Диссертация (Советское научное сообщество в 1918-1934 гг. социальный, институциональный, публичный аспекты), страница 104

Они изучались в рамкахактуализированной в историографическом пространстве проблемы научногоизоляционизма. Исследование показало,чтозадача интернационализациинаучного знания и популяризации достижений отечественной науки за рубежомбыла скорректирована «патриотической» тенденцией, связанной с замыканиемнауки в ее национальных границах. На деле это вело к сокращениюотечественного научного присутствия за рубежом (особенно в сфере социальныхи гуманитарных наук). Косвенным следствием этой динамики стало то, чтонаучные работники частично утратили, а некоторые так и не приобрели ценный536навык профессионального владения иностранным языком (особенно в условияхизменения организационного языка науки – перехода от немецкого к английскомуво второй половине XX в.). Эта тенденция, хотя и была в той или иной степенихарактерна для всех национальных сообществ1174, до сих пор трудно преодолима.1174760.Garfield E.

Is French science too provincial? // La Recherche. 1976. Vol. 7 (70). P. 757–537ЗАКЛЮЧЕНИЕ538Анализ состояния структуры и принципов (механизмов) функционированиянаучного сообщества в период общественного кризиса дает возможность судить оспектре функциональных возможностей исследуемой системы и ее резервах.Именно поэтому так важно обнаружение и исследование «болевых точек» – однуиз них мы выявили в драматических и противоречивых событиях конца 1910 –середины 1930-х гг., когда научное сообщество оказалось синхронно вовлечено вполитические события национальной истории и испытало на себе влияниеимманентных факторов, обусловивших превращение науки из частного занятия вразвитуюиндустрию(вмировоммасштабе).Совокупноеизучениеэкстерналистских и интерналистских тенденций в развитии научного сообществапозволило получить системную характеристику его положения в исследуемыйпериод и ответить на вопрос о структурных изменениях научного корпуса.Проведенное исследование позволило сделать следующие выводы инаблюдения.Следует согласиться с авторами, отметившими неоднозначность выделения1917 г.

в качестве рубежной даты отечественной истории XX в.; наиболееприемлемая хронологическая граница все чаще условно связывается с 1914 г.Значение Первой мировой войны нередко преуменьшалось в свете политическихсобытий последующих революционных лет, хотя именно она открыла эпохуперемен в жизни научного сообщества: логически завершила одни, обусловила искорректировала другие тенденции, эксплицитно проявившиеся в 1920-е гг. Вэтом отношении логичен наметившийся в историографии отказ от разделениядореволюционного и советского периодов в отечественной науке XX в.

Несмотряна изменения в политической и других общественных сферах, события 1917 г. немогли привести к резкому и однозначному разрыву традиции. Так, в качествесвязующихнитейпрослеживаютсяперсональнаяпреемственность,функционирование научно-исследовательской традиции и устойчивость подходовв рамках сложившихся научных школ.539Традиционно в историографии подчеркивалось, что особую роль вподдержаниипреемственностивнаукеигралатак называемая«стараяпрофессура», чье профессиональное становление пришлось на конец XIX –начало ХХ в., а активная творческая деятельность совпала с периодом социальнополитических трансформаций1175. Последовательно обосновывался и тезис о том,что механизмы трансляции традиции в постреволюционный период не былиреализованы в полную меру: возможности ведения научно-исследовательской ипреподавательской работы для «старой профессуры» были искусственнозатруднены, в первую очередь по причине ее отнесения (в силу социальногоположения до 1917 г.) к сконструированным советским государством категориямт.

н. «бывших людей» и «буржуазных специалистов». Однако, если отойти отставших традиционными представлений о влиянии политических измененийпервого постреволюционного десятилетия на положение социальной прослойкит.н. «бывших людей»1176 и рассмотрения судеб «старой профессуры» черезколлективныйпортретнаучнойгенерации,можноотметитьпестротуиндивидуальных линий вживания последних в новые политические и социальныереалии.Очевидно, что популярная в исторической науке концепция незащищенности«старой профессуры», детерминированной ее социальным происхождением ивысоким положением, занимаемым ею до 1917 г., не вполне выдерживаетСословие русских профессоров.

Создатели статусов и смыслов / Под ред.:И.М. Савельевой, Е.А. Вишленковой. М., 2013; Тихонов В.В. Московские историки первойполовины XX века: научное творчество Ю.В. Готье, С.Б. Веселовского, А.И. Яковлева,С.В. Бахрушина. М., 2012. Гл. 3, 4; Сидорова Л.А. Советская историческая наука середины XXвека: синтез трех поколений историков.

