Диссертация (Эмигрантский период в жизни и творчестве Льва Тихомирова), страница 14

В целом, все же Тихомиров получал гораздо больше критических упрёков с разных сторон, нежели одобрений. Всё это сказывалось на общем душевном состоянии Льва Александровича, измученного ожиданиями своей участи. 24 октября он отмечает в своём дневнике: Если государь не считает возможным меня простить, - ipso facto он считает меня подлежащим наказанию. Признавая себя подданным, я не могу не подчиниться воле царя. Остаётся, значит, лишь отдаться в руки русской администрации: явиться в Россию и – пусть арестуют. Но что делать с семьёй? Я полагают, попрошу для них позволения возвратиться в Россию, и тогда пусть Катя с Сашей едут к матери, а я отдаюсь в руки консульства» ²³¹.

С прошлым было разорвано, Тихомиров нуждался в новом круге общения. Лев Тихомиров, безусловно, находил поддержку внутри своей семьи, но нужны были идейно близкие люди во внешней среде. Большую роль в формировании новых взглядов Тихомирова на Россию и православную церковь оказало семейство Эшен, в котором Тихомирову довелось вести уроки для детей. Позднее Тихомиров вспоминал: «Сама m- me Эшен была русская, из хорошей аристократической семьи Чебышёвых. Ещё маленькой её отдали во французский пансион в Париже, где она и выросла, каким-то чудом не обращённая в католичество<…> Полуофранцуженная, она, однако, всей душой тянулась к России. Уже в пансионе она влюбилась в m-r Эшена, замечательного в нём красавца, и вышла за него замуж <…> Она потом, уже после меня, перетащила мужа совсем в Россию, и её маленькие барышни действительно вышли замуж за русских<…> Часто m-me Эшен оставляла меня завтракать, и тут у нас происходили оживлённые беседы». Отношение мадам Эшен к России

²³⁰ Там же. С. 289, 290.

²³¹ Там же. С. 313.

естественно передавалось и Тихомирову, тем более, что именно в этот период времени воздух был наполнен идеей русского-французского сближения и звезда русского императора Александра III горела ярко как некогда. Патриотический настрой совмещался в семействе Эшенов с монархическим настроением. Тихомиров вспоминал, что в одной из бесед имел неосторожность неаккуратно выразиться о царе, на что получил следующий ответ: «У нас, у русских, правило: относиться к Царю с благоговением, какой бы он ни был, способный или неспособный». Так она мне сразу указала, чтобы я у неё Царя не смел касаться. «Для настоящих русских, как Чебышёвы, Царь и Россия – неразделимы». Естественно такая ортодоксальность и искренность подкупали Тихомирова, привыкшего только к критике или насмешкам в адрес русского правительства и царя. Более того, Тихомиров указывал, что «в первый раз познакомился» с церковью именно

«благодаря семейству Эшен» ²³².

Другое важным событием, повлиявшим на формирование нового мировоззрения Тихомирова, стало знакомство со пророссийски настроенной французской писательницей Жюльеттой Адан. «Переписка с Новиковой, работающей для русско-английского сближения в Лондоне, и с госпожой Ж.Адан, ярой пропагандисткой русско-французского союза, действовавшей в Париже, во многом способствовала формированию нового политического мировоззрения Тихомирова, постепенно приобретшего чёткие промонархические черты. Влияние этих двух особ способствовало и выработке им дальнейших практических шагов, которые в итоге и привели его обратно в Россию» ²³³.

Ещё в начале 1887 г. при помощи Павловского состоялось знакомство Тихомирова с Ольгой Алексеевной Новиковой, сестрой известного славянофила генерала А.А. Киреева. А в октябре 1888 г. между ними

начинается переписка. Новикова имела широкие знакомства и связи в России. Её знали Т.Калейль, М.Нордау, А.С.Суворин, Леонтьев, К.П. Победоносцев, Катков. Жила она в Англии, сотрудничала в «Московских ведомостях» и «Русском обозрении». 26 октября Тихомиров записывает в своём дневнике: «У меня завязалась настоящая переписка с Новиковой: прелюбопытная личность. По-видимому, она тоже заинтересовалась мною»

²³⁴. Новикова стала впоследствии настоящим ангелом хранителем Льва Александровича.

В начале 1888 г. Павловский познакомил Тихомирова с одним из крупнейших издателей в России – редактором «Нового времени» Сувориным. 6 марта 1888 г. Тихомиров получил ответ Суворина о возможности сотрудничества («не прочь дать ход таланту, откуда бы он ни шёл»)²³⁵. Тихомиров рассчитывал через официальный орган проводить свою новую программу. Свои взгляды он излагал редактору и в личной переписке, однако, практической результата из этих планов не вышло.

