Диссертация (Предельный опыт в гетерологии Жоржа Батая), страница 11

Впрочем, в известном смысле такая рефлексия возможна.Например,существуютисследованияцеребральнойактивностийогов,находящихся в состоянии глубокой медитации, но такие исследованияобъясняют лишь часть феномена (его нейробиологический аспект), будучи не всостоянии адекватно запечатлеть и передать непосредственные переживаниясамого йога во всей их многогранности.

Существование подобных переживанийговорит о том, что универсум выходит далеко за пределы границ мышления,которое способно объяснить лишь часть его измерений. Мы можем утверждатьвсемогуществоразума,лишьпренебрегаязначимостьюрелигиозных,эротических и прочих переживаний, и относя их к разряду иллюзий иэпифеноменов самого мышления, однако тот вес, который они имеют в культуреи личном опыте каждого человека, не оставляет сомнений в ложности такогорассуждения.Во-вторых, если принять первое возражение относительно ограниченныхвозможностей разума, то становится очевидным, что тотальное включение52бытия в ту или иную систему мысли возможно лишь при условиигомогенизации, в ходе которой из бытия исключается все, что не вписывается всистему.

Отношения паритета между мышлением и бытием, которые являютсяединственно возможным условием истинного познания, заменяются навластные отношения, в которых разум исключает из бытия все, что он неспособен познать и систематизировать. В этой связи уместно вспомнитьХайдеггера, призывавшего «дать слово Бытию», то есть ослабить давлениесистематизации разума на разнородное бытие: «Язык есть дом бытия. Вжилище языка обитает человек. Мыслители и поэты – хранители этого жилища.Их стража – осуществление открытости бытия, насколько они дают ей слово всвоей речи, тем сохраняя ее в языке»85.

О сходстве их мысли говорит и тот факт,что немецкий философ выражал сильную симпатию к Батаю, которого онсчитал одним из немногих французских философов, работавших в одном руслес ним: «И совсем неудивительно, что в 1955 году Хайдеггер, в разговоре сЖаном Бофре, назвал Жоржа Батая самым глубоким умом современнойФранции, имея в виду, вероятно, близость своим взглядам (в частности, впониманииязыка,к“поворота”(Kehre))»86.которомуонобращаетсяименнопослесвоегоПриведенные выше возражения являются двумя основными траекториямикритики Батаем Гегеля.

В то время как немецкий философ постулируетконечную гармоничность и завершенность человека как интегральной частиАбсолютного Духа, Батай полагает в качестве основных элементов природычеловека предельную открытость, конфликт, неисчерпаемую негативность иустремление к не-знанию: «Человек не есть созерцание (лишь убегая, онобретает умиротворение), человек — это казнение, война, тоска, безумие»87. Помнению французского философа, человек не должен ограничивать себя85Хайдеггер М.

Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика,1993. С. 192.86Дорофеев Д.Ю. Саморастраты одной гетерогенной суверенности. URL:http://anthropology.rchgi.spb.ru/batay/bataiy_i1.htm87Bataille G.. L'Expérience intérieure. P. 49. (Перевод приводится по Батай Ж. Внутренний опыт. С. 74).53обретением неизменного абсолютного знания. Совершенное дискурсивноезнание для него – лишь отправная точка для достижения новых, непознанныхобластей и именно в этом непрестанном движении заключается его призвание.Создавсистемуабсолютногоидеализма,позволяющуюдостичьабсолютного знания, Гегель очертил предел, за которым лежит то, что разумнеспособен постигнуть.

Именно этот четко очерченный предел указывает намнаобластьне-знания,которуючеловекспособендостигнутьлишьвнерационально: через интуицию, озарение и вчувствование. Для того чтобыуказать на эту область Батай противопоставляет совершенству и законченностисистемы Гегеля многочисленные факты человеческого существования, которыене вписываются в систему немецкого философа.

Во «Внутреннем опыте» Батайсравнивает структуру знания со структурой глаза, в котором всегдаприсутствует слепое пятно, намекая, таким образом, на несовершенство любойсистемы знания, которая всегда оставляет что-то за скобками: «Даже внутризавершенного (безостановочного) круга незнание — это цель, а знание —средство. Когда оно начинает считать себя целью, знание гибнет в слепомпятне. Поэзия, смех и экстаз не могут быть средством чего-то другого. В“системе” поэзия, смех, экстаз суть “ничто”; Гегель спешит избавиться от них,он не знает иной цели, кроме знания. Его непомерная усталость связана, на мойвзгляд, с ужасом перед слепым пятном»88. Поэзия, смех и экстаз принадлежатобласти не-знания, поскольку, по мнению Батая, они суверенны, то естьсуществуют как самоценные вещи и не могут быть присвоены разумом вкачестве элемента системы рационального знания, в которой каждая частьимеет строго определенное место и функцию.

