Диссертация (Эго-документы русской эмиграции XX века - на материале публикаций журнала «Возрождение» (Париж, 1949–1974)), страница 13

Как утверждает Варшавский, «молодые таких книгписать не могли — старого русского быта они не знали. Только от старших онислышали рассказы о прежней, вечной, воображаемой, разрушенной революциейродимой Трое, гибель которой они видели детьми. В этом отличие ихэмигрантского опыта от опыта отцов. Они не участвовали в круговой порукесвященных обще-эмигрантских воспоминаний»184. С другой стороны,воспоминания отцов зачастую несли в себе мифологему «утраченного рая», чтоне могло разделяться выросшим в эмиграции поколением, хотя оно иподвергалось воздействию эмигрантского быта, несшего в себе это свойство на182Коряков М. Из дневника публициста // Возрождение.

1960. № 105. С. 89.Ренников А. Рыцарь правды (Юлий Федорович Семенов) // Возрождение. 1955. № 42. С. 101.184Варшавский В. Указ. соч. С. 173.18362метафизическомуровне.ПомнениюН. В. Летаевой,притакомметафизическом общении с Россией «ностальгическая память об утраченнойродине жила в душе каждого, кто помнил ее до революции. Эти воспоминанияпозволяли жить в единении со всем тем святым, великим, прекрасным ивечным, чем была в сознании изгнанников Россия.

И такое общение быловажным для русских беженцев»185. В то же время писатель Р. Гуль полагает, чторусские люди в эмиграции жили более-менее благополучно только потому, чтоу них как-то не было времени «задуматься о том, как страшно это нашебезвоздушное существование, как страшна всегда всякая эмиграция, азатянувшаяся на полвека — в особенности <…> Нас спасает — как это нибанально звучит — только духовная связь с Россией <…> с той вечной Россией,которой мы — сами того не сознавая — ежедневно живем, которая непрестанноживет в нас и с нами — в нашей крови, в нашей психике, в нашем душевномскладе, в нашем взгляде на мир»186.Поэтому можно предположить, что преобразующая душу творческаяпамять заполняет собой художественное пространство писателей русскоголитературного зарубежья, признанных и малоизвестных.

«Нахождение внеродины, в свою очередь, стимулирует воспоминания, которое обожествляетбылое как утраченное» 187 , что уже отмечалось ранее. При этом ощущениеотчуждения в душе эмигранта, а тем более художника, оказываетсяквинтэссенцией переживаемой им горечи одиночества. «Именно поэтомунеприкаянностьоборачиваетсясподвижничеством,атаковоередковостребуется социумом, даже литературным»188, — уточняет Резник.При этом, верно подмечает Полторацкая, читатель должен был ощущатьневыразимую тоску по покинутой (без сомнения, навсегда) Родине, когда читал,185186187188Летаева Н. В. Указ.

соч. С. 15.Гуль Р. Одвуконь: Советская и эмигрантская литература. Нью-Йорк: Мост, 1973. С. 170.Резник Э.Р. Указ. соч. С. 72.Там же. С. 108.63скажем, такие строки: «...России — конец. Да и всему, всей моей прежнейжизни тоже конец. Даже если и случится чудо и мы не погибнем в этой злой иледяной пучине! Только как же это я не понимал, не понял этого раньше?»189Этот рассказ (Бунин И.А. «Конец») написан Буниным сразу после отъезда изРоссии в 1921 г., а к эго-документам «второй волны» относятся произведения,увидевшие свет в послевоенные годы.

Хотя ими могут считаться и«запоздалые» работы авторов «первой волны», появившиеся в послевоенныегоды, прежде всего потому, что пришло время воспоминаниям, итогам жизнитого поколения, что уехало из страны в первые пореволюционные годы.Именно на закате жизни и творческого пути создавались такие мемуары. Иименно они переполнялись мотивом теперь уже безвозвратно утраченного. Поменьшей мере, безвозвратно для того, уходящего на покой, поколения.

