Диссертация (Эмигрантский период в жизни и творчестве Льва Тихомирова), страница 11
Описание файла
Файл "Диссертация" внутри архива находится в папке "Эмигрантский период в жизни и творчестве Льва Тихомирова". Документ из архива "Эмигрантский период в жизни и творчестве Льва Тихомирова", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "история" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве МГУ им. Ломоносова. Не смотря на прямую связь этого архива с МГУ им. Ломоносова, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой кандидатскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени кандидата исторических наук.
Онлайн просмотр документа "Диссертация"
Текст 11 страницы из документа "Диссертация"
Именно в этот период Тихомиров приходит к идее создания широкой национальной партии. «… Я бы с большой охотой видел возникновение кружка со здоровым (созидательным и антитеррористическим) направлением. Мне нужно создать партию серьёзную, которая могла бы сделаться силой в стране, партию правящую», - записывает он в дневнике от сентября 1887 г. Интересно, что, не смотря на всю ущемлённость и ограниченность собственного положения, Тихомиров себе самому вынужден был признаться, что не может просто так отказаться общественно- политической деятельности. «Я – ничто, нуль, - отмечает Тихомиров в этот период времени, - Я существо даже уже пришибленное. И в то же время я не могу отказаться от желания серьёзно, глубоко влиять на жизнь. С чистой совестью я мог бы совершенно отказаться от общественной деятельности, но раз уж ею заниматься, то заниматься серьёзно» 180.
8 октября 1887 г. Тихомиров с семьёй возвращается в Париж и поселяется на Avenue de Maine (около предместья Монруж). Позже
177 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 390.
178 Там же. С. 245.
179 Там же. С. 422.
180 Там же. С. 246-247.
Тихомиров отметит в своих воспоминаниях: «Начался новый четырёхлетний курс моей жизненной школы. Ни один из городов, Ни Москва, ни Петербург, не имел такого глубокого влияния на мою внутреннюю эволюцию, как Париж» 181. Приехав в Париж, Тихомиров понимает, что, фактически уже порвав со своим революционным прошлым, он остался один в идейном смысле.
Из среды политических эмигрантов, за исключением Павловского, не было никого, кто бы поддерживал его новые взгляды. Да и Павловский вряд ли мог составить команду с Тихомировым: не смотря на приятие революционного мировоззрения, и многостороннее развитие, он, в отличие от Льва Александровича, не нуждался в положительной программе. Ощущение интеллектуального одиночества всё больше начинает угнетать его. Так, в дневнике от 30 ноября 1887 г. Лев Александрович записывает: «В личной жизни пустота ужасная. Ни привета, ни радости. Какое-то жуткое, тоскливое чувство. Одиночество. Хочется облегчить душу – негде. Один и один. И чувствуешь сам, как становится хуже, а, кажется мог бы ещё жить, мог бы, может быть, и сделать что-нибудь. Страшно за будущее! Иногда я спокоен и чувствую какое-то странное утешение, когда думаю, что одна секунда, одно движение пальца может навсегда освободить от всякой гадости и тяжести. Но это редко. Я всё ещё боюсь смерти, и иногда хочется жить, безумно хочется. Вообще паскуднейшее состояние. Чем-то это кончится!» 182. Тихомирову стало очевидно, что без выхода за пределы эмигрантской среды нет пути для развития. «Вообще значительная часть моего времени в Париже, - отмечал Тихомиров позже, - уходила на знакомства с людьми той среды, в которой мне приходилось жить и действовать» 183.
Тихомиров начинает работать в качестве корреспондента в легальных французских и русских заграничных печатных изданиях: «Санкт-
181 Там же. С. 403.
182 Воспоминания Льва Тихомирова. М.; Л., 1927. С. 186.
183 Тихомиров Л.А. Тени прошлого. М., 2000. С. 400.
Петерурских ведомостях» и «La Revue Franco-Russe» (10 января – 27 апреля 1888 г.). В результате, Лев Александрович оказался в эпицентре французской политики. «Эта работа, поставившая меня в соприкосновение с массой лиц, живых, настоящих политиков, журналистов, артистов, деловых людей и т.д., - вспоминал Тихомиров, - давала мне особенное наслаждение проверкой моих взглядов. Великое дело - реальная жизнь! Что такое какой- нибудь Жеган Судан? Бульвардье, карьерист и в конце концов жулик. А сколько ума, сколько человеческого показал он мне, может быть, сам того не зная. Политику я понял тогда раз навсегда, после 1/2 лет профессионального наблюдения палаты» 184.
