Диссертация (Предельный опыт в гетерологии Жоржа Батая), страница 9

Ницше был примером яркого и живого мышления, однакоего идеи остались бы для Батая разрозненными всполохами, осмыслить иразвить которые не представлялось возможным, если бы не знакомство с ЛьвомШестовым на курсах китайского и русского языков в 1922 году в Высшей школевосточных языков67. Интересно, что Шестов не только был единственнымпреподавателем истории философии для Батая, показавшим место Ницше вистории мировой мысли, но и сам разработал философскую концепцию,которая во многих чертах была схожа с идеями немецкого мыслителя. Шестовбыл сторонником антисистемности и иррационализма, тяготел в своихпроизведениях к литературно-художественной форме, противопоставляя еестрогому философствованию, которое, по мнению русско-французскогомыслителя, ограничивало мысль и лишало ее живой подвижности.6667Ницше Ф.

Веселая наука. С. 261.О влиянии Шестова на понимание Ницше Батаем см. Surya M. Georges Bataille: An Intellectual Biography. P. 58.42§ 3. Лев Шестов. Адогматическая вера и религиозный экстаз.В начале 1920-х гг. Батай познакомился с русским философом-иммигрантом Львом Шестовым, который открыл Батаю мир русскойлитературы и стал его первым учителем в области истории западнойфилософии68.Творчество русского философа условно можно разделить на два этапа –литературно-критическийифилософский.Напервомэтапеонпротивопоставляет живого литературного героя научным и философскимабстракциям, проводит критику рационализма и метафизики. На втором этапеШестов начинает интересоваться верой как источником подлинной картинымира и обращается к описаниям религиозных переживаний таких философов итеологов, как Плотин, Мартин Лютер, Блез Паскаль.В своих литературно-критических статьях Шестов одним из первыхоткрываетбогатейшиефилософскиересурсырусскойлитературы,живописующей переживания потерянного в мировом порядке человека и темсамым закладывает фундамент для экзистенциализма.Знакомство с творчеством Ницше производит на него не менее сильноевпечатление, чем на Батая.

В работе «Афины и Иерусалим» (1938) Шестовразрабатывает дихотомию эллинского и библейского в культуре, которая вомногом напоминает дихотомию аполлонического и дионисийского, введеннуюНицше.Эллинскоеначалоявляетсядлянегосистематизирующиминаправленным на поиск вечной истины, которая замкнула бы универсум раз инавсегда, сделав его всецело прозрачным, понятным и законченным. Ведь еслидлячеловеческогопознаниянеостаетсянеизведанныхобластей,точеловечеству некуда и незачем двигаться. Библейское начало отсылает к живойвереинепосредственномупереживанию,неограниченномуразумомчувственному опыту.

В его творчестве разум выступает как сила, котораястремится описать весь мир в строгих законах и замкнуть наше существование68Фокин С. Л. Философ-вне-себя. Жорж Батай. С. 17.43в однородном, структурированном и неизменном универсуме. Откровение жеведет к разнородной и постоянно изменяющейся реальности: «Огромность,несравненная чудесность и вместе с тем ни с чем не сообразнаяпарадоксальность, точнее, чудовищная нелепость библейского откровениявыходит за пределы всякой человеческой постижимости и допускаемыхвозможностей»69.Любопытно, что в творчестве Шестова критика христианства необорачивается, как у Ницше, безапелляционным отказом от данной религии,которая, по мнению немецкого философа, является уделом немощных ислабоумных:«Христианствовзялосторонувсехслабых,униженных,неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержаниясильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, таккак оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные,ведущие к заблуждению, как искушения»70.

Шестов пристально изучал работысредневековых христианских мистиков, в попытке найти у них ту самую живуюи адогматическую веру, которую утратила рациональная теология его времени.Это сближает его с Батаем, в работах которого обнаруживаются попытки найтисвободные от церковных догм описания божественного бытия и единения с ниму средневековых апофатиков. Однако если Батая, как и Ницше, христианство, вконечном счете, отталкивает своей приверженностью идее спасения иограниченнойморалью,тоШестовнаходитвнеммощныеистокичеловекупотокуиррациональной энергии – веры. Причем вера для него предполагает не простобезусловноеподчинениенекоемунеподконтрольномубожественной мощи, а альтернативный способ познания, позволяющийдостигать действительную разнородную и абсурдную реальность, всегдаускользающую от систематизирующего разума: «Всю жизнь он утверждал, чтоШестов Л.И. Афины и Иерусалим // Шестов. Л. Сочинения в двух томах.

