Диссертация (Советское научное сообщество в 1918-1934 гг. социальный, институциональный, публичный аспекты), страница 100

Ф. Р-3316. Оп. 16а. Д. 333. Л. 9.Тесленко Ф. О заграничных командировках научных работников // Научныйработник. 1930. № 1. С. 12–17.1118Популяризировать достижения российской науки старались не только в видедокладов на ведущих научных мероприятиях. Так, в документации ВОКС была обнаруженалюбопытная переписка Русского Астрономического общества и ВОКС о популяризации заграницей работ К.Э. Циолковского за апрель 1928 г. Отмечалось, что Константин Эдуардовичбыл выдающимся самоучкой-изобретателем в области межпланетных сообщений иаэротехники.

Живя в провинции в очень стесненных условиях, этот выдающийся ученый лишенвозможности информировать научный мир о своих достижениях. На свои скудные средства ониздавал небольшие брошюрки с изложением своих работ на русском языке. Однако в западнойнауке вопрос о межпланетных сообщениях завоевал особое внимание, и даже Французскоеастрономическое общество учредило особую премию за лучшие работы в этой области, иЦиолковский мог бы стать явным претендентом на ее получение, однако в очерке, изданномэтим Обществом по обзору теории межпланетных сообщений, имя Циолковского даже неупоминается.

ВОКС принял решение прийти на помощь К.Э. и приложить старания к тому,чтобы содействовать переводу на иностранные языки его работ – на французский, немецкий ианглийский; кроме того, поместить статью о Циолковском в Информационном бюллетене,издаваемом на трех языках для осведомления заграницы о научных и культурных достиженияхСССР.

Так была издана его работа «Образование солнечной системы». ГА РФ. Ф. Р-5283. Оп. 2.Д. 40. Л. 85–91.111611175181929 г.1119 В объяснительной записке Наркоминдел отмечал, что «ОтделЦентральной Европы только в апреле месяце узнал от Комиссии по заграничнымкомандировкам, что Наркомпрос предполагает откомандировать трех ученых –Жукова, Рау и Книпович. Затем от отдела научных учреждений было полученосообщение, что на торжества обещал приехать академик Марр, находящийся воФранции, и что предполагается поездка академика Ольденбурга и профессораБоровко из Ленинграда. Кроме того, по сообщению Отдела научных учрежденийим был согласован вопрос о поездке профессора Болтенко из Одессы.

Еще занесколько дней до начала торжеств ОЦЕ (Отдел Центральной Европы – Е. Д.) незнал еще точно, кто поедет в Берлин. Наконец, ему было сообщено, чтоокончательно едут Книпович, Жуков, Ольденбург, Марр, Болтенко и Боровко. Обэтом ОЦЕ телеграфно известил Берлин. За день до открытия торжествнеожиданно выяснилось, что Ольденбург и Книпович не поедут, а фактически кначалу торжеств приехал только профессор Жуков»1120. Не приехал и Н.Я. Марр –он уклонился от командировки, отметив, что «его обещание приехать из Парижа вБерлин не носило категорического характера»1121.Этот конфуз с советским научным присутствием на важном мероприятиибыл довольно неприятным, однако он обнажал проблему – несогласованностьработы отдельных ведомств, а также неорганизованность и хаотичность самихпоездок.

К сожалению, выводы были сделаны только в отношении второгомомента. В сопровождающей разбирательство документации подчеркивалось, чтоучастие отдельных учреждений или ученых СССР в тех или иных конгрессах «неорганизовано», происходит «независимо от общей установки к той или инойстране (в связи с внешнеполитическим положением Союза), к тому или иномунаучному международному или национальному объединению». Отмечалось, чторяд научных работников, командируемых на тот или иной конгресс различнымиГА РФ. Ф. Р-3316. Оп.

64. Д. 436. Л. 27.Там же. Л. 27–28.1121Там же. Л. 28.11191120519ведомствами, выступают там разрозненно «со своей личной или ведомственнойточкой зрения, не отражающей зачастую ни положения дела, ни интересы Союзав советской науке в целом»1122. Состав же делегаций не был «идеологическивыверенным»: лица, которым одни учреждения отказывали в командировке,получали разрешение на выезд от других учреждений, а иностранцы посылалиприглашения не советским научным организациям, а отдельным ученым»1123.

Помнению составителей докладной записки, эта неупорядоченность производиладурное впечатление на иностранцев: «Командируемые лица нередко приезжают заграницу уже после открытия, а иногда и в конце работ конгресса, что создаетнеблагоприятноевпечатлениеивообщеаннулируетсмыслподобныхкомандировок»1124.Только с этого времени – конца 1920-х гг.

– в СНК СССР был поставленвопрос о необходимости согласования командировок делегаций и отдельныхученых СССР на международные и заграничные конгрессы в особой комиссии. Вее состав входили постоянные ответственные представители от Управленияделами СНК СССР, Комиссии по заграничным командировкам при НаркомпросеРСФСР, НКИД, Представительств Правительства союзных республик приПравительствеСССР.Согласительнаякомиссияопределяла1)числокомандируемых лиц на каждый в отдельности съезд, конгресс; 2) персональныйсостав командируемых лиц; 3) директивы командируемым делегациям иотдельным ученым; 4) материальные условия командировок1125.В планирование советского научного присутствия на конгрессах был внесеннеприятный регулирующий компонент, однако хаотичность в организациикомандировок не уменьшилась. Так, в отчете научного работника Б.

