Нового времени» Сувориным и с влиятельной О.А. Новиковой в 1887 г. Именно в общении с ним созрела мысль Тихомирова писать прошение о помиловании. Неслучайно Тихомиров отметил в своих воспоминаниях про Павловского: «…он был чуть ли не единственный русский, с которым я сохранил товарищеские отношения до самого возвращения в Россию» 282. Однако, Павловский так и не стал единомышленником Тихомирова. Не смотря на широкий кругозор и многообразие интересов, в Исааке Яковлевиче отсутствовал поиск положительной идеи, которым был занят Тихомиров.
Среди парижских знакомых Тихомирова было множество эмигрантов с интересными судьбами, наделёнными многими талантами, но абсолютно пустым итогам своим. Из таких личностей интереса заслуживает судьба И.Г. Тонконогова283, который легко достигал поставленных целей в житейских обстоятельствах, имел упорство, общительность, уважительное отношение к людям, но нигде кроме, как устройстве своей материальной жизни себя не проявил. Для Тихомирова это обстоятельство во многом определит его критику революционной интеллигенции, которая ввязываясь в серьёзные политические преступления, часто делая это не по внутреннему убеждению, а просто в качестве дани моде.
Похожую категорию составляли люди, у которых, напротив, была жажда общественной деятельности. Формы этой деятельности часто менялись, по при этом по достигнутым результатам они так же оказывались бесплодны. Так, Тихомиров вспоминает о многолетнем знакомстве с Аркадием Васильевичем Алёхиным. «Это был человек замечательно чувствительный к веяниям времени, - пишет Тихомиров. - В эпоху своего приезда в Париж он был народовольцем, но уже охладевшим к заговорам и
террору, а склонным к пропаганде партийных идей; впоследствии я его встретил толстовцем, ещё позднее – строителем местного самоуправления; когда же настала первая революция, он с головой окунулся в неё» 284. Алёхин в личном общении произвёл на Тихомирова самое хорошее впечатление своей рассудительностью, поэтому Лев Александрович очень удивлялся его переменчивости. Биография Алёхина чем-то близка судьбе Льва Александровича, возможно, поэтому его фигура вызывала заинтересованность Тихомирова.
Познакомился в Париже Тихомиров с революционеркой Софьей Михайловной Гинсбург. Тихомиров сам не был натурой страстной и экспрессивной, но в таких в таких людях он чувствовал какую-то внутреннюю силу и интуитивно его тянуло к ним. Таких людей Тихомиров было немало в народовольческий период, к ним относилась и Софья Михайловна. «…Она просто пылала ненавистью к правительству, к деспотизму, как ей казалось, к его насилиям, - вспоминает Тихомиров встречу с Софьей. - Совсем ещё молодая, довольно красивая, она заливалась румянцем, говоря о происходящем подавлении революции, её ноздри раздувались, как у горячей лошади». В то же время Тихомирову было и жалко таких деятелей, поскольку деятельность их оказывалась безрезультатна. Помимо чувства и воли, направленных на борьбу со злом, нужна созидательная программа и инструменты её воплощения. А этой программы и организационных ресурсов у народовольцев не было. «Жаль, когда гибнут такие личности, - писал Тихомиров в воспоминаниях, - видимо способные к большим делам. А впрочем, за мой век в России так же трагически погибли тысячи людей различных лагерей, и ведь одинаково бесплодно. Общая судьба революций» 285.
Отрицательных характеристик от Тихомирова обычно удостаивались деятели либерального толка. Либерализм для Тихомирова, прежде всего, есть отражение политической беспринципности, а часто личной и нравственной ничтожности. «… либерал, Россию презирал: страна некультурная, отсталая, нация низка, государство плохо, - пишет Тихомиров в воспоминаниях про очередного эмигранта Де Роберти, - но он вовсе не чувствовал потребности повышать эту страну. «Мы с женой, - говорил он,- устроились так: зиму живём в России, накапливаем деньги, а летом едем в Европу – отдохнуть душой». В России он, стало быть, находился как бы на заработках, а душой жил в просвещённой Европе. Нечего сказать, отрадную участь стране предсказывают такие граждане» 286.
Тихомиров в своей поздней публицистике культивировал идею о том, что необходимо много развиваться и обучаться для того, чтобы заниматься общественно-политической работой. Однако, полное отсутствие политической страсти для Тихомирова является пусть и редкой, но всё-таки тоже болезнью времени. Таким бесплодным талантом представлялся Тихомирову профессор Максим Ковалевский, не безызвестный историк, социолог и юрист посещавший Париж в это время. «…Не развивается гениев там, у кого нет сильной страсти к чему-либо, кто ничего сильно не любит, ничего сильно не желает». При том, что Тихомиров уже отошёл от революционной идеи такие люди, как Софья Гинсбург вызывали у него однозначно большее уважение, чем Ковалевский, которые ничего не разрушал, и не созидал и «объедался до бесчувствия, как эскимос» (о соответствующих наклонностях Тихомиров упоминает в своих воспоминаниях) 287.
В июле 1886 г. Тихомиров вместе с семьёй переезжает в предместье Парижа Le Raincy по причине болезни сына. Здесь он пребывает в
уединении и размышлениями над своей дальнейшей судьбой. Именно в Le Raincy произошёл окончательный переворот во взглядах Тихомирова и весну 1887 г. Тихомиров, по его словам, «встретил новым человеком» 288. Однако на первых порах Тихомиров надеялся найти единомышленников в своей среде.
