Фукуяма конец истории (1063652), страница 34

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 34)

позволяли ему совершать поступки ниже своего достоинства -- например,

заниматься коммерцией. И при всем вырождении многих аристократических

обществ стержень жизни аристократа был связан, как и у гегелевского

первобытного господина, с готовностью рискнуть жизнью в смертельной битве.

Поэтому война оставалась сердцевиной аристократического образа жизни, а

война, как мы хорошо знаем, "экономически неоптимальна". Значит, куда лучше

было бы убедить аристократа-воина в тщете его амбиций и превратить его в

мирного бизнесмена, который, накапливая богатства для себя, способствует

обогащению и окружающих.²⁹⁹

Процесс "модернизации", описываемый современными социальными науками,

может быть понят как постепенная победа желающей стороны души, ведомой

рассудком, над ее тимотической стороной, одержанная в бесчисленных странах

по всему миру. Аристократические общества были практически универсальны для

различных человеческих культура от Европы и Ближнего Востока до Африки и

Южной и Восточной Азии. Экономическая модернизация требовала не только

создания современных социальных структур, вроде городов и рационально

устроенных чиновничьих иерархий, но и этической победы буржуазного образа

жизни над тимотическим образом жизни аристократа -- а именно аристократа

следует уговорить поступиться тимотической гордостью ради перспективы мирной

жизни неограниченного материального накопления. В некоторых странах,

например в Японии, подобная сделка совершалась открыто: модернизирующееся

государство сделало класс бывших самураев-воинов бизнесменами, и их

предприятия превратились в зайбацу двадцатого века.³⁰⁰ В таких

странах, как Франция, эта сделка была отвергнута многими группами

аристократов, которые вели безнадежные арьергардные бои ради сохранения

своей тимотической этики. Эта борьба продолжается и сегодня во многих

странах третьего мира, где наследники воинов стоят перед тем же решением: не

следует ли повесить мечи на гвоздь и сесть в офисе к компьютерному

терминалу.

Ко времени основания Америки победа в Северной Америке локковских

принципов -- то есть победа желающей стороны души над ее тимотической

стороной -- была почти полной. Право на "стремление к счастью",

провозглашенное американской Декларацией независимости, в большой степени

означало приобретение имущества. Локкеанизм -- широкая рама для документов

"Федералист" у этой великой защиты американской конституции, написанной

Александром Гамильтоном, Джеймсом Мэдисоном и Джоном Джеем. Например, в

знаменитом "Федералист 10", где отстаивается представительное правление как

средство от болезни фракционности в народных правительствах, Джеймс Мэдисон

утверждает, что защита различных прав человека, и в частности "различных и

неравных прав на приобретение имущества", является "первейшей целью

правительства".³⁰¹

Хотя локковское наследие американской конституции невозможно отрицать,

все же авторы "Федералиста" продемонстрировали понимание того факта, что

жажду признания невозможно просто изгнать из политической жизни.

Действительно, самоутверждение из гордости понималось как одна из сторон или

движущих сил политической жизни, и хорошее правительство требует, чтобы у

этой силы было адекватное поле деятельности. Авторы документов хотели

направить жажду признания в положительное или хотя бы безвредное русло;

очень похоже на то, чего желал Макиавелли. Упоминая в "Федералисте 10" о

фракциях по экономическим "интересам", Мэдисон отличал их от других фракций,

созданных на основе "страстей", или, точнее, эмоциональных мнений людей о

добром и злом: "Ревностное отстаивание различных мнений о религии,

правительстве и многом другом", или "приверженность различным лидерам".

Политические мнения были выражением себялюбия и стали неразрывно связаны с

оценкой человеком самого себя и своей ценности: "До тех пор, пока существует

связь между рассудком человека- и его себялюбием, мнения [человека] и его

страсти будут друг на друга; взаимно влиять, и первые будут тем, к чему

присоединятся последние".³⁰² Такое деление на фракции происходит

не только от конфликта между желающими душами разных людей (то есть между

экономическими интересами), но и между тимотическими сторонами

душ.³⁰³ И потому в дни Мэдисона в американской политике

господствовали споры по таким вопросам, как трезвость, религия, рабство и

так далее; как в наши, дни в ней доминируют право на аборт, школьная молитва

и свобода слова.

Авторы "Федералиста" считали, что политическая жизнь должна будет

приспособиться не только к эмоциональным мнениям, которые будут выражены

большим количеством относительно слабых индивидуумов, но и к "любви к

славе", которая, согласно Гамильтону, есть "правящая страсть благороднейших

умов",³⁰⁴ то есть желание славы со стороны сильных и честолюбивых

людей. Мегалотимия, как и, изотимия, оставалась для основателей проблемой.