М.: Наука. Вопросы философии,1993. Т. 1. С. 335.70Ницше Ф. Антихрист // Ницше Ф. Ecce Homo. Антихрист. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. С. 131-132.4469открыть реальность можно только верой, и никогда не принадлежал ни к однойконфессии»71.Сильноесходствомеждуфранцузскимирусскиммыслителемобнаруживается в том пути, который избирает Шестов для разрешенияпроблемы экзистенциальной тревоги. Причину ее возникновения он видит внеоднозначности и неопределенности человеческого существования в эпоху,когдатрадиционнаярелигиознаятелеологияоказываетсяслишкомрационализированной и консервативной для адекватного выражения конечныхцелей человеческого существования, а иные способы выражения этих целей(скажем, экзистенциализм) только начинают зарождаться. Разрешить тревогу,по мнению Шестова, способна лишь искренняя вера, которая является для негоне только способом познания, но и дорогой к религиозному экстазу, в которомчеловек лишается оков разума, а вместе с ними и экзистенциальной тревоги.

Помысли Шестова, «вера не только не может, она не хочет превратиться в знание.Смысл и таинственное содержание веры, о которой рассказывается в Св.Писании, в том, что она непостижимым образом освобождает человека изтисков знания и что знание, связанное с падением человека, может бытьпреодолено только верой»72. Вместе с тем Шестов прекрасно понималпроблематичность такого решения, поскольку экстаз недолговечен, а знания,полученные в его переживании, невозможно адекватно передать.Здесь очевидна преемственность между идеей веры Шестова и идеейвнутреннего опыта у Батая, поскольку у последнего внутренний опыт такжевыступает в качестве спонтанного переживания человеческого существованияво всей его многогранности. Данное существование, как и у Шестова,амбивалентно и не поддается строгому познанию средствами разума. Его можно«познать» только иррационально, через внутренний опыт. Более того, Батай, каки Шестов в вере, видит во внутреннем опыте определенный способ познания иосвобождения7172человекаизклеткиразума,которыйАхутин Л.

В. Одинокий мыслитель // Шестов Л. Сочинения в двух томах. Т. 1. С. 6.Шестов Л.И. Афины и Иерусалим. C. 556.45принуждаетегопоследовательно выстраивать свою личность как проект, отказываясь отспонтанного, аффективного действия, от следования своим подлинныминтересам, откладывая жизнь «на потом». О противоборстве с личностнымпроектом73 он говорит следующим образом: «существует какая-то близостьмежду: беззаботностью, щедростью, потребностью бросить вызов смерти,суматошной любовью, непреходящей наивностью, с одной стороны, и волейстать добычей неизвестности — с другой.

В обоих случаях дело идет об однойи той же потребности в беспредельной авантюре, об одном и том жеотвращениикрасчету,кпроекту(кпоблекшим,постаревшим лицам “буржуа”, их осторожности)»74.преждевременноНеобходимо добавить, что фигура Шестова в творчестве Батая важна нетолько и не столько как теоретический источник его собственных идей, но какобразец определенного духа философствования, которому Батай будет верен доконца жизни. При этом между ними существовал ряд разногласий, существенноограничивших их общение всего тремя годами (с 1922 по 1925)75. Сам Батайназывал причиной разрыва чрезмерно серьезное отношение Шестова кфилософии и его пиетет к философской классике, который был чуждбунтарскому характеру французского философа: «Он философствовал исходя изДостоевского и Ницше, что меня очень привлекало.

Но очень скоро возниклоощущение, что я решительно отличаюсь от него в силу этого сокровенногонеистовства, которое несло меня все дальше и дальше. Все-таки я его ценил, онже был просто вне себя из-за моего безмерного отвращения к философскимкнигам»76. Биограф Батая Мишель Сюриа говорит о том, что Батай лукавит,желая внушить читателю представление о себе как о человеке, который всегдабыл непримирим по отношению к конвенциональным и академическимБатай критиковал разделяемое экзистенциалистами убеждение о том, что человек должен сознательновыстраивать свою личность как проект.

По его мнению, в проекте будущее имеет приоритет над настоящим, чтолишает человека возможности реализовывать себя здесь и сейчас, порабощает его.74Bataille G. L'Expérience intérieure. P. 34. (Перевод приводится по: Батай Ж. Внутренний опыт. С. 50).75Surya M. Georges Bataille: An Intellectual Biography. P. 57.76Bataille G. Conférences (Notes) // Œuvres complètes VIII. PP. 561-562.