«… не выступая ещё с громогласной, публичной антиреволюционной пропагандой, - вспоминает он, - я всем, с кем сталкивался, говорил свои мнения, критиковал их, присматриваясь, на кого можно будет опереться, чтобы образовать, как мне тогда мечталось, группу, т.е. среду людей антиреволюционных» 289. С этих пор Тихомиров при случае открыто говорит с эмигрантами о своих новых взглядах. В том числе не скрывает своей критики революционных идей и перед молодыми радикалами, которые продолжали пребывать из России к «знаменитостям» вроде Тихомирова в поисках «света». Так Тихомиров удалось отвратить от революционных взглядов приехавшую к нему сибирячку - Федосью Васильевну Вандакурову.
«Пропаганда» Тихомирова оказалась настолько успешной, что через некоторое время она уже отправилась в консульство с подачей прошения и была помилована 290. В середине 1887 г. своё новое мировоззрение Тихомиров пытался донести до Русанова. Однако, Русанов «не хотел отрешиться от революционной точки зрения» 291.
8 октября 1887 г. Тихомиров с семьёй возвращается в Париж и поселяется на Avenue de Maine около предместья Монруж. В среде парижских эмигрантов Лев Александрович встретил несколько старых друзей из России: И.Я. Павловского, Н.П. Цакни, Аркадакского, Леонида Попова. Цакни был товарищем Тихомирова ещё с университета. К моменту встречи с Тихомировым в 1887 г. Цакни, подобно Павловскому уже отстал от революции, хотя сохранял к ней некоторое сочувствие. Жил он простыми семейными и житейскими радостями. В отличие от Павловского никаких
288 Там же. С. 350.
289 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 352.
особых интересов у Цакни не было. У Тихомирова же встреча с ним вызвала лишь скуку. «Был он какой-то вялый, расхлябанный, пассивный. Только в одном проявлялось у него горячее чувство – в любви к жене», - вспоминал Тихомиров. Аналогичный образ жизни характеризовал и другого соратника Тихомирова по кружку Чайковского – Аркадакского. В совершенно деградировавшем состоянии встретил Тихомирова другого знакомого ему
«чайковца» – Леонида Попова, который помешался на шпионах и в конце концов попал в дом для умалишённых. Приятное воспоминания оставила у Тихомирова встреча с товарищем по «процессу 193-х» Давидом Антовым, который в то время работал в издательстве у Гашетта. Зная личные качества Антова Лев Александрович искренне удивлялся, как такие люди попадают в революцию. «Давид Антов, превосходный человек в частной жизни, - вспоминал Лев Тихомиров, - именно поэтому совсем не годился для политики. Ему органически противны были всякое насилие и всякая ложь» 292. Подобно Тихомирову Антов, проживая в Париже, воспитал своих детей в патриотическом духе, причём именно, что интересно именно в любви к русскому самодержавию.
Найти единомышленников Тихомирову не удавалось. Ему становится очевидно, что без выхода из за пределы эмигрантской среды нет пути для развития. В этот период Тихомиров приходит к идее создания широкой национальной партии, которая бы могла вобрать себя людей различных мнений настроенных прогрессивно и патриотично. Однако Тихомирова ждали неожиданные встречи на этом пути. Тип «политической беспринципности» представлял собой Моисей Гольденвейзер, с которым Тихомиров познакомился в 1887 г. по возвращении в Париж. Гольденвейзер был взращен Катковым и проработал у него в издании лет 20. Когда Тихомиров встретился с ним, то рассчитывал увидеть «яркого консерватора», однако вышло обратное. «Он мне рассказал, что сначала поддался, по
молодости, влиянию Каткова, - описывал эту встречу Тихомиров, - но потом увидел ошибочность и вред консерватизма и правильность либеральных идей и с тех пор служил Каткову против сердца, против убеждения. Некуда было податься. «Это был крест!» - патетически воскликнул он, и этот «крест» лганья и притворства он нёс что-то лет пятнадцать <…> Нужно заметить, что во время несения этого «креста» он, будучи либералом, писал Каткову красноречивые консервативные статьи… У него и теперь не было ни малейшей догадки о том, что он в сущности, просто мерзавец, потому что обманывал Каткова даже не с голоду, а для сохранения блестящего положения» 293. Встречи с таким людьми заставляли Тихомирова лишь ещё больше подчёркивать свою искренность в дискуссиях с эмигрантами, возникших после его отхода от революционных идей.
В отношении знакомств Тихомирову помог Павловский, который имел хорошие связи вне эмигрантской колонии. В начале 1887 г. он познакомил Тихомирова с О.А. Новиковой, сестрой известного славянофила Киреева, которая проживала в этот момент в Англии. Новикова сотрудничала в «Московских ведомостях» и «Русском обозрении», имела большие связи в русском истэблишменте. В октябре 1888 г. у Тихомирова началась с ней активная переписка. Новикова ставила своей целью примирить русское правительство с Тихомировым. Она помогала Тихомирову и деньгами и моральной поддержкой его взглядов. Пожалуй, ни с кем в этот период Тихомиров так откровенно не делился своими переживаниями, как с Ольгой Алексеевной, которая, очевидно, была рада тем, что взяла под своё покровительство некогда опасного народовольца. Через Новикову Тихомиров познакомился с французской писательницей и известной общественной деятельницей Жюльеттой Адан, которая работала над русско- французским сближением в Париже, издаваясь в газете «Nouvelle Revue».