Далее, если абсолютно истинноезнание – это круг, а всякая попытка познания начинается от не-знания и идет отнего к знанию, то замкнуться такая система может лишь на не-знании, в слепомпятне которого достигнутое знание гибнет. Так, Батай подчеркивает, чтопознание никогда не может быть окончательным, поскольку существуют88Ibid. P. 130. (Там же. С. 206).54принципиальнонеприсваиваемыевещиивсякоеновоезнаниелишьперекраивает границы, которые пролегают между ним и областью рассудочнонепознаваемого. Не-знание вызывает ужас, потому что развенчивает иллюзиювсемогущества познавательных способностей человека, указывает на теявления и переживания, которые человеку неподконтрольны.Таким образом, для Батая система Гегеля предстает как рукотворнаястена,отгораживающаячеловекаотистиныегоразума.Этастенасимволизирует собой тщетную попытку представить разум совершенныминструментом познания, который лишен каких бы то ни было изъянов: «Гегель,воображаю себе, коснулся крайности.

Он был молод и думал, что сходит с ума.Воображаю даже, что он разрабатывал систему, чтобы убежать (несомненно,всякое завоевание является делом рук человека, бегущего какой-нибудь угрозы).В конце концов, Гегель доходит до удовлетворения, поворачивается спиной ккрайности. Казнение в нем умирает. Если ищешь спасения, это еще ничего;если продолжаешь жить, нельзя быть уверенным, надо продолжать себяказнить. Гегель в жизни выиграл спасение, убил в себе казнение, искалечилсебя. От него осталось лишь топорище, современный человек»89.Диалог с Гегелем является важнейшим источником мысли Батая,несмотря на то, что философия Батая формировалась во многом вопреки мыслиГегеля, а не в соответствии с ней.

Любопытно, что другой современныйфранцузский мыслитель-деконструктивист – Жак Деррида характеризуетотношение мысли Батая к мысли Гегеля как «невоздержанное сообщничество(une complicité sans réserve)»90. По мнению Деррида, Батай прекрасноразбирался в философии Гегеля и использовал гегелевские концептуальныесхемы и понятия («диалектика раба и господина», «снятие», смерть какабстрактная негативность) в своих работах, что в известной степени делает егогегельянцем. В то же время Батай не просто заимствует эти концепты и идеиIbid. P.

56. (Там же. С. 86).Derrida J. De l'économie restreinte à l'économie générale, un hegelianisme sans réserve // L’écriture et la difference.Paris: Seuil, 1967. P. 371.558990или подвергает их реинтерпретации. Он как будто подменяет ряд понятийабсолютного идеализма таким образом, что они выскальзывают со стабильныхпозиций, занимаемых ими в системе, образуя новые хаотичные взаимосвязи.Данная операция обнажает в системе абсолютного знания то слепое пятно незнания, о котором речь шла выше. Иными словами, Батай показывает, чтокаждое философское понятие, сколь бы строгим оно ни было, не принадлежитвсецело области знания, поскольку в любой момент может соскользнуть вбездну не-знания91.

Примерами такого смещения являются вводимые Батаемпонятия «суверенность» и «суверен». На первый взгляд, их мало что отличаетот соответствующих понятий у Гегеля – «господство» и «господин». Однако, вто время как «господство» отсылает к безраздельному владению чем-либо, а«господин» – к фигуре властвующего и подчиняющего, «суверенность»означает радикальную свободу, отсутствие каких-либо привязанностей испособность действовать, руководствуясь исключительно личной волей.Господин включен в сложную систему отношений с подневольными, чтопрекрасно проиллюстрировано в IV главе «Феноменологии духа» «Истинадостоверности себя самого», посвященной описанию диалектики раба игосподина. Суверен же – свободный субъект, а суверенность, по мысли Батая,доступна каждому и достигается непредсказуемо и случайно, вырывая человекаиз гомогенной системы социальных отношений, то есть системы, в которой онзанимает подневольное положение в социальном механизме, выполняя четкоопределенную функцию, определенную не им самим.

В дихотомии господство \суверенность первое понятие симметрично порядку и разуму, тогда как второе –трансгрессии порядка и аффекту (тождественному не-знанию).О значении философии Гегеля в творчестве Батая говорит еще одинисследователь – американский философ Бенджамин Нойс, полагая, что во всехработах, написанных французским философом, можно обнаружить следы егоострой полемики с мыслью немецкого мыслителя: «Может статься, что все его91Ibid.

P. 373.56тексты после этой встречи могут быть прочитаны как продолжающийся инеистовый диалог с непомерной силой Гегеля»92.В частности, это влияние обнаруживается в понятии внутреннего опытаБатая, толкуемого им как опыт непосредственного и внерационального незнания. Отчетливая фиксация места, занимаемого не-знанием в полечеловеческого опыта, была бы невозможна без представления об абсолютномзнании как его противоположности: «Удовлетворение достигается тем, чтосуществовавший проект знания дошел до своих целей, исполнился, что нечегоболее открывать (по крайней мере важного). Но эта кругообразная мысльдиалектична.