диссертация (Роль польской диаспоры в современной мировой политике (на примере США)), страница 12

Таким образом, в африканской диаспоре воплощаются пространственные формы, возникшие в результате использования рабского труда, и временные формы, тоесть контр-культура. Выходит, что рассмотренная Гилроем диаспора заключает в себе немало противоречий: между статичным пространством и социальной динамикой, между отсылками к историко-культурному опыту (традиции) и современностью110.Рассмотрение идентичности диаспор продолжил С. Холл, сделавшийакцент на связи диаспор с территорией (хотя бы географическими регионами,если не государствами-нациями). По мнению Холла, в идентичности чернокожего населения Мексиканского залива четко просматриваются не два (поП.

Гилрою), а три уровня – африканский (прошлое), европейский (расизм, актуализирующий прошлое) и американский (непрерывно конструируемоенастоящее). Связь с территорией проживания важна не только потому, чтоименно там локализованы повседневность и конструирование идентичности,но и потому, что в качестве «Родины» может выступать не столько конкретная территория, сколько идеализированный образ, а значит возвращение на«Родину» принципиально невозможно. Таким образом, диаспора – это скореепроцесс конструирования идентичности, запущенный стремлением вернутьсяк корням и изначально обреченный на формирование новых смыслов.

Смыслпонятия диаспора как раз в обозначении этого процесса и этого конфликта(различия, по С. Холлу)111.Gilroy P. 'There Ain't no Black in the Union Jack': the Cultural Politics of ‘Race’ and Nation.– London: Hutchinson, 1987. pp.

153-154, 217-219110Gilroy P. The Black Atlantic: Modernity and Double Consciousness. – London: Verso, 1993.рр. 190-193111Hall S. Cultural Identity and Diaspora // Identity: Community, Culture, Difference. Ed. byJ.Rutherford. – London: Lawrence and Wishart, 1990. pp, 232-23510950Определенный компромисс с категориальным подходом предложилДж. Клиффорд, предложивший выделить не параметры (черты, критерии)понятия, а его границы.

При этом, есть принципиальная разница между диаспорой и самим понятием границы. В частности, граница определяется вомногом политическим путем, предполагается, что границу периодически пересекают, и главное – граница соединяет близлежащие территории. Напротив, диаспора формируется, в большой мере, благодаря культурным факторам, подразумевает удаленность от «Родины» и возвращение на территориюпроисхождения через большой промежуток времени (возможно, больше, чемсрок жизни одного поколения)112.

Таким образом, диаспора – это отчастипротивоположность границам.Другая граница понятия диаспора – это имманентный антинационализм. По мнению Дж. Клиффорда, диаспора по своей культуре противостоитнации-государству, так как привязанность к «принимающему» государствуне может вытеснить опыт болезненного перемещения. Более того, национализм проводит границу между «пришлым» и «коренным» населением, хотяабсолютная автохтонность практически недостижима. Наконец, в основедиаспор лежат многочисленные связи между членами диаспор, существующиевне зависимости от существующих политических границ.

Подобноенеприятие национализма (при сохраняющейся возможности проявления собственно диаспоральных его форм) способствует, а не препятствует взаимоотношениям «принимающего» общества и «пришлых». Дж. Клиффорд отмечает, что «солидарность диаспор существует вне национального поля и пространства, чтобы оказаться внутри его»113.Из антинационализма вытекает и третья граница понятия – культурапосредничества. Дж. Клиффорд обращает внимание на такие особенностидиаспор, как «чувство причастности» их членов к сети (нередко сети глобального масштаба) и опыт разделения и проживания на новом месте (связьпространств «там» и «здесь»). Развивая этот тезис, исследователь отмечает,что из-за подобной гибридности диаспора «не может стать основной метафо112113Clifford J. Diasporas.

pp. 304-305Ibid. pp. 306-30851рой или образом современных, сложных и расположенных относительнодруг друга идентичностей, также как и определенным срезом и смешениемрас, гендеров, классов или культур»114.Дискурсивную природу роста числа диаспор отмечал Х. Тололян, редактор журнала «Diaspora». По его мнению, старое понимание термина сменяется новым и более широким толкованием не случайно: вслед за сменойгосударств, меняются и возможности по репрезентации отдельных групп ииндивидов. Если ранее под понятие диаспоры подпадали закрытые общинывынужденных переселенцев, то с учетом новых тенденций термин стал охватывать такие сообщества, которые осознают и отстаивают перед другимисвою диаспоральную природу. Поэтому многие этнические группы по всемумиру из «рассеяний» становятся диаспорами, находят новые дискурсивныевозможности для подобной репрезентации115.Более эвристичный вариант постмодернистского прочтения понятиядиаспор предложил Р.

