0599.1 (1006153), страница 10
Текст из файла (страница 10)
"Если я (ты, вы) обращусь (обратишься, обратитесь) к неспециалисту..."
В анализируемом предложении преобладает объективный план, лишь изнутри пронизываемый субъективным значением. Это предложение в большей степени объективировано, интеллектуализовано, чем такое, например, комментирование, возможное в данном контексте, но расходящееся с общей установкой: Невероятный вывод! Это, конечно, ошибка. В авторском же предложении субъективное значение обрамляет объективированную информацию, тесно переплетаясь с ней. Иначе говоря, объективный и субъективный планы тесно взаимосвязаны, взаимопроникают один в другой.
В этом отношении особенно показательно следующее предложение: Но в чем она (ошибка)? Союз но знаменует переход к субъективному плану. Это вопрос, который задает автор. Но и в нем есть отзвук объективного значения. Вместе с автором этот вопрос может задать и читатель, вовлеченный в ход авторской мысли.
Анализ фрагмента показывает сложность устройства публицистических текстов, богатство синтаксических, лексических значений в публицистике, разнообразие речевых красок.
Проанализируйте структуру фрагмента из любого текста, например начальный фрагмент из повести А.С. Пушкина "Выстрел" или фрагмент из "Сценок деревенской жизни" В. Пьецуха (глава 6 данной книги).
Глава и далее
Фрагмент— это крупная семантико-синтаксическая, речевая единица. Далее следуют глава, часть, целое предложение. Схему связной речи с точки зрения составляющих ее единиц можно представить следующим образом:
Предложение прозаическая строфа фрагмент глава часть законченное произведение.
Нижняя граница текста— одно предложение, верхняя — неопределенное множество предложений. Специфика всех этих единиц речи в их структурной и относительной смысловой законченности, что позволяет каждой из них при определенных условиях выступать в качестве самостоятельного речевого произведения.
Есть тексты, состоящие из одного предложения (реже двух). Это афоризмы, загадки, пословицы, сентенции, хроникальные заметки в газете и др. Есть тексты, равные прозаической строфе или фрагменту: заметка в газете, стихотворение или басня в прозе. И есть, конечно, тексты значительной протяженности.
Не в каждом произведении могут быть представлены все компоненты схемы, но в каждом неизбежен хотя бы один компонент. Сама возможность для этих компонентов выступать в качестве законченного текста, самостоятельного произведения свидетельствует о том, что они являются важнейшими единицами речи.
Вот несколько примеров небольших текстов, составляющих прозаическую строфу, из книги "Физики шутят":
Давида Гильберта (1862—1943) спросили об одном из его бывших учеников.
— Ах, этот-то? — вспомнил Гильберт. — Он стал поэтом. Для математики у него было слишком мало воображения.
Эрнст Резерфорд пользовался следующим критерием при выборе своих сотрудников. Когда к нему приходили в первый раз, Резерфорд давал задание. Если после этого новый сотрудник спрашивал, что делать дальше, его увольняли.
Гансу Ландольту принадлежит шутка:
"Физики работают хорошими методами с плохими веществами, химики — плохими методами с хорошими веществами, а физико-химики — плохими методами и с плохими веществами".
Томсон (лорд Кельвин) однажды вынужден был отменить свою лекцию и написал на доске: Professor Tomson will not meet his classes today (Профессор Томсон не сможет встретиться сегодня со своими учениками). Студенты решили подшутить над профессором и стерли букву "с" в слове classes. На следующий день, увидев надпись, Томсон не растерялся, а, стерев еще одну букву в том же слове, молча ушел.
(Classes - классы; lasses — любовницы; asses — ослы.)
Краткостью отличаются и произведения многих жанров юмора и сатиры, например знаменитые габровские уловки (анекдоты).
На рынке
— Тетка, эти яйца не свежие, в них, наверное, цыплята сидят.
— Цыплят — так и быть, — бери бесплатно.
Яблоко от яблони недалеко падает...
— Дедушка, у тебя есть зубы?
— Нет, мой мальчик.
— Тогда подержи бутерброд, а я поиграю во дворе с моим дружком
Щедрое обещание
— Папа, мне приснилось, что ты мне купил маленькую шоколадку.
— Если будешь слушаться, тебе приснится, что я купил большую шоколадку.
Многие заметки совпадают по своей композиционно-синтаксической форме с прозаической строфой или фрагментом. Например:
Летающие ящеры некогда обитали на территории Северо-Восточнои Азии. К такому выводу пришли палеонтологи, сделав уникальное открытие — под сорокаметровой толщей осадочных пород близ города Синыйджу ими были обнаружены окаменевшие останки крылатого пресмыкающегося. По мнению ученых, это очень редкий вид представителей доисторической фауны... Возраст ископаемого животного — около 150 млн. лет.
Мнение англичан о том, что их почта чрезвычайно медлительна, вновь получило наглядное подтверждение. Как сообщила информационная служба телекомпании Би-би-си, на днях житель одного из городов Южного Уэльса получил открытку, которая была отправлена 64 года назад из города Тонтон.
По сравнению с приведенными примерами, устройство текстов большей протяженности гораздо сложнее. Фрагменты могут объединяться в более крупное речевое целое, составляющее произведение или значительные его звенья (главу, часть и т. д). При этом основной способ организации крупных текстов — семантико-синтаксическая связь зачинов фрагментов. В прозаической строфе зачин — ключевое предложение, своеобразное подлежащее, тема. Во фрагменте зачин играет аналогичную роль, но объединяет уже, как правило, несколько строф. Естественно поэтому, что, являясь ключевыми, опорными фразами, заключая в себе основные мысли-тезисы, зачины фрагментов образуют смысловой и синтаксический каркас текста, служат главным средством его организации, выступают своеобразными двигателями сюжета, развития мысли.
