Диссертация (Социально-исторический процесс экологическое измерение (социально-историческая экология)), страница 8

С ее возникновением локальные экосистемные связи оказалисьразорваны, а основные экологические функции распределились в глобальной среде биосферы. Вследствие этого получение ресурсов, производство, потребление и36образование отходов оказались разделены не только в пространстве, но и во времени.Образование биосферных обществ сопровождалось формированием «нового исторического типа темпоральности» (Карнаух, 1998, с.17).

Время отделилосьот событий человеческой жизни и стало абстрактным, произвольно делимым науправляемые части. Этими универсальными условными единицами оказалосьвозможно измерять все, что угодно, и, измеряемое таким образом, все становилось просто количеством, утрачивая свойства цвета, звука, запаха, радости илигрусти, которыми время, прежде воспринимавшееся качественно, наделяло человеческую жизнь. Линейное время превратится лишь в обозначение начала и окончания того или иного вида деятельности и их последовательности.Жизнь общества, более не связанная с сельскохозяйственным трудом, перестала определяться явлениями природы, ее циклами и ритмами.

Органическоевремя не соответствовало темпоральным запросам промышленного производствас его линейными технологиями. Эта форма деятельности представляла собой цепочку постепенной и последовательной сборки предмета. Она отличалась от персонального ремесленного производства, когда мастер создавал свое изделие целиком и сразу.

В промышленном производстве циклическое время природы не годилось. Оно было не только слишком медленным и неточным, но и не соответствовало по сути характеру производства вещей, которые не воспроизводили себясами, как это делали живые существа, а, будучи извлеченными производительнымтрудом человека из небытия, разрушались, возвращаясь в небытие.Для создания материальной основы открытых обществ было необходимоорганизовать большие массы людей на согласованный труд. Это требовало обуздания природы – непредсказуемой и временами чрезмерной. Природы, окружавшей человека, и природы в самом человеке. Неслучайно большинство наиболееважных технических и социальных инструментов контроля индустриальной эпохи – прежде всего, часы и расписание – зародились в бенедиктинских монастырях, с их жесткой дисциплиной и регламентацией жизни, и уже оттуда проникли вмирскую среду.37«Нематериальность» времени позволила человеку навязывать ему собственные понятия о его долях (Crosby, 1999, р.75-76).

Желая контролировать время, человек придумал, как его измерять, представляя время гомогенным и деляего на равные и неизменные части. Но, как и с миром вещей, власть обернуласьрабством: вся жизнь общества и все стороны жизни человека оказались подчинены бесстрастной тирании механического времени.Время, отмеряемое часами, синхронизировало индивидуальные ритмы иобъединило распыленные человеческие усилия в мощный поток, созидающийпредметный мир. Деятельность общества стала внесезонной, а потому более равномерной и эффективной.

Она заняла прежде недоступные ей сегменты времени,так что даже сутки сделались более симметричными. Четкая хроноструктура иточная темпоральная организация продвинули человеческое общество далековперед. Вместе с тем для большинства людей это могло означать только то, чтополноценная человеческая жизнь навсегда будет заменена упорядоченным функционированием, темп которого задают машины и производственные процессы. Исами люди, лишенные внутренней ценности, превратятся в своего рода «железо»,части производственного механизма, близкие машинам.В жизни биосферных людей лейтмотивом стали новизна и новаторство. Поначалу просто открывая то, что можно было найти в других местах, а после –изобретая и создавая заново, эти люди взламывали границы конкретного места ификсированного времени, с их ограниченными ресурсами и возможностями.

Онивырывались из замкнутого круга локальных экосистем и вступали в широких мирбезграничных возможностей. Эпоха биосферных обществ – это время открытия ипеределывания мира. И в этом процессе человек стал создателем, дерзнувшимбросить вызов Творцу.Но человек творил грубый мир, механический и неорганический по своейсути, противоестественный и чуждый природе, а поэтому враждебный ей, во многом созданный взамен и за счет нее. В этой грандиозной перестройке планетарнойхимии люди призвали себе на помощь энергию, запасенную за миллионы лет фотосинтеза, и создали индустриально-городские экосистемы, движимые топливом.38Техническое творчество человека не могло не иметь серьезных последствий дляприроды, переделанной на молекулярном и субмолекулярном уровнях.