Американскую конституцию Мэдисон и Гамильтон считали институциональным

средством не для подавления этих различных проявлений тимоса, но для

отведения их в безопасное и продуктивное русло. Таким образом, Мэдисон

считал народное правление -- предвыборные гонки, произнесение политических

речей, дебаты, передовые статьи, голосование на выборах и тому подобное --

благоприятным выходом для проявления естественной человеческой гордости и

наклонности к тимотическому самоутверждению, если такая деятельность может

быть распространена на относительно большую республику. Демократический

политический процесс был для него важен не только как средство принятия

решений или "объединения интересов", но как процесс, то есть сцена для

проявления тимоса, где человек может искать признания за свои взгляды. На

более высоком и потенциально более опасном уровне мегалотимии великих и

честолюбивых людей конституционное правление было установлено явно как

способ использовать "честолюбие против честолюбия". Различные ветви власти

рассматривались как дороги для продвижения мощных амбиций, но система

сдержек и противовесов гарантировала, что эти амбиции будут гасить друг

друга, и должна была предотвращать возникновение тирании. Американский

политик может нести в душе честолюбие Цезаря или Наполеона, но система

позволит ему не больше, чем позволяла какому-нибудь Джимми Картеру или

Рональду Рейгану -- со всех сторон стиснутым мощными институционными

ограничениями и политическими силами, которые заставляют президента

реализовывать свои амбиции в качестве "слуги" народа, а не его хозяина.

Попытка либеральных политиков в традиции Гоббса и Локка изгнать из

политики жажду признания или оставить ее в цепях и бессильной у многих

мыслителей вызывала серьезную неловкость. Получалось, что современное

общество будет состоять из людей, которых К. С. Льюис назвал "людьми без

груди": люди, состоящие лишь из желания и рассудка, но не имеющие гордости

самоутверждения, которая была в какой-то степени сердцевиной сути человека в

ранние времена. Потому что именно грудь делает человека человеком: "по

интеллекту он просто дух, по аппетиту -- просто животное".³⁰⁵

Самым великим и самым явным поборником тимоса в новые времена был Фридрих

Ницше, крестный отец сегодняшних релятивизма и нигилизма. Ницше когда-то был

назван одним современником "радикальным аристократом" -- характеристика,

которой он не оспаривал. Большую часть его работ можно в определенном смысле

считать реакцией на то, что он видел в возникающей цивилизации "людей без

груди", обществе буржуа, не стремящихся ни к чему, кроме комфортабельного

самосохранения. Для Ницше самая суть человека состоит не в желаниях или

рассудке, но в тимосе: человек есть создание прежде все-то оценивающее,

"зверь, имеющий красные щеки", жизнь его состоит в его способности

произносить слова "добро" и "зло". Как говорит его персонаж Заратустра:

"Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое. Поистине, они не

заимствовали и не находили его, оно не упало к ним, как глас с небес.

Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, -- он создал

сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя

"человеком", т. е. оценивающим.

Оценивать -- значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать ---

это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей. Через оценку впервые

является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы,

созидающие!"³⁰⁶

По Ницше неважно, какие именно ценности создает человек, ибо существуют

"тысяча и одна цель", которые преследуют люди. Каждый из людей на земле

обладает собственным "языком добра и зла", который непонятен его ближним.

Сущность человека составляет сам акт оценивания, придания себе цены и

требования ее признания.³⁰⁷ Акт оценивания по сути своей

неэгалитарен, потому что требует различения лучшего и худшего. И потому

Ницше интересуется только тем проявлением тимоса, которое заставляет людей

объявлять себя выше других, то есть мегалотимией. Ужасным последствием новых

времен стала попытка их создателей Гоббса и Локка ради физической

безопасности и материального накопления лишить человека его власти

оценивать. Хорошо известную доктрину Ницше о "воле к власти" можно понять

как попытку вновь утвердить примат тимоса по отношению к желанию и рассудку

и как попытку устранить ущерб, нанесенный современным либерализмом

человеческой гордости и самоутверждению. Работа Ницше -- прославление

гегелевского аристократического господина и его смертельной борьбы за

престиж, а также проклятие новым временам, принявшим рабскую мораль столь

полно, что даже не осознали сделанного ими выбора.

Несмотря на словарные различия при описании феномена тимоса или жажды

признания, должно быть совершенно ясно, что эта "третья сторона" души была

центральным предметом философской традиции, тянущейся от Платона до Ницше.

Она диктует совершенно иной способ понимания исторических процессов -- не

как историю прогресса современной науки или логики экономического развития,

но как возникновение, рост и -- в конце концов -- упадок мегалотимии. И

действительно, современный экономический мир мог возникнуть лишь после того,

как освобождено было желание -- за счет тимоса, если можно так выразиться.

Исторический процесс" который начинается с концом кровавых битв господ, в

определенном смысле кончается на современных буржуазных обитателях

либеральных демократий, стремящихся не к славе, но к материальным благам.

Сегодня никто не изучает тимос систематически в процессе образования, и

"борьба за признание" не входит в наш современный политический словарь.

Жажда славы, которую Макиавелли считал столь обычной частью человеческой

натуры -- это неукрощенное стремление быть лучше других, заставить как можно

больше людей признать свое превосходство, -- более не является приемлемым

способом описать чьи-то личные цели. На самом деле это свойство, которое мы

приписываем не нравящимся нам людям, тиранам, возникшим среди нас, таким как

Гитлер, Сталин или Саддам Хусейн. Мегалотимия -- желание быть признанным как

высший -- живет в нашей будничной жизни под разными, личинами, и, как мы

увидим в части пятой, многое из того, что в нашей жизни кажется

удовлетворительным, без нее было бы невозможным. Но если судить по

терминологии, в которой мы говорим о себе, она в современном мире этически

исключена.

Поэтому неприятие мегалотимии и отсутствие у нее респектабельности в

современном мире вынуждает нас согласиться с Ницше, что ранние философы

Характеристики

Список файлов реферата