Брубейкер, который, как и Р. Коэн, приветствовалрасширение смысла рассматриваемого понятия. В терминах Брубейкера, само понятие диаспоры диаспоризируется. Например, в рамках расширительного толкования понятия можно причислить к диаспорам религиозные илилингвистические транскультурные общности (индуисты, франкофоны). Ноэкспансия понятия – это не симптом болезни, а сама суть явления. Из этогонаблюдения Брубейкер сделал вывод, что диаспора – это не столько некийколлектив, сколько процесс (нечто может диаспоризироваться или дедиаспоризироваться), состояние (степень диаспоризации) и атрибут более широкихпонятий (идентичность диаспор, культура диаспор)116.Понятие диаспоры не столько описывает окружающий мир, сколькостремится изменить его.

Поэтому диаспора – это категория социальной практики, именно в таком ключе ее стоит анализировать. Например, выступаю114Ibid. pp. 311-312, 319Tölölyan K. Rethinking Diaspora(s): Stateless Power in the Transnational Moment // Diaspora: A Journal of Transnational Studies. – 1996. – Vol.5, № 1.pp. 3-5, 12-16; Diasporas. Concepts, Intersections, Identities. Ed.

by K. Knott, S. McLoughlin. – London-New York, 2010. рр.9-11116Brubaker R. The ‘Diaspora’ Diaspora // Ethnic and Racial Studies. – 2005. – №28 (1).pp. 2-411552щие от лица армянской диаспоры в США составляют весьма небольшуюгруппу от общего количества армян в стране. Если исходить из умереннопримордиалистских позиций, эту активную часть армян следует признатьдиаспорой, а неактивную часть – потенциальными участниками этого сообщества. Но тогда выходит, что из-за меньшинства наличие некой общностиприписывается большинству. Это первая проблема. При наличии некоего сообщества можно было бы зафиксировать признаки членства в нем, а затемматематически просчитать коллективную память.

Но в реальности люди, втом числе мигранты, ежедневно переживают и переосмысливают свой опыт,так что уловить и затем квантифицировать такие вещи невозможно. Это вторая проблема. Единственный способ избавиться от этих проблем – это представить деятельность выступающих от лица армянской (и любой другой)диаспоры как политический проект, как способ осуществлять прикладные задачи, а не как некую сущность117.В итоге, диаспора как процесс – это длительное осуществление проектов под неким «брендом», диаспора как состояние – это некоторое социальное и политическое само-маркирование, соотнесенное с остальными явлениями в обществе, а диаспора как атрибут – это сам механизм артикуляциипроекта, способ, которым он описывается.

При этом, для Р. Брубейкера (в отличие от У. Сафрана и Р. Коэна) абсолютно неважно, какова сила взаимосвязей диаспоры с территорией происхождения или каково содержание коллективной памяти (социального опыта). Приоритет исследователя не в том, чтотакое диаспора, а в том, как ее «объявление» или «провозглашение» (англ.claim) используется. В этом смысле, участие индивида в диаспоре обусловлено успешной маркетинговой стратегией сообщества, соображениями престижности (а не сохранения традиций) и, в целом, очень близко по содержанию к процессу покупки (а не дружбы, привязанности, родственности) 118.Р.

Брубейкер открыл еще одно направление критики предшественникови подорвал универсальность миграции как критерия диаспорных сообществ.117Ibid. pp. 10-13Chodubski A. Polacy a tendencje migracyjne świata // Przegląd Polsko-Polonijny. – 2011. –№ 1. S. 34-3611853Если для П. Гилроя или Дж. Клиффорда была неоспоримой необходимостьперемещения («путешествия», «поселения») из одного социального и политического пространства в другое, то Брубейкер обосновал наличие еще одного типа диаспор – так называемых «новых» диаспор.

Эти категории населения возникли внезапно, в результате распада единого многонациональногогосударства (например, русские в Эстонии, Латвии или на Украине) 119.Таким образом, в рамках «парадоксального» (постмодернистского)подхода выработано оригинальное видение диаспор. Во-первых, делается акцент на их уникальности. Это радикальный разрыв с работами Дж. Армстронга, Г. Шеффера и У. Сафрана, пытавшихся объяснить закономерностиразвития диаспор с помощью теорий этничности и национализма. Во-вторых,большое внимание уделяется процессу становления идентичности диаспор(например, в рамках формулы «не идентичность, а идентификация»).

Втретьих, этот процесс в значительной степени связывается с теми импульсами, которые дает территория (если не общество) проживания. При этом, этатерритория воспринимается как современность или даже пост-современность(у С. Холла), в то время как представления о Родине связываются с традицией, прошлым. Тем самым, у этих импульсов, вероятно, имеются не толькопространственные, но и временные характеристики.Критические замечания относительно «парадоксального» подходасформулированы самими постмодернистами.