М., 2008.1176Жиромская В.Б. Советский город в 1921–1925 гг.: Проблемы социальной структуры.М., 1988; Она же. После революционных бурь. Население России в первой половине 20-хгодов. М., 1996; Добкин А.И. Лишенцы. 1918–1936 // Звенья: Исторический альманах. Вып. 2.М.; СПб., 1992. С. 600–628; Тихонов В.И., Тяжелышкова B.C., Юшин И.Ф. Лишениеизбирательных прав в Москве в 1920–1930-е годы.

М., 1998; Смирнова Т.М. «Бывшие люди»Советской России: стратегии выживания и пути интеграции, 1917–1936 гг. М., 2003; ЧуйкинаС.А. Жизненные траектории дворян в советском обществе: Ленинград, 1920–1930-х г.: Автореф.… канд. соц. наук. СПб., 2006; Alexopoulos G.

Stalin's Outcasts: Aliens, Citizens, and the SovietState, 1926-1936. Cornell University Press, 2003; Смит Д. Бывшие люди: последние дни русскойаристократии. М., 2018 и др.1175540эмпирическую проверку. Изучение биографий ученых открыло вариативностьотношения к ним политического режима и различный объем предоставляемых имтворческих возможностей. При этом жизненные траектории отдельных лиц, неукладывающиесявпредложеннуюсхему«репрессированнойнауки»,традиционно трактовались как исключения из правила и служили богатымматериалом для отдельных казуальных исследований. Выявление на первом этапеисследования совокупности таких казусов, не соотносящихся с концепцией«репрессированной науки», поставило вопрос о корректности отдельныхисториографических трактовок.

По сути, случилось то, что и должно былослучиться в нормальной (пользуясь терминологией Т. Куна) науке: при всемжелании сумма полученных новых данных не укладывалась в жесткое полеисходной концепции. Те эмпирические факты, которые при единичномрассмотрении могли трактоваться как исключения, в своей совокупностимодифицировали концепцию и заставили усомниться во многих ее положениях.Нанашвзгляд,объяснительнаястратегия«политико-идеологическойсоставляющей» в историографии применительно к истории науки 1920–1930-х гг.излишнеабсолютизирована,адействительностьбыласложнее,нежелипротивостояние принявших и не принявших победившую политическуюидеологию.При этом, безусловно, анализировать историю научного сообществаисключительно через пестроту индивидуальных биографий ученых невозможно.Сведение к казуальным исследованиям резко ограничило бы ее когнитивныйпотенциал.Привсейсубъективности,дискуссионностинаучногоструктурирующие,упорядочивающие,разнообразии,пространствавариативности,существовалиобъединяющиеегонекоторыехарактеристики:сложившаяся в сообществе система воспроизводства и ротации научных элит;положенные в основу распределения благ принципы – с одной стороны, научнойконкуренции, с другой – позиционирования ученого в научном сообществе всоответствиисзакономкумулятивногонакопленияпреимуществ(его541выражением являлось обобщающее понятие научного авторитета); и, наконец,комплекс регулятивных сдержек и противовесов – неписаных правил и этикетакорпоративного поведения (воспринимаемых научным сообществом как форма(тип) социальной связи и символической солидарности)1177.

Тем интереснее дляисследованияоказалсяпериод,когдауказанныеструктурирующиехарактеристики одномоментно оказались разрушены: вследствие отмены научныхстепеней и ученых званий, привычной системы научной квалификации и ротациинаучных кадров, многократного увеличения численности лиц, занятых в науке, засчет вовлечения новых групп научных работников, ранее в силу гендерных,религиозных, экономических, идеологических причин имевших ограниченныйдоступ не только к научной карьере, но и к высшему образованию. Висследуемый период научное сообщество существовало, по сути, в условияхотносительнойразбалансированностиинестабильности,отвечаясамоорганизацией (системой корпоративных механизмов, неформальных норм иправил функционирования) и практиками адаптации (различной степениинтенсивности) на пертурбационные перемены.

Под пертурбацией мы понимаемизменение, перестановку тех или иных элементов социальной системы с целью ееоптимизации и повышения результативной отдачи.Безусловно, сняв остроту «политико-идеологической составляющей», оценивеекакэкстерналистский,внешнийфактор,корректирующий,нонеопределяющий тенденции научного развития, мы обратились к поискуимманентных факторов, упорядочивающих каузальные, неструктурируемые,казалось бы, несводимые и частные случаи из «разбалансированной» историинаучного сообщества указанного периода. После изучения совокупности фактовперсонального,социального,юридического,экономического,культурногохарактера был поставлен вопрос: почему положение ученых отличалось отБурдье П.