Глобальные системы жизнеобеспечения оказались выведенными из гомеостатичного состояния.Жизнь в искусственных экосистемах, распределение основных экологических функций в глобальной среде, отсутствие сопричастности происходящему вприроде породили опасную иллюзию независимости от естественного окружения,с его круговоротами, потоками энергии и устойчивостью. Бессознательный консервационизм экосистемных людей оказался чужд технологической культуребиосферных обществ, агрессивной, напористой, зараженной прометеевским духом. Продолжительная переэксплуатация, породившая глобальные экологическиепроблемы, вскрыла временнóе несовпадение восстановительных ритмов природыи возрастающих экономических потребностей общества (Kümmerer, 1996, р.224;Rifkin, 1991, р.43).В ходе второй экологической трансформации человек противопоставил себявсему остальному миру. Антропоцентричные воззрения на мир пронизаны дуализмом природы и культуры.

Все симпатии и все приоритеты биосферных людей– в деятельности, в мировоззрении, в отношении к людям и к другим живым существам – отчетливо обращены к неживому, механическому, рукотворному. Живое описывается и объясняется четкими универсальными законами, похожими насмирительную рубашку, обуздывающую спонтанность, буйство и разнообразиеестественного.Отношения между человеком и природой во все возрастающей степениопосредовались технологией, позволившей людям дистанцироваться от своегоестественного окружения и влиять на него (Rifkin, 1983, рр.41-42). Природа утратила внутреннюю ценность, а с ней – святость и тайну.

Вместо прежнего интимного союза, в котором человек проявлял смирение, поскольку был меньше, а природа – больше, возникло отчужденное противостояние. В отношениях, строившихся по типу Я – оно, только в руках человека природа становилась тем, чем онадолжна быть. Подходы к природе – инструментальны: она превратилась в сред-39ство для достижения человеческих целей. Выход за пределы локальных экосистембыл невозможен без завоевания природы, и люди ведут с природой войну, покоряют ее, эксплуатируют ради технического прогресса. Итогом научных исканий итехнических успехов стало создание средств, способных разрушить все живое.Биосферные общества многолюдны. Промышленное производство и коммерция позволили более высокую плотность населения, чем аграрная деятельность, а скорость естественного прироста в таких обществах выше, чем в экосистемных обществах.

Если тем и другим приходилось претендовать на одну и туже территорию или на одни и те же ресурсы, непропорциональное соотношениечисленности приводило к вытеснению традиционного образа жизни. Размер обществ увеличивался и их открытостью, размывающей границы между ними.Многолюдность – в определенных пределах – имеет явные преимуществаперед малочисленностью. Она является предпосылкой для профессиональнойдифференциации и специализации, а значит, для роста производительности трудаи создания значительного прибавочного продукта. В сочетании с увеличениемсредней продолжительности жизни многолюдность делала биосферные обществаболее эффективными в «человеческом» плане.Цепной процесс повышения производительности, расширения промышленного производства и роста численности населения вел к накоплению не толькоматериального имущества, но и знаний.

«Софт» этого периода также становитсяопредмеченным. Знания отрываются от своей прежней биологической основы ипоследовательно передаются внешним носителям. Человек перестает ценитьсякак их уникальный накопитель и источник.Печатное слово ослабило монополию определенных социальных групп назнание. Оно превратилось не только в неисчерпаемый ресурс, но и в реальную созидающую силу.

Увеличение объема знаний и информации, находящихся в распоряжении общества, повышало его адаптационный потенциал. Действительно,биосферные общества демонстрируют изумительную пластичность и способностьприспособиться к широчайшему диапазону не только экологических, но и социальных условий.40Власть над природой и власть одних людей над другими возрастали параллельно, приобретая все более завуалированные формы. В биосферных обществах– больших и анонимных – безопасность стала отождествляться с материальнымимуществом, которое вместе с деньгами и властью образовало триаду главныхсоциальных ценностей. В эту эпоху больше буквально означает лучше. Избыточность выразила новое ощущение человеческого «Я» в мире, одновременно ставспособом демонстрации общественного положения.

Накопление материальногоимущества, денег и власти в руках немногих подстегнуло приватизацию различных сред обитания и породило глубокое социальное неравенство. В глобальноммире «немногими» и «многими» становятся не только люди, но и страны.Биосферные люди научились тому, как изменять неорганический мир, но ихвлияние на живую материю оставалось ограниченным. Оно простиралось скореевширь, а не вглубь. Завоевывая, колонизируя и мигрируя, люди распространялирастенияиживотных,которыеприживалисьвподходящихприродно-климатических условиях, дополняя местные экосистемы определенными компонентами и делая их более производительными. В результате мировая биота сталагомогенной. С помощью артефактов люди сделали многие негостеприимныеуголки земного шара подходящими для жизни, а непродуктивные экосистемы –продуктивными, повысив текущие возможности среды.