Токина от 17октября 1930 г. о поездке на Второй международный конгресс по изучениюклетки в Амстердам отмечалось: «совершенно ненормально, когда решение оГА РФ. Ф. Р-3316. Оп. 64. Д. 436. Л. 24.Там же.1124Там же.1125Там же. Л. 9.11221123520командировке заграницу происходит так скоропалительно, как это было с нашейделегацией. Решение о составе делегации было за 4–5 дней до конгресса, и мывынуждены были бегать по всей Москве и организовывать свой отъезд (этовместо того, чтобы в течение недель или месяца готовиться к конгрессу!).Товарищи из Наркоминдела заявляли, что они не упомнят случая, когда быученые из Советского Союза вовремя прибывали на конгрессы, съезды»1126.

Емувторил отчет научного работника Бабинского о командировке в Германию:«Командировка моя носила до некоторой степени внезапный характер: я поехаллишь благодаря тому, что к концу валютного года оставалась неиспользованнойнебольшая сумма валюты»1127.Еще одним деликатным моментом, судя по отчетам о командировках,затрудняющим работу в поездках, было отношение к советским ученым зарубежом. Однако подчеркнем, что значение этого фактора преувеличивается висторической литературе. Порой указание на недружественность обстановкибыло одним из риторических приемов: ими полнятся неудачные отчеты тех лет.Так, в откровенно провальном отчете аспиранта АН СССР Г.Х.

Богданова от 30июля 1931 г. о работе (или, точнее, о «несделанной» работе) в библиотекефинского литературного общества в Гельсингфорском университете содержатсяоткровенныештампы:«Былосовершенноневозможнопопуляризироватьдостижения советской науки. Я пытался два раза выступить с докладом, но этипопытки не увенчались успехом в силу целого ряда причин. Таким образом, ядолжен был ограничиться лишь индивидуальными беседами на тему о советскойнауке. Надеяться, что в такой враждебной атмосфере, каковой являетсяфинляндская языковедческая среда – я мог добиться успеха с моим марксистскимобщим и научным мировоззрением – это дело гиблое»1128. Напротив, кратки, емкии не содержат ни единого слова о каком-либо предосудительном отношенииГА РФ.

Ф. Р-3316. Оп. 16а. Д. 333. Л. 39.Там же. Л. 23.1128Там же. Ф. Р-7668. Оп. 1. Д. 271. Л. 18.11261127521западных коллег соседствующие с отчетом аспиранта в этом же архивном делеотчеты Н.Н. Лузина1129 и А.П. Карпинского1130.С другой стороны, выдержки из отчета профессора Шпильрейна о 9-мМеждународном съезде по психологии в Нью-Хэйвене, состоявшемся в сентябре1929 г., действительно, отмечают двойственность отношения к советскимделегатам: «…когда академик Павлов вышел на трибуну читать лекцию, съездвстал и встретил его продолжительными аплодисментами», когда же академикужурналисты задали вопрос о том, возможна ли наука при советскомправительстве, Павлов отказался отвечать на него1131.

Автор отмечает, что «былинекоторые индивидуальные разговоры, свидетельствующие о неприязненном илинастороженном к нам отношении, но они были немногочисленны»1132. В другомотчете профессор А.П. Пинкевич писал: «В Германии мне пришлось побывать в1922-26, 27, 28, 29-м годах. Отношение ко мне как к представителю СССР былонеодинаково в разные годы. В 1928 г. я с трудом получил визу на въезд, неполучил разрешения на посещение Баварии и целый месяц ждал разрешенияпосещать школы <…> бурных симпатий, которые выражались к нам в 1922 г., впоследний приезд я не наблюдал»1133. Похожее впечатление произвела и Франция:«Высшая администрация и буржуазная французская интеллигенция настроенычрезвычайно враждебно к нам, боятся нас и принимают нас у себя толькоГА РФ. Ф.

Р-3316. Оп. 64. Д. 436. Л. 5. Командировка Н.Н. Лузина в Париж с 1928 (1июля) по 1930 г. (1 сентября) была совершена на средства стипендии Рокфеллера, это вызвалокритику: в заключении Коммунистической Академии при ЦИК СССР от 28 августа 1931 г. окомандировке Н.Н. Лузина отмечалось, что отчет «содержит вполне откровенныеидеалистические положения, граничащие с солипсизмом», «реакционер в философии Лузин запоследнее время проявил себя как революционер в политике. Он отклонился от подписанияобращения : советских ученых к французским о подготовке империалистами войны в СССР …он выражает свою благодарность Рокфеллеровскому учреждению, которое предоставило емусредства, позволившие посвятить себя целиком научной работе. Наряду с этим он в оченьсдержанной форме благодарит “свое правительство” за продолжение командировки».