Диссертация (1096015), страница 42
Текст из файла (страница 42)
По словам О. С. Иссерс, «конечной целью любой речевой стратегии является коррекция модели мира адресата» [Иссерс 2008: 109].Р. Блакар утверждает, что выразиться в речевом акте нейтрально практически248невозможно, поскольку даже неформальный разговор предполагает «осуществление власти», то есть воздействие на восприятие и структурированиемира другим человеком [Блакар 1987]. Выбор одного из вариантов языковогоупотребления также отнюдь не случаен и определяется стратегической либотактической задачами [Баранов, Паршин 1986]. С этой позиции универсальной характеристикой любой стратегии может быть признана персуазивность,в основе которой лежит осознанное «воздействие автора устного или письменного сообщения на адресата с целью убедить в чем-либо, призвать совершать или не совершать те или иные действия» [Чернявская 2006: 25].Будучи неотъемлемой чертой коммуникативной стратегии, персуазивность речевой коммуникации наиболее ярко проявляется в политическомдискурсе (ср.
выделение среди основных функций политического дискурсаперсуазивной функции [Балыхина, Нетесина 2012]). В этом ключе персуазивность может быть истолкована как направленность не на какие-либо неопределенные изменения в картине мира адресата, а на такие, которые «повлекут за собой регуляцию диспозиций и деятельности адресата в пользу адресанта» [Акопова 2013: 403].
Персуазивность, воплощенная в виде конкретных речевых задач и способов их достижения, ложится в основу персуазивной стратегии.В качестве частных стратегий персуазивной макростратегии могут бытьрассмотреныметодыпсихологическоговоздействия,предложенныеЕ.В. Сидоренко [Сидоренко 1995]. Среди них исследователь называет 1)убеждение — аргументированное воздействие на человека с целью изменения его намерений или отношений, 2) внушение — неаргументированноевоздействие на человека с целью изменения его состояния или отношения ккому-/ чему-либо, 3) заражение — передачу своего состояния или отношениядругому человеку, 4) пробуждение импульса к подражанию — стимулирование у человека желания копировать чужие поведение и образ мыслей, 5)формирование благосклонности — привлечение к себе внимания посредством проявления собственной незаурядности или высказывания благопри-249ятных суждений об адресате, 6) просьбу — обращение к адресату с призывомудовлетворить потребности адресанта, 7) принуждение — угрозу примененияговорящим контролирующих возможностей в случае невыполнения адресатом требуемых действий, 8) деструктивную критику — высказывание пренебрежительных или оскорбительных суждений в сторону адресата и 9) манипуляцию — скрытое побуждение собеседника к переживанию определенныхэмоций, чувств и состояний.Как видно из приведенной типологии, Е.
В. Сидоренко склонна рассматривать суггестию (внушение) и манипуляцию как частные проявления речевого воздействия. С данной точкой зрения, вообще говоря, сложно не согласиться, однако частичное обособление суггестивной и манипулятивной стратегий от стратегии персуазивной, на наш взгляд, имеет свои основания. Причины предлагаемого размежевания кроются, прежде всего, в том, что обсуждаемые стратегии опираются на довольно специфические способы воздействия на собеседника — использование потенциала бессознательного, некритического восприятия информации в первом случае и речевой «подлог» вовтором.Впрочем, на правах макростратегии может рассматриваться и близкая кперсуазивной суггестивная стратегия.
Изучению языковой суггестии посвящены работы таких ученых, как Б.Ф. Поршнев [Поршнев 1968; 1972],И.Ю. Черепанова и А.А. Романов [Черепанова, Романов 1998; 2001],Л.Н. Мурзин [Мурзин 1998] и нек. др. Хотя языковая суггестия чрезвычайноблизка к персуазивности по функциональным установкам, она существенноотличается от нее организацией и способами осуществления, поскольку базируется на эксплуатации особенностей правого полушария человеческогомозга и аффективно-когнитивного пространства языковой личности. Суггестивная стратегия, таким образом, призвана воздействовать на деятельностьадресата посредством эмоциональных посылов, образных утверждений иоценочных суждений.250К функционально-коммуникативному рассмотрению языковой суггестии в рамках политической коммуникации обращается Е.