Вкачестве примера можно привести «Воспоминания» Бунина, опубликованные виздательстве«Возрождение»(Париж,1950).Правда,предрекалось(Ст. Иванович), что «через некоторое время заряд истощится, и они вынужденыбудут замолчать. Молодые авторы, России не знающие, не смогут прийти им насмену, и тогда эмигрантская литература прекратит существование»190. И, каквидим на примере послевоенных издательств («Издательство имени Чехова»,«Посев», Ymca-Press и др.) и литературной периодики («Возрождение»,«Новый журнал», «Новоселье», «Мосты» и др.) подобное произошло, но далеконе в тех масштабах, о которых писал Ст.Иванович. И по сей день появляютсянеопубликованные ранее мемуары, добытые из запыленных кладовых, забытыесреди вороха бесчисленных бумаг потомками тех, кто, понимая и чувствуябезвозвратную утрату Родины, пытался хотя бы на бумаге воссоздать ее облики тем самым дать себе успокоение.

Так, после войны 1939-1945 гг. становятсядоступными книги, которые писались для узкого круга, для себя, для своих189190См.: Полторацкая С.В. Указ. соч. С. 44.Цит. по: Демидова О. Р. Указ. соч. С. 206.64близких, семьи, но по разного рода причинам, в том числе, по причинеисчерпанности темы и материалов, нашедшие свое место у издателей лишьпозднее, в конце 1940-х и в 1950-е гг. В качестве такого примера можно назвать«Воспоминания» П. Л.

Барка, написанные в 1930-е гг., но изданные в журнале«Возрождение» лишь в 1955-67 гг. Верно выразился об этом философБ. Вышеславцев: «И вот на склоне жизни, на далекой чужбине, “пришедше назапад солнца, видевше свет вечерний”, хочу вспомнить свет утренний, хочусогреть золу на алтаре отцов»191.Как таковая “вторая волна” вспоминала зачастую годы Второй мировойвойны, совсем недавнее прошлое. К таким произведениям относятся очеркирассматриваемого в настоящем исследовании М. Боброва, эмигранта военныхлет, а также мемуары Л. Норд о маршале Тухачевском. Были и воспоминаниямолодых, «подстарков» (как их именует Г. Струве) — авторов, до того никогдане писавших, выросших в эмиграции, а то и родившихся за границей.Некоторые из них еще помнили Россию, но даже если и не помнили, то, влюбом случае, на чужбине чувствовали себя изгнанниками: «В этом их отличиеот последующих эмигрантских поколений.

Но воспоминаний о России у нихслишком мало, чтобы ими можно было жить. В этом их отличие от поколенийстарших»192. К таковым можно отнести уже упоминавшиеся мемуары-очеркиЯконовского, а из опубликованного в «Возрождении» — заметки А. Думбадзе.Хотя,помнениюВаршавского,«апологетическаябелогвардейскаяпублицистика, журналы и газеты вроде “Возрождения” и “Часового”, даюттолько поверхностное, условное и несколько лубочное представление о душеэмигранта-белогвардейца»193. Однако это как раз с литературоведческой точкизрения наиболее интересно и занимательно, так как позволяет выявить синтез191192193Вышеславцев Б. Тайна детства // Возрождение.

1955. № 46. С. 56.Варшавский В. Указ. соч. С. 17.Там же. С. 27.65художественного и документального. Пусть это будет хотя бы «лубочное»представление о душе, но все же метафизическое размышление, в отличие отидеологизированнойсоветскойлитературы.ОтомженапоминаетО. Р. Демидова, когда говорит, что «предметом эмигрантской литературыявляется человек, его душа, его внутренний мир; предметом советской —новыйкоммунистическийпреимущественнодуховный;этнографический»194.194быт;Демидова О. Р. Указ.

