12 июля 1886 г. Лев Александрович перебирается вместе с семейством на дачу в предместье Парижа Le Raincy, в место жительства своего издателя. В тоже время наступил долгожданный для Льва Александровича период относительной независимости от дел политических, когда он смог предаться интеллектуальной работе «Перебравшись в Le Raincy, - вспоминает Лев Александрович, - мы чувствовали себя в бодром настроении переселенца, заброшенного в отдалённую пустыню. Начали устраивать свои апартаменты,

¹⁶⁰ Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 313.

¹⁶¹ Там же. С. 238.

просиживали дни в саду, под ормами, гуляли. Я расположил свой кабинет внизу и стал работать. Саша сразу стал чувствовать себя лучше». Удалённость от Парижа способствовала тому, что Тихомирова достаточно редко навещали «парижские знакомые», и Тихомиров, в свою очередь, рассчитывал сформировать новые полезные для него связи. «Я также рад был, - вспоминал он, - поселиться в месте жительства моего издателя. Думал, что через него заведу знакомства с французами. Я же интересовался ими вообще, а в частности, ввиду необходимости жить французской литературной работой» ¹⁶². Не смотря на резкое ухудшение материального состояния, Лев Александрович, всё-таки с благодарностью вспоминает этот отрезок своей жизни.

Летом же 1886 г. Тихомиров предлагает в «Вестник Народной воли» статью, содержащую его новые взгляды, «с резким отрицанием террора и с требованием усиления культурной работы». По мнению Тихомирова, Россия

«находится в самом обыкновенном, так сказать, нормальном состоянии, а революционные партии - в расстройстве. Такое несоответствие должно объясняться лишь ошибками программы партии». «Идея террора, - утверждал Тихомиров в статье, - со всех сторон сузила и обесплодила идею революции, замкнула её дело в небольшом слое «своих» людей (слишком часто нелегальных), а потому помешала партии превратиться в широкое общественное движение». В итоге Тихомиров приходил к выводу, что «не уединяться, не отстаивать своё должна бы партия, а, напротив, сливаться с Россией» ¹⁶³.

Статья была отвергнута редакцией. В результате новые идеи Тихомирова, хотя и вызвали протест, но лишь в узком кругу, широкой аудитории эта проявившаяся уже в 1886 г. метаморфоза Тихомирова осталась неизвестна. В итоге, это искусственное замалчивание вылилось в бурный

скандал в эмигрантских кругах, когда те же идеи Льва Александровича были изложены уже не отдельной статьёй в революционном органе печати, а на страницах предисловия к его книге «Россия политическая и социальная», как бы «между делом» (за что упрекали его современники) только 20 февраля 1888 г.

В ещё большей мере революционная цензура проявила себя в августе 1886 г. В связи со своим удалённым пребыванием от Женевы Тихомиров попросил Лаврова написать вместо него сообщение о прекращении выпуска

«Вестника народной воли». Однако вместо простого заявления о прекращении «Вестника Народной воли» Лавров написал от имени Тихомирова «ярую статейку», декларирующую открыто революционный настрой автора, хотя сам Пётр Лаврович прекрасно знал, что Тихомиров давно не придерживается такой точки зрения (ведь именно он не принял статью последнего с критикой террора). «Все окружавшие нас знают, - вспоминает Тихомиров, - как недоволен был я этим и как бранил эту не только ярую, но и глупую заметку, когда увидел её в печати» ¹⁶⁴. И тем не менее, в августе 1886 г. вышел последний 5-ый номер «Вестника» со статьёй, отражающей эволюцию взглядов Льва Александровича. В очерке «Как живётся в России» Тихомиров приходит к выводу, что «в жизни народной, в жизни больших социальных слоёв России движение революционное заметно тем меньше, чем ближе к ним присматриваемся» ¹⁶⁵. В ночь на 20-21 ноября 1886 г. произошёл разгром типографии агентами Рачковского, который подвёл окончательную черту под делом «Вестника Народной воли».

Характеризуя эволюцию своих взглядов в 1886 г., Тихомиров вспоминает: «Не сразу я отверг всё. Сначала я отбросил самое очевидно глупое, т.е. такие нелепости, как терроризм, анархизм» ¹⁶⁶. Впоследствии,

¹⁶⁴ Там же. С. 55.

¹⁶⁵ Цит. по: Пайпс Р. Лев Тихомиров: революционер поневоле / Неприкосновенный запас.