Именно в этот период, сформировался тот взгляд Тихомирова на политические порядки «просвещённой» демократической Европы, который он развивал в поздней публицистике. Уже в письме Александру III Тихомиров писал: «Чрезвычайную пользу в этом отношении я извлёк из личного наблюдения республиканских порядков и практики политических партий. Нетрудно было видеть, что самодержавие народа, о котором я когда- то мечтал, есть в действительности совершенная ложь и может служить лишь средством господства тех, кто более искусен в одурачивании толпы. Я увидел, как невероятно трудно восстановить или воссоздать государственную власть, однажды потерянную и попавшую в руки честолюбцев» 185. Представляется, что именно опытное изучение политической жизни Франции впоследствии склонило Тихомирова к признанию достоинств русской монархической власти.
Как говорилось выше, изменение своих взглядов Тихомиров не скрывал в личных контактах с революционной интеллигенцией, пытаясь тем самым воздействовать на своё окружение, сформировать
184 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 392.
185 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 302.
«антиреволюционную группу» 186. Однако, помимо личного общения, Лев Тихомиров неоднократно делал попытки публично выступить со своими взглядами. Так, ещё летом 1886 г. была написана статья для «Вестника Народной воли», в которой Тихомиров открыто высказал своё критическое отношение к деятельности революционной партии в целом, и террору в частности, указал на необходимость культурной работы. Статья была не пропущена редакцией, предпочитающей замалчивать реальные взгляды бывшего идеолога «Народной воли».
Поскольку революционная цензура не пропустила исповеди Тихомирова, вторую попытку Лев Александрович предпринял на страницах предисловий, написанных к его легальным книгам. В январе 1888 г. в Женеве вышла книга «Заговорщики и полиция», 20 февраля Тихомировым составлено новое предисловие ко второму изданию «России политической и социальной». В предисловии к книге «Заговорщики и полиция» Тихомиров выделяет в два направления в русском общественном движении: «одно – намечавшее развитие и усовершенствование личности как средство возрождения России, второе – мечтавшее призвать народные массы к сознательной политической жизни, убеждённое, что эти массы смогут создать справедливый общественный строй». Эти два течения Тихомиров характеризует как последователей двух философских школ: Вольтера с его культом индивидуальности и Руссо, отстаивающего участие массы народа в сознательной политической деятельности. Второе течение, по мысли Тихомирова стало господствующим после 1874 г., после смычки пропагандистов с рабочими. Это было начало эпохи народничества. «В народе открыли столько положительных качеств, что доходили буквально до благоговения перед ним» 187.
Неудачи движения в народ привели к попыткам запугать правительство путём террористических актов. К 1879 г., в результате неудач народничества, на базе «якобинизма» возобладала новая идея «политического заговора во имя государственного переворота». Террористическая деятельность, хотя и сохранялась, но, по мысли Льва Александровича, лишь компрометировала
«главную цель, поставленную партией» (Народной Волей) в 1879 г. Идея политического заговора с целью государственного переворота сближала, по мысли Тихомирова с народом и обществом, террористическая же деятельность, напротив, замыкала партию себе. «Для переворота необходимо было иметь ближайшим помощником либералов, армию и рабочих. Надо было стать, так сказать, национальной партией», - пишет Тихомиров.
«Весьма вероятно, - резюмирует Тихомиров, - что, если либералы оказались бы тогда способными поддержать в революционерах эту идею союза и если сами революционеры были пропитаны сильнее духом государственного переворота, правительство было бы уже свергнуто или доведено до необходимости широких уступок» 188.
Развивая эти взгляды во втором предисловии к «России политической и социальной», Тихомиров идёт дальше, углубляя критику русской интеллигенции в целом, указывая на её интеллектуальную незрелость и неадекватность требований и как следствие отрицательное влияния на действия самого правительства. «Человек нашей интеллигенции, - пишет Тихомиров, - формирует свой ум преимущественно по иностранным книгам. Он, таким образом, создаёт мировоззрение чисто дедуктивное, построение чисто логическое, где всё очень стройно, кроме основания – совершенно слабого. Благодаря мировоззрению такого происхождения у нас люди становятся способны упорно требовать осуществления неосуществимого или даже не имеющего серьёзного значения, а в то же время оставлять в пренебрежении условия капитальной важности». В качестве образчика
188 Там же. С. 15.
отрицательного влияния незрелой политической мысли на правительство Тихомиров приводит сравнительную характеристику крестьянской реформы николаевского и последующего александровского времени. Лев Александрович указывает на прогрессивный характер и сугубую практичность реформы государственных крестьян, проведённую графом Киселёвым в противовес реформам 1861 года, когда «с 1858 по 1861 год наговорено было бесчисленное множество фраз, начиная от свободы и кончая социализмом», «чтобы кончить дезорганизаторской реформой 19 февраля» 189.
