Диссертация (Интроекция противоречий кризиса культуры в структуру личности), страница 13

Нарративное знание дает возможность получать позитивныедостижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать, решить,оценить, изменить. «Компетенция», сформированная в его рамках, позволяетвысказываться (совершать поступки, оценивать себя и других, приниматьнечтокакнравственнуюмудрость)всоответствиискритериями,установленными в обществе, которое образуют «собеседники знающего».В явном или неявном виде нарратив всегда апеллирует к некоторому«первоисточнику», к чему-то не требующему доказательств. Аналогия – верав Откровение: отцы церкви зафиксировали то, что является началом,безусловной основой, отправной точкой в построении «компетенции»произносить «хорошие» высказывания, какой бы сферы деятельности (иликакого бы дискурса) они ни касались.

При этом сами они поставили себя втакое положение отправителей высказывания, в котором его получателюдается право стать ре-отправителем, если последний «правильно» усвоилправила игры. Нарратив является описанием традиции, которая такжеявляется и традицией критериев, которые определяют тройную компетенцию– умение говорить, слушать и делать.65В отдельном случае о нарративе можно говорить как о метанарративе,то есть «большом повествовании», дающем тотальное повествование о мире,его смысле и целях, предназначении человека и его действиях, направленныхна продвижении в достижении цели и постижении смысла. Метанарратив ненуждается в специальных процедурах, дающих разрешение на его рассказы.Рассказнепредпринимаетпопытокпроанализироватьсобственнуюлегитимность. Равно как субъект рассказа не может быть наделен атрибутомвласти над рассказами.

Последние сами себе дают власть.Подтакоеопределениеметанарративапопадаютмногие«канонические» концепции истолкования мира: античная мифология, Тора,Коран или Библия. Данная в них экспликация предустановленного законасостоит из образов и слов, усвоение которых дает человеку определенностьсмысла. Легитимность образов и слов на универсальную трактовку смысласледует из имманентного и неотъемлемого условия существования самогорассказа: принципиального отказа от сомнения в объективности еготрансцендентного истока.В более широком контексте культура и метанарратив – явления одногопорядка; у них общие слова и образы.

Метанарратив как передаваемое потрадиции повествование о внеэмпирических предетерминантах бытия, вкоторых предустановлен смысл мира – это осуществленный рассказкультуры о самой себе. Она воплощает его не только в словах, но и вживописи, архитектуре, музыке, словом во всем том, что вместе сметарассказом составляет ее общую ткань.Новое время постепенно поставило под сомнение любой из ранеесуществовавших метанарративов, предложив в замен свои, основанные навере в науку и искусство.

В отличие от прежних, они не решали проблемусмыслового содержания мира немедленно, но исходили из уверенности, что вбудущем их средствами удастся отыскать неоспоримую и универсальнуюистину бытия. Творец истины или красоты был несоизмеримо свободнеепростого реципиента канонического метарассказа, но и он, до определенного66момента в истории, не нуждался в обращении к самому себе с вопросом осмысле мира. Его решение должно было осуществиться в процессепостижения сил, лежащих вне компетенции субъекта, будь то силы природыили принципы красоты. Творец эпохи модерна не рассматривал себя вкачестветворцасмысламира,ибоонбыл«открывателем»предуготовленного.«Главный» человек «канонического» метанарратива – духовныйнаставник, учитель, пастырь – тот, кто лучше других знает «верную» истинубытия.

В эпоху модерна, наравне с отцом церкви, «главными» дерзнули статьпоэты, художники или университетские профессора – служители великогопути познания абсолютной истины, как бы ни понималось ее гипотетическоесодержание. Несмотря на всю колоссальную разницу между «главными»людьми традиционного общества и общества эпохи модерна, их объединялонерефлексивноедовериеисходномупостулатусмысла,некоторомунеоспоримому истоку всего содержания – существующего или могущегосуществовать – поля метарассказа.

И совершенно неважно, был ли исходныйпостулат предопределен верой в то, что Космос возник из хаоса, или что Богтворит мир из ничего, или что смысл мира раскроет наука и искусство.Безотносительно к конкретике постулата, его трансцендентное место неподвергалось принципиальному сомнению. Однако параллельно процессусоздания метанарративов модерна крепло недоверие всему, что могло бынаходиться вне сферы компетенции субъекта.С возникновением в Европе XV – XVI вв. зачатков принципиальноиных «правил языковой игры», возникли и укреплялись беспрецедентныепроцессы рационализации, коммодификации и секуляризации.