№4 . М., 2010. С. 145.

разделяя революционный период своей жизни на три фазиса, Лев Александрович третий – называл фазисом «мечтаний о государственном перевороте путем заговора с резким отрицанием террора и с требованием усиления культурной работы (эпоха кончины “Народной воли”)» ¹⁶⁷. Позже сам Тихомиров находил в этом периоде своего развития много противоречий, поскольку, идя всё дальше по дороге отрицания ошибок своего революционного прошлого, в его мировоззрении сочетались подчас взаимоисключающие представления. До начала 1887 г. для Льва Александровича неразрешимым оставался вопрос о положительном начале, в соответствии с которым следовало теперь выстраивать жизнь. «Вообще отрицал я в революции почти всё, даже иногда всё, - вспоминал впоследствии Тихомиров. - Но что же делать? Что есть положительного? Вот был вопрос тяжкий <…> Мне невозможно было отрешиться от того, что жизнь имеет более глубокий смысл, а, стало быть, есть и для отдельного человека иная роль, иная деятельность. Где она, в чём? Я долго оставался социалистом, хотя и с прорехами» ¹⁶⁸.

Подводя итоги 1886 г., Тихомиров делает неутешительные выводы:

«Год кончился самым печальным образом. Все последнее время живём, можно сказать, подаяньем. Работал ужасно много, кидался во все стороны и не заработал ни гроша…» ¹⁶⁹ В таком мировоззрении Тихомиров пришёл к зиме 1886 г. С июля 1886 по январь 1887 гг. в дневнике Льва Александровича нет ни одной записи. Зима 1886-1887 года окончательно перевернула мировоззрение Тихомирова в сторону отвержения революционной идеи. «… Той зимы я никогда не забуду. Ей я обязан всем, во мне она произвела полный переворот, и весну я встретил новым человеком» ¹⁷⁰, - сообщает Тихомиров в своих воспоминаниях.

¹⁶⁷ Тихомиров Л.А. Россия и демократия. М., 2007. С. 32.

¹⁶⁸ Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 339.

¹⁶⁹ Там же. С. 240.

Таким образом, начиная с 1884 г. происходят события, которые приводят к крушению последних надежд Тихомирова на возрождение

«Народной воли», сначала конфликты в редакции с Лавровым по поводу основной линии «Вестника» и неудачи самого журнала в целом, потом неудачные переговоры с «молодыми народовольцами», пропагандирующими вопреки увещаниям Тихомирова аграрный террор, аресты основных революционных деятелей в России. Приезд в 1885 г. Баха и других революционных деятелей окончательно убеждает, что нужно искать новых путей. Чёткой программы действий у Тихомирова пока ещё не было, однако появилось понимание, что причины неудач партии нужно искать в действиях самих революционеров, а не во внешних факторах, связанных с усилением репрессивных мер русского правительства. Меняется отношение Тихомирова к России, в ней он начинает искать источник исцеления революционного движения от той внутренней гнили, которая неизбежно приводила его к разложению. Постепенный отход от политической жизни и написание книги

«Россия политическая и социальная» становится для Льва Александровича попыткой основательно разобраться в происшедшем.

§ 3. Новые взгляды (1887-1888).

В начале 1887 г. атака заграничной охранки шла по нескольким направлениям. Важнейшей задачей было разрушить политический авторитет Тихомирова. Так, в январе 1887 г. в газете «L'evenement» появилась статья

«Нигилисты», в которой искусственно раздувались разногласия между эмигрантами и Львом Александровичем. В это же время прокламация, в которой от имени «молодых народовольцев» содержался призыв «Положить конец бесконтрольному владычеству Тихомирова» ¹⁷¹. Ещё позже появилась

¹⁷¹ ГАРФ. Ф. 102. Д-3. 1887. Д. 69. Л. 26.

брошюра брошюры «Исповедь нигилиста», в которой в образе революционера Скорогнилова, изображённого в гротескной форме была сделана попытка изобразить Тихомирова. Отдельные меры тайной полиции были направлены на разрушение авторитета партии «Народная воля» в эмигрантской среде. Так Тихомиров сообщает о появлении письмо Куна и Грюна к Лаврову с признанием, что они ограбили типографию, подложных заявлениях партии в «Journal de Geneve» и «Cri du Peuple». Работала полиция и над дискредитацией личной и семейной жизни Тихомирова. Так, появляется гектографический листок, в котором Тихомирова обвиняют в убийстве, а его супругу в прелюбодеянии¹⁷². Рачковский хвастливо докладывал Дурново: «Итак, никогда не досягаемый прежде революционный авторитет, окруженный ореолом цареубийства, низведен мною на степень обыкновенного проходимца, над которым теперь издевается вся эмиграция и который совершенно теряет среди нее свое исключительное значение. Путем принятых мною мер, я довел вначале Тихомирова буквально до бешенства, которое вскоре затем сменилось полным упадком как умственных, так и физических сил...» ¹⁷³

1-2 февраля 1887 г. был нанесён повторный удар по типографии, после того как Тихомиров выпустил последний номер «Вестника». «Таким образом, совершенно изъяты из обращения все средства для народовольческой пропаганды, над которыми усиленно трудился тихомировский кружок со дня эмиграции Тихомирова из России» ¹⁷⁴, - указывал в донесении Рачковский. «О, Франция, - записывает Тихомиров в своём дневнике в марте 1887 г. по поводу действий тайной полиции, - действительно тоска берёт, когда думаешь, что достаточно назваться шпионом русским, чтобы пользоваться неприкосновенностью, и чтобы каждый боялся как-нибудь ненароком не зацепить бы такую священную

¹⁷² Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 242.

¹⁷³ ГАРФ. Ф. 102. Д-3. 1887. Д. 69. Лл. 15-16.

¹⁷⁴ ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Д. 100. Л. 35.

нынче особу!». В этот период Лев Александрович всё больше начинает понимать, что просто так в покое его не оставят и что даже легальная литературная работа во Франции будет сопряжена для него с большими сложностями. «Боюсь, что моя книжка не будет иметь успеха, - записывает Тихомиров в дневнике от 8 апреля. - Пожалуй, замолчат её. Французы так льнут к России, что предпочтут молчать о книге, которая писана хотя и не прямо против русского правительства, а всё же неприятна ему» ¹⁷⁵.

Льву Александровичу становится очевидно, что для проведения своих новых взглядов ему нужны единомышленники. На первых порах Тихомиров надеялся найти таких людей в своей среде. Тихомиров вспоминал: «В отношении эмигрантов тоже принял твёрдую линию; не выступая ещё с громогласной, публичной антиреволюционной пропагандой, я всем, с кем сталкивался, говорил свои мнения, критиковал их, присматриваясь, на кого можно будет опереться, чтобы образовать, как мне тогда мечталось, группу, т.е. среду людей антиреволюционных». Надо сказать, иногда Тихомирову это удавалось. К Льву Александровичу периодически приезжала революционно настроенная молодёжь из России. Таким образом была им «обращена» Вандакурова Федосья Васильевна, «здоровенная, краснощёкая сибирячка» из Барнаула, которая приехала «искать света» у легендарного Тихомирова. По началу «расхолаживающие» речи» Тихомирова показались ей

«необыкновенными» и Вандакурова стала внимательно относиться к его советам¹⁷⁶. Однако, через некоторое время в дело вмешались эмигрантские круги. «Компания Лаврова, Полонской и т.д. затащила её к себе, - вспоминает Лев Александрович, вооружила против меня, усиленно притягивала к своему делу. В виде последней реакции Вандакурова сошлась сошлась с ними, стала к ним ходить на все собрания, на их болтовню. Но она уже была «испорчена». Через месяца 1 1/2 они ей окончательно внушили

¹⁷⁵ Там же. С. Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 242-243.

¹⁷⁶ Там же. С. 352, 385, 388.

отвращение, и она сразу бросила старое <…> Я посоветовал ей подумать о своей легализации, и она – о ужас! – отправилась в консульство» ¹⁷⁷.

Питал надежды Тихомиров по поводу Русанова, с которым он проводил много времени в дискуссиях вокруг социологических и экономических вопросов. 23 сентябре 1887 г. Тихомиров записывает в дневнике: «Был Русанов с Е.И. Толковали. Положительная сторона государственной политики, как я её изложил, с грехом пополам одобряется. Но моё отрицательное отношение к террору вызвало возражения» ¹⁷⁸. Позже Тихомиров вспоминал, очевидно, с сожалением: «Для меня искания закончились тем, что я стал на органическую, эволюционную точку зрения. Русанов же не хотел отрешиться от революционной точки зрения» ¹⁷⁹.