Это обусловлено характером человеческого восприятия, памяти, мышления и особенностями речи — прежде всего, ее прерывностью. Наша память не может удержать всю прозаическую строфу или тем более фрагмент и поэтому выделяет главное в тексте — зачин. Как установлено психологами, разбивка материала на части, его смысловая группировка неразрывно связаны с выделением смысловых опорных пунктов, углубляющих понимание и облегчающих запоминание материала. Формы смысловых опорных пунктов — это тезисы, составляемые испытуемыми как краткое выражение основной мысли каждого раздела.
Так как зачин несет в себе наиболее важную информацию, которая получает в дальнейшем (в последующих предложениях) конкретизацию, развитие и углубление, то возникает вопрос: нельзя ли использовать эту важную особенность зачинов для практических целей, например для автоматического реферирования? Ведь если зачины содержат основную информацию, заключенную в строфах, фрагментах, то вполне естественно предположить, что совокупность зачинов — это не что иное, как краткое содержание, реферат текста.
Исходя из таких предположений, С.Д. Шелов и автор этой книги провели эксперимент — сопоставили тексты оригинальных статей из отечественных журналов и соответствующих им рефератов. Статьи и рефераты сравнивались по предложениям, при этом фиксировалась, где это возможно, синтаксическая и смысловая близость соответствующих предложений.
Сопоставление позволило сделать вывод, что приблизительно 60% всех предложений проанализированных рефератов не что иное, как начальные предложения абзацев оригинальных статей. Иными словами, 60% текста вторичных документов составлены из первых предложений абзацев. При этом в чисто информационном отношении роль начальных предложений абзацев в формировании текста реферата еще больше. Дело в том, что даже когда для предложения реферата не находился его прообраз в оригинале, и тогда содержание данного предложения, как правило, повторяло содержание одного из начальных предложений абзаца, и лишь совершенно различное лексико-синтаксическое оформление той же в принципе мысли не позволяло отождествить эти предложения.
Крайне интересно также, что начальные предложения абзацев научных статей сами по себе обычно образуют связный текст, близкий по стилю к реферативному изложению. Этим свойством не обладают и, видимо, не могут обладать другие структурные части прозаической строфы. Выполняя роль детализации развития начального предложения или его обоснования, последующие предложения семантически тяготеют к начальному. Следовательно, связи, например, вторых предложений соседних абзацев между собой значительно слабее их связей с соответствующими первыми предложениями. В этих условиях естественно, что если вторые или последующие предложения абзацев и попадают в реферат, то обычно лишь в качестве сопровождающих начальные предложения соответствующих абзацев (80% случаев).
Составленный из начальных предложений абзацев текст наследует фундаментальные свойства оригинального текста. Материал весьма различных тематических областей подтверждает мысль об особой, организующей роли начальных предложений абзацев. И это касается не только научной речи. Это закон любой речи. Фрагменты соединяются в более крупные речевые целые (например, в главе) посредством зачинов. И убедительное доказательство этой закономерности — возможность передать с помощью зачинов строф и фрагментов содержание практически любого текста.
Выписанные подряд зачины фрагментов, как правило, оказываются соединенными цепной или параллельной связью. Иначе говоря, синтаксическая (цепная или параллельная) связь между зачинами фрагментов выступает в качестве главного способа организации текстов. Можно проверить эту закономерность на любом тексте.
Выпишем подряд зачины строф из "Степи" А.П. Чехова:
Из N., уездного города Z-й губернии, ранним июльским утром выехала и с громом покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных бричек, на которых ездят теперь на Руси только купеческие приказчики, гуртовщики и небогатые священники. <...>
В бричке сидело двое N-ских обывателей: N-ский купец Иван Иваныч Кузьмичов, бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца, и другой — отец Христофор Сирийский, настоятель N-ской Николаевской церкви, маленький длинноволосый старичок, в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в шитом, цветном поясе. <...>
Кроме только что описанных двух и кучера Дениски, неутомимо стегавшего по паре шустрых гнедых лошадок, в бричке находился еще один пассажир — мальчик лет девяти, с темным от загара и мокрым от слез лицом. Это был Егорушка, племянник Кузьмичова. <...>
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад, в день Казанской Божьей Матери, он ходил с мамашей в острожную церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину, арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия.
Мальчик всматривался в знакомые места, а ненавистная бричка бежала мимо и оставляла все позади. <...>
А за кладбищем дымились кирпичные заводы. <...>
За заводами кончался город и начиналось поле. <...>
Далее следует разговор пассажиров с заплакавшим Егорушкой, который мы пропускаем.
И, думая, что оба они сказали нечто убедительное и веское, Кузьмичов и о. Христофор сделали серьезные лица и одновременно кашлянули. <...>
Между тем перед глазами ехавших расстилалась уже широкая бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. <...>
Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля — все, побуревшее от зноя, рыжее и полумертвое, теперь омытое росою и обласканное солнцем, оживало, чтоб вновь зацвести. <...>
Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. <...>
Как душно и уныло! <...>
Летит коршун над самой землей, плавно взмахивая крыльями, и вдруг останавливается в воздухе, точно задумавшись о скуке жизни, потом встряхивает крыльями и стрелою несется над степью, и непонятно, зачем он летает и что ему нужно. <...>