Они привелик тому, что М. Вебер образно назвал «расколдованием мира». [67]. Никакиетеории уже не могли вернуть условие возникновения и ретрансляцииметарассказа.«Наивное единение» рассказывающего,слушающегоипересказывающего перестало существовать, ничто уже не подтверждалолегитимность метарассказа изнутри факта участия человека в процессе67пересказа.Вследзаэтим«право»метанарративарепрезентироватьединственно верную форму мировоззрения, стало более чем сомнительным,и на какое-то время стало казаться, что научно-техническое знание утвердилосвою «верховную» легитимность на все типы высказываний о мире.

А всетрадиционное знание поспешили объявить сказкой, вымыслом, фантазией –«детским» рассказом, в который больше не верят, став взрослыми.Современнаясоциологияопределяеттакойрезультатпроцессовмодернизации через понятие возрастающей рефлексивности – явления,основанного на непрерывном мониторинге деятельности.Последнееобуславливаеттотальноенедовериенетолькометанарративам. Метафизика точно так же, как и нарративное знание, всегдаопиралась на некое исходное доверие представлениям о предетерминантахбытия, которое принципиально не ставилось под сомнение и не требовалодоказательств.

Из него выводилось вся совокупность суждений о мире,относящихся и к его происхождению, смыслу настоящего, и даже будущего.В отличие от нарратива, в метафизике делалось это другими методами, взначительно большей степени апеллирующим к логике. Но «метафизическийконсенсус» мог состояться только в том случае, если вера в основаниесоставляла предмет явного или не явного соглашения между сторонникамитой или иной метафизической доктрины. Возрастание рефлексивностипривело к недоверию любым основаниям, и стало причиной кризиса нетолько метанарратива, но и метафизики.Вкризисевыразиласьвкультурыпромежуточнаяпереплетениифилософийформатакогоиррационализма,недоверияжизниипрагматизма. Оно «озвучило» ситуацию неопределенности смысла и в немже определилась перспектива бегства от неопределенности в заботу оповседневности. Отчаянная попытка неокантианства вернуть старый порядокв новообразованный хаос мироощущения, разумеется не могла увенчатьсяуспехом.

Но она дает нам превосходный инструментарий для более68глубокого понимания кризиса рационального мировоззрения. Дело, конечно,не в утрате «трансцендентных ценностей».Теория,трактующаякультурукаксовокупностьартефактов,производных от трансцендентных ценностей, неокантианство определилопринцип наивной дедукции смысла, осуществленный, в том числе, и внарративе. Как и всякая дедукция вообще [265, с.199], наивная дедукциясмысла всегда должна была опираться на какое-то основание. Оно не могловозникнуть иначе, кроме как через наивное доверие собственным словам оего «объективном» наличии и содержании. Иначе говоря, истина обосновании никогда не устанавливалась эмпирически, в этом один изпризнаков «наивности». Сократ верил, что его душа бессмертна и, как и вседругие души, уже побывала во внеэмпирическом истоке смысла – миреБлага. Из этого положения дедуцировалось все нравственное суждение омире.

Со временем основание получило не только качество априори, но инепреложное качество трансцендентности. И в любом случае человеческиеслова об основании воспринимались не как его причина, а как следствие,результат усвоения человеком его «откровения» о самом себе. Истина обосновании шествовала, таким образом, от основания к человеку, а ненаоборот.

Основание получило множество исторически возникших имен:«Космос», «Мир идей», «Бог», «Абсолютная идея» и т.п.Говоря общо, основание дедукции смысла получало базисное описаниев каком-нибудь центральном постулате. Безотносительно конкретикипостулата – он, обозначим его как некий постулат S, – был отправной точкойв суждении о мире бескомпромиссно и принципиально не подлежащейсомнению. Постулат S-– слово об основании пользующееся неоспоримымдоверием – предполагал и определенность выводимого из него смысла мира,и его «разумность». По крайней мере настолько, насколько были разумныпредетерминанты бытия, удостоверенные постулатом. Более того, при этомне принципиально, в какой степени метод дедукции апеллировал к логике.Важнейшей качественной характеристикой такого доверия было то, что69основание представлялось раскрытым полностью, исчерпывающе ясно.Основание S, таким образом, являлось совершенно определенным.