Диссертация (Образ государства как предмет политического дискурс-анализа), страница 12

93.66ны друг от друга и выступают друг для друга в роли порождающих иотражающих структур: в образе конденсируется опыт использованиязнака, а практика использования знака, в свою очередь, ограничиваетсяопытом, сконденсированным в образе.Идея множественности семиологических систем высказывается нетолько Роланом Бартом. В социальной семиотике Гюнтером Крессом идругими авторами выработана концепция мультимодальности131, врамках которой развивается мысль, что процесс выработки смысловвсегда происходит в нескольких различных модальностях (письменнаяречь, устная речь, изображение, видео и др.)132.

Кроме того, обсуждается теория двойного кодирования (dual coding), предполагающая сосуществование двух отдельных, но взаимосвязанных систем, ответственных за обработку вербальной и образной информации.133 При обсуждении категории образа в литературоведении, а также при анализе понятия художественный образ также высказываются идеи о его многоаспектности.134131Kress G.

Multimodality. — London; New York: Routledge, 2010; Jewitt C.Technology, Literacy and Learning: A Mullimodal Approach, — London: Routledge,2006; Kress G., Leeuwen T. van. Multimodal Discourse, — London: Edward Arnold,2001; Bezemer J., Kress G. Writing in Multimodal Texts: A Social Semiotic Account ofDesigns for Learning // Written Communication. — 2008. — Vol. 25, N 2. — P. 166195; и др.132Bezemer J., Kress G. Writing in Multimodal Texts: A Social Semiotic Account ofDesigns for Learning // Written Communication.

— 2008 — Vol. 25, N 2. — P. 171;133Pavio A. From Mental representations: A dual coding approach. — New York: OxfordUniv. Press, 1986; Goetz E.T., Paivio A., Sadoski M. A Critique of Schema Theory inReading and a Dual Coding Alternative // Reading Research Quarterly.

— Vol. 26, N4. — 1991. — P. 463-484; и др.134Напр.: «Художественный образ — способ и форма освоения действительности вискeccтве, всеобщая категория художественного творчества. […] Семантика русского слова «образ» удачно указывает на а) воображаемое бытие художественногофакта, б) его предметное бытие, то, что он существует как некоторое целостноеобразование, в) его осмысленность ("образ" чего?, т. е. образ предполагает свойсмысловой прообраз)». (Роднянская И. Художественный образ // Философская энциклопедия. Т.

5. — М.: Советская энциклопедия, 1970. — С. 452-453.)67Важно отметить, что идея множественности семиологических системэто не лингвистическая теория, а концепция, имеющая гораздо болееширокое поле применения и могущая применяться для описания действительности вообще — во всех ее аспектах, связанных с обменоминформацией. М. В. Ильин, исходя из идеи о многослойности действительности, выстраивает иерархию ее ступеней, восходящую от чистойматерии к чистой информации через серию актов означивания (Рисунок 4).Рисунок 4.

Информационно-семиотическая номенклатура ступенейдействительности.135Для предложенной нами двухсистемной схемы образа также возможноее соотнесение с действительностью. В образах, поскольку они накапливают в себе именно смыслы, специфические для тех или иных дискурсов, а не для языка в целом, проявляют себя всевозможные социальные контексты. В случае с образом государства такими контекстамиоказываются факты политической действительности.Для предложенной общесемиотической модели образа возможно135Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии.

Часть 1. — М.: МГИМО,1995. — С. 111.68наполнение ее предметным политическим содержанием, что позволяетперейти от общей модели образа к модели образа государства в политической действительности (Рисунок 5).Имя государстваКонцепт государстваЗнак государстваЯвление государства(фактыдействительности)Образ государстваРисунок 5. Образ государства как элемент политической действительности.При такого рода предметной спецификации в роли образного означаемого выступает фактура политической действительности и именно онаосаждается в образном означаемом образа государства.

Международный статус государства и структуры взаимодействия, в которые оновключено, оценки, выражаемые по поводу государства, и идентитарныеотношения, выстаиваемые в отношении него, а также прочие элементыполитической действительности, связанные с государством, — всё этоотражается в его образе. Исследование политических дискурсов и, вчастности, исследование образов государств в них оказывается по этойпричине задачей именно политологического характера.69§2.2. Семиотика повествовательных текстовИндуцируемая на знак роль образного означающего накладывает ряддополнительных ограничений на его использование, обусловленныхдополнительными конвенциями, характеризующими тот или иной дискурс. И суть этих конвенций может быть уяснена только в том случае,если при исследовании образов мы выйдем за пределы их грамматического описания и дополним его описанием дискурсологическими.Если вести речь о текстах на естественных языках, то это означает, чтов нашем аналитическом инструментарии должны быть средства, позволяющие описывать текстовые объекты, более протяженные, чем однопредложение.136 Однако речь идет не просто о количестве слов в рассматриваемых фрагментах и не об определенных знаках препинания,обозначающих их границы.