соч. С. 201.интерессоветскойэмигрантской—сугуболитературыидеологический—и661.3. Место и значение периодикив общественно-культурной жизни русского зарубежьяНеобходимо отметить, что хотя русская журналистика вне метрополиизародилась еще задолго до Октябрьских событий 1917 года (из таковыхдолгожителей достаточно назвать «Новое русское слово», выходящее с 1910года в Нью-Йорке, и много других эмигрантских изданий), в рамках нашегоисследования под периодикой русского зарубежья понимается исключительнота периодическая печать, которая издавалась после первой массовой волныэмиграции из России.

А это произошло именно во время и после Гражданскойвойны. В рамках нашего исследования этот период еще более сужен допубликаций, имевших место после Второй мировой войны. Но в качествеосновы, так сказать, зарождения послевоенной печати, нужно рассматриватьименно послеоктябрьскую периодику.Творческая жизнь русского рассеяния отразилась в периодической печатимногихевропейскихразнообразныхгородов:журналахиежедневныхбюллетенях.иСредиеженедельныхнихбылигазетах,издания,удовлетворявшие разные литературные и эстетические вкусы, выражающиеразличные политические направления, ориентированные на многообразиепрофессиональных интересов, просто информационные и развлекательные.Именно журналистика наиболее полно отражала общественные запросыдиаспоры, служила организующим центром для политических и общественныхсил, сформировавшихся в среде русских эмигрантов. Она явилась отражением ихранилищем зарубежной русской литературы, русской культуры.

Ведь, повыражениюЕ. Ефимовского,«пресса—одновременноизеркалосуществующего и указатель для лучшего будущего»195. В каждом органе печати,достаточно продолжительное время выходившем в русском зарубежье,195Ефимовский Е. Сотый номер «Возрождения» // Возрождение. 1960. № 100. С. 27.67оформлялись свои политические идеи, литературные мнения, общественныевзгляды. Поэтому систематическое исследование литературной периодикирусской эмиграции — одна из наиболее актуальных задач изучения русскойкультуры.Уже в начале 1920 года в Париже возникают газеты «Последние новости»и «Общее дело», а также первый толстый журнал «Грядущая Россия», вкоторых с самого их зарождения приняли участие практически все скольконибудь известные писатели, уже находившиеся к тому времени за границей.

«В1920-1922 годах русские газеты вырастали повсюду как грибы. Но и жизнь ихбыла грибная, короткая. В одном 1920 году, по данным, по всей вероятности, неполным, возникло 138 новых русских газет, в 1921 году — 112, в 1922-м — 109.К концу 1923 года из ранее возникших прекратилось 180, но свыше 100продолжало выходить. В одном Берлине разновременно возникло 58 русскихгазет и журналов <…> Самыми крупными из выходивших вне Францииежедневных газет были “Руль” в Берлине и “Сегодня” в Риге»196. По словамписателя Ренникова, в Китае издавалось настолько много русских газет, чтоприходилось почти по газете на каждую беженскую семью 197 . Несколькорусских газет выходило и в Берлине, но все же он был больше известенневероятным количеством русских издательств.

Так, берлинский «Вестникрусского книжного рынка» в июне 1922 г. информировал о перепроизводственовых русских книг 198 , результатом чего был тот факт, что уже в 1926 г. вГермании русских книг вышло больше, чем немецких199. А когда в июле 1934 г.в Париже прошла «Неделя дешевой книги», то 3700 посетителей приобрели196197198199Струве Г. П. Указ. соч. С.

30-31.См.: Алексинская Т. Эмигрантская печать и писатели-эмигранты // Возрождение. 1957. № 70. С. 34.Перепроизводство // Вестник русского книжного рынка. Берлин. 1922. № 4. С. 1.Гуль Р. Я унес Россию // Новый журнал. № 134. Нью-Йорк, 1978. С. 104.68свыше 14 тысяч русских книг200. Благодаря этому начинанию, в 1935 г.