Т. Юданова, которая дает следующее определение исследуемому понятию: «Политическаясуггестия — это исторически сложившаяся, закрепленная в общественнополитической коммуникативной практике особая форма речевого воздействия, осуществляемая на базе определенных типов текста и реализующаяпопытку адресанта (суггестора) корректировать установку адресатов (суггерендов) путем подачи информации таким образом, чтобы ее восприятие осуществлялось без критической оценки, бессознательно» [Юданова 2003: 8]. Помнению автора, макроакт политической суггестии осуществляется на базеряда стратегий: стратегии моделирования мифологического хронотопа (установки «здесь и сейчас», установки на панлокализм и т.д.), стратегии моделирования национальной идентификации суггерендов (обращения к национальной атрибуции), стратегии сакрализации (обращения к всевышнему,осуществления коллективной молитвы от лица политического лидера и др.),стратегии мифологизации (использования мифологем наподобие государство, демократия, свобода, равенство и др.), стратегии моделирования центробежной мотивации (обращения к мотивации «Я хочу, потому что..», а не«Я хочу, чтобы..» посредством использования форм настоящего времени,причинных конструкций и причисления слушателя к группе с определенными жизненными установками), стратегии моделирования в речи эмотивности(победных, апофеозных настроений либо, напротив, негодования, тревоги ит.д.), стратегии моделированиямодальности (сочетания визуального,аудиального и кинестетического типов субмодальности; обращения к категориям долженствования, обязательства, возможности, желания и др.) [Юданова 2003: 89–90].Центральная для суггестивной коммуникации стратегия моделированияэмотивности, по замечанию Е.Т.
Юдановой, может реализовываться посредством двух основных тактик: тактики синонимического «продления» слова,при которой эмотивный концепт выражается целым спектром языковых еди-251ниц, в результате чего возникает некоторый «сверхсмысл» сообщения, и тактики «якорения» состояния, которая заключается в использовании языковойединицы в качестве двигателя для запуска определенной эмоциональной реакции [Юданова 2003: 132]. Отметим, что вводимый Е. Т. Юдановой концептуальный аппарат заимствован из нейро-лингвистического программирования.Об использовании стратегии мифологизации в политическом дискурсеговорит также Н. А.
Купина, которая полагает, что семантическая связностьполитического пространства достигается во многом за счет использованияопределенной совокупности идеологем, т.е. языковых единиц, значение которых является существенным для характеристики политика в сознании целевой аудитории, напр., народ, партия, власть, Родина, патриотизм, честность, порядочность, достоинство, благополучие и др. [Купина 1995].К важным тактическим реализациям рассматриваемой стратегии можноотнести интимизацию и диалогизацию. Тактика интимизации (см.
работы[Максимов 2001; Шейгал 2004; Бабич 2012] направлена «на снижение официальности общения и создание атмосферы непринужденности с помощьюопределенных средств и лексики» [Максимов 2001: 146]. Эффективностьданной тактики в рамках политического дискурса, пронизанного гражданскими мотивами и общественно-политической идеологией, обусловленауравниванием ценностных ориентаций субъекта и объекта политической деятельности.
Субъект высказывания в этой ситуации оказывается не только политическим лидером, но и человеком с понятными для адресата жизненнымиустановками и потребностями, что обеспечивает его доверием со стороныаудитории.Немаловажной частной тактикой в рамках суггестивной макростратегииможет также считаться тактика диалогизации [Кохтев 1992; Максимов 2001;Хорошилова 2010]. С.
П. Хорошилова разделяет языковые приемы диалогизации на внешние и внутренние. К внешним исследователь относит использование местоимения «мы», обращений, вопросно-ответных единств, ввод-252ных конструкций, а также форм повелительного наклонения (директивов)[Хорошилова 2010: 131]. Средства внутренней диалогизации определяютсяавтором как эмоциональные сигналы, которые не несут ответственности засодержание и композицию речевого высказывания, однако способны привлекать внимание слушателей на основании эмоционально-экспрессивного потенциала соответствующих языковых форм.
К таким средствам относятсяпрежде всего яркие образные метафоры, сравнения, риторические вопросы ивосклицания, а также лексические и фразовые повторы [там же: 132].Макростратегический характер присущ, как кажется, и манипулятивнойстратегии. Е. Л. Доценко определяет манипуляцию как «вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями» [Доценко 1997: 59], а также как «вид психологического воздействия, при котором мастерство манипулятора используется дляскрытого внедрения в психику адресата целей, желаний, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата вданный момент» [там же: 60].Глубокое исследование психологической подоплеки манипуляции предпринято Е. В.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