Говоря об объектах, которые больше, чемодно предложение, мы имеем здесь в виду не размер объекта, а масштаб его рассмотрения.Можно представить себе и дискурс, состоящий лишь из одного предложения, но и для него рассмотрение возможно будет в двух различныхмасштабах. С одной стороны, оно может быть описано как отрезок речи на определенном языке, в котором реализуются определенные законы, этому языку присущие.

С другой стороны, о нем возможно будетрассуждать, например, как о повествовательном тексте, состоящем изопределенных сюжетных элементов, присущих тому или иному жанру,и определенным образом выражающем своего автора.При дискурсологическом описании исследователь ставит перед собойзадачу выявления не тех законов, которым подчиняется язык в целом, а136Барт Р.

Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. – М.: Прогресс, 2000. –С. 199–200.70конвенций, действующих лишь в определенных социальных обстоятельствах. В этом и состоит разница между масштабами описания.В настоящей работе мы предлагаем использовать базовые положениесемиотики повествований в качестве теоретической основы при решении методологической задачи выработки инструментария для анализадискурсивных образов государств.Начать обсуждение схем анализа повествовательных текстов имеетсмысл с вопроса о том, какие тексты мы можем отнести к категорииповествовательных. И ответ на него можно обнаружить в плоскостидискурсивной синтактики.

С синтактической точки зрения, повествовательным мы можем назвать такой текст, в котором преобладающим типом связей между смысловыми элементами являются связи временны́е.При этом временны́е связи могут дополняться и обычно повсеместно(достепенисмешения)дополняютсясвязямипричинно-следственными.137Для понимания специфики семантических единиц, составляющих повествования, необходимо еще раз обратиться к вопросу об уровнях семиотического анализа и отметить, что для каждого из уровней характерен собственный набор единиц и правил их сочетания. При этом междусобой уровни находятся в отношениях иерархического подчинения, ини один из уровней не способен самостоятельно порождать значения.Любая единица уровня, будь то уровень семантики, синтактики илипрагматики, получает смысл только тогда, когда входит в состав единицы более высокого уровня.138 При этом между элементами могут су137Тодоров Ц.

Поэтика // Структурализм: «за» и «против». — М.: Прогресс, 1975. —С. 79-80.138Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. – М.: Прогресс, 2000. –С. 201; Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – C. 132.71ществовать два вида отношений: дистрибутивные (синтагматические)— между элементами одного уровня — и интегративные (парадигматические) — между элементами разных уровней.139Как и всякий другой уровень, уровень семантики, рассмотренный вмасштабе целостного повествования, располагает своим специфическим набором единиц.

При этом важным вопросом оказывается проблема выявления такой семантической единицы, которую можно былобы считать элементарной по отношению к повествованию как целому.Таким образом, встает задача поиска атомарных единиц сюжета (эпизодов), которые, прирастая, обеспечивали бы его продвижение вперед.Проблема поиска такого рода единиц была поставлена еще Александром Веселовским, русским историком литературы, предшественникомрусских формалистов.

И он предлагал называть такую единицу мотивом, неформально определяя ее как «формулу, отвечавшую на первыхпорах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку»140. Пример мотива для Веселовского — это, например, фраза:«Змей похищает дочь царя».Однако уже В. Я. Проппом понимание мотива, использовавшееся Веселовским, было подвергнуто критике. По мнению Проппа, предложение,сообщающее о похищении царской дочери, не является простейшими,поскольку содержит в себе по крайней мере четыре более мелких элемента: «змей», «похищение», «дочь», «царь».141 Предпринимая собственную попытку определить элементарные повествовательные единицы, Пропп вводит дополнительный критерий их отбора, связанный спонятиями постоянства и вариантности.

При этом, однако, ему прихо139Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – С. 134.Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989. — С. 301.141Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. — М.: Лабиринт, 2001. — С. 15.14072дится отойти от обсуждения универсальных категорий изучения повествований и сосредоточиться на элементах, специфических для определенного жанра — русской волшебной сказки.142 По результатам анализа — для Проппа в случае в похищением царской дочери постоянным и простейшим элементом повествования оказывается «вредительство». При этом похищение выступает лишь одним из вариативныхслучаев этого постоянного элемента и может заменяться, например,вампиризмом или иными действиями, ведущими к исчезновению. Конкретные акторы, включенные во «вредительство», также могут меняться — вместо змея может фигурировать Кощей, вместо царя — царскийсын, вместо царской дочери — сестра, невеста, жена или мать и т. п.143Впрочем, как уже отмечалось, пропповское разделение на постоянныеи вариативные элементы оказалось возможным лишь при рассмотренииодного конкретного жанра и не давало на выходе набора универсальных единиц, подходящих для любого повествовательного текста.