Как и следовало ожидать, заявления Тихомирова вызвали бурю возмущения в эмигрантской среде. В марте 1888 г. в Париже появляется брошюра «Революция или эволюция» Н.С. Русанова подписанная, «прежние товарищи Тихомирова по деятельности и убеждениям». До непосредственного прочтения текста брошюры Тихомиров получает информацию о возникновении письменного протеста со стороны эмигрантов.
«Был у Бельского; он болен и на днях уезжает в Швейцарию, - отмечает Тихомиров 14 марта (27 марта по стар. ст.) 1888 г. на страницах дневника. - Рассказывал: эти господа написали на меня протест и носят для подписей. Всё это от имени якобы «старых народовольцев»; но по здешней жидовской манере «старые народовольцы» будто бы подписей не напечатают, а вместо того Лавров контрасигнирует, что, дескать, авторы сего произведения суть действительно «старые народовольцы»… Комики!» 190.
«Парижский протест» со вступительной статьёй Лаврова преследовал несколько целей. Основная цель была откреститься от «независимых убеждений» Тихомирова191. Политические эмигранты, не без основания, боялись влияния Тихомирова на революционную молодёжь в России, в
189 Тихомиров Л.А. Россия и демократия. М., 2007. С. 26.
190 Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 269.
191 Русанов Н.С. Революция или эволюция? Париж, 1888. С. 1-2.
представлении которой Лев Александрович продолжал оставаться идеологом
«Народной воли». Общий тон записки акцентировал внимание на
«неожиданности» метаморфозы Тихомирова: иначе как можно было объяснить присутствие в рядах революционеров ярого противника самой революционной партии? Именно эта позиция, выбранная эмигрантами, вызвала наибольшее негодование у Льва Александровича, который рассчитывал на более честную дискуссию. Впоследствии Тихомиров писал в статье «Несколько замечаний на полемику эмигрантов»: «К сожалению, мои противники именно отказались от добросовестного рассуждения. Они избрали иную систему. Они стараются изолировать меня, достигнуть того, чтобы меня не слыхали, не читали. В этом смысле поставлена на ноги вся их
«партийная дисциплина». В полемике же они оперлись на распространение выдумок и клевет, перешедших все пределы того, что я мог себе представить» 192.
Во-вторых, в записке была сделана первая попытка отбиться от критики Тихомировым террора. До настоящего момента все стрелы, запускаемые Львом Александровичем против террора, за неимением ярких оппонентов, способных противостоять Тихомирову, тонули в молчании. В записке была сделана слабая попытка «оправдать» террор, используя логику самого же Тихомирова времён 1881 г., когда составлялось письмо Исполнительного комитета Народной воли заграничным товарищам, в котором указывалось «ограниченная» сфера применения террора193.
В целом, многие взгляды Тихомирова эмигрантам казались раскрытыми достаточно поверхностно, и поэтому ему предлагали «прямо и откровенно изложить свою позицию по этим вопросам» 194.
192 Несколько замечаний на полемику эмигрантов // Тихомиров Л.А. Россия и демократия. М., 2006. С. 62.
193 Русанов Н.С. Революция или эволюция? Париж, 1888. С. 1-2.
194 Там же.
28 апреля (15 апреля по стар. ст.) 1888 г. появляется пасквиль «По поводу одного предисловия», подписанный от имени «группы народовольцев», который Тихомиров получил 25 мая (12 мая по стар. ст.), как раз в тот день когда закончил работу над брошюрой «Почему я перестал быть революционером». Больше всего Тихомирова возмутило то, что авторы сознательно идут на ложь в отношении периода эволюции его взглядов, тем самым пытаясь представить изменение его взглядов не результатом длительной интеллектуальной работы, а следствием его непомерных амбиций и безответственности перед прежними товарищами. «Человек, семнадцать лет державшийся мнений, - пишут авторы, - основанием которых является убеждение в необходимости революционного пути общественной деятельности в России, и тем не менее, в конце концов, переменяющий их, такой человек не может ручаться за прочность новых своих мнений, обдумывать и проверять которые он мог всего несколько месяцев» 195.
«…Авторы, - пишет с возмущением Тихомиров на страницах дневника в тот день, - уверяя меня в измене, цитируют (в доказательство моего революционизма в 1886 г.) «Заявление товарищам и читателям» из № 5