Письма Тихомирова к Новиковой и Суворину в самый тягостный для него период, период ожидания своей участи от русского правительства, отражают, с одной стороны, процесс окончательного оформления нового мировоззрения Тихомирова, а с другой – показывают нарастающий скептицизм в отношении консервативных сил в России. Интересно, что эта коллизия будет определять взгляды Льва Александровича на протяжении последующего периода апологии монархии в России. Силы защитников монархии, по Тихомирову разобщены, в отличие от сил революционных. Не случайно ещё 24 октября 1888 г. в письме Новиковой Тихомиров указывает на то, что «в конце-концов людям русским, людям устроения следовало бы также сплачиваться, как сплачиваются люди расстройства» ²³⁶.

²³⁴ Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., 2003. С. 313.

²³⁵ Там же. С. 316.

²³⁶ РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Д. 746. Л. 2-2об.

Лев Александрович был убеждён, что с революционным движением можно бороться только развитием идей. В этом отношении, монархический лагерь в целом пребывает в пассивном состоянии. «Я уже несколько раз слышу… что я говорю вещи известные, - пишет Тихомиров в письме к Новиковой 2 декабря 1888 года, - Ах, боюсь, что это не достаточно известно! Неужто в России уже исчезло космополитическо-либеральное направление? Я что-то не слышал. Я что-то не видел дельных ответов Соловьёву, который проделал в наше время совершенно чаадаевскую штучку. Я не вижу, чтобы русская интеллигенция достаточно энергично поддерживала разные добрые начинания. Я не вижу в нынешней литературе большой работы национальной мысли, не вижу ни Аксаковых, ни Данилевского, ни Каткова, ни даже хоть бы Аполлона Григорьева» ²³⁷. Тихомиров считал, что подлинные апологеты монархии смогут явиться только тогда, когда в России интеллигенция вновь станет национальной. Западными идеями заражены не только революционеры, но и русская интеллигенция в целом. Так, в письме Суворину от 16 ноября 1888 г. Тихомиров писал: «Суть моих самых пламенных желаний составляет развитие в России национальной интеллигенции, без которой Земские соборы могут попасть в руки людей вредных, не понимающих, что они губят свою страну. Мы – я очень хорошо вижу это здесь – глубоко пропитаны идеями, которые считаются передовыми, а на самом деле составляют лишь заразительный продукт социального разложения» ²³⁸.

Эта слабость консервативного лагеря, неспособность его к живой самостоятельной мысли и самозащите проявлялись, по мнению Тихомирова, и по отношению к нему лично. Ещё будучи заграницей Тихомиров чувствовал недоверие к себе и к своим идеям со стороны сторонников русского правительства (это хорошо видно на примере П.И. Рачковского). 19

²³⁷ Там же. Л. 66-66 об.

²³⁸ Бухбиндер Н.А. Из жизни Тихомирова (по неизданным материалам) // Каторга и ссылка. М., 1928. № 12. С. 63.

ноября 1888 г. Тихомиров жаловался в письме Новиковой: «Неужели люди русской Истории, русского Царя, - не могут себе представить, что их дело, их идеи могут кого-нибудь искренне привлечь? Неужели они так уверенны, что искренне, по совести, и без расчётов можно делаться только революционером? Это ужасно, Ольга Алексеевна, уверяю Вас, это подавляет и обескураживает» ²³⁹.

С более глубоким пониманием отнёсся к Тихомирову император. 10 ноября 1888 г. на докладе Директора департамента полиции графа Толстого о возвращении Тихомирова Александр III одобрил возвращение Тихомирова, оставив свою резолюцию: «Это утешительный факт. Что предполагаете вы ему отвечать? Отталкивать его не следует, он может очень пригодиться» ²⁴⁰.

10 декабря 1888 г. в русском посольстве Льву Александровичу было сообщено, что он помилован с отдачей под надзор полиции на 5 лет. 11 декабря 1888 г., вернувшись из посольства, Тихомиров сразу пишет письмо Новиковой: «Самое главное: Государь меня простил, - совершенно, лишь с отдачей под надзор на пять лет. У меня до сих пор голова не на месте. Да, Ольга Алексеевна - совершенно простил, и я теперь легальный человек, после 10 лет нелегальщины, русский подданный!» ²⁴¹ Помилование Тихомиров ослабило нарастающий в октябре-ноябре скепсис последнего в относительно восприятия его идей в России. Неслучайно Александр III станет для Тихомирова на всю живым воплощением национальной России и путеводной звездой в его деятельности в качестве монархического публициста.

Осыпанный градом критики, Тихомиров, естественно, не имел возможности отвечать каждому в отдельности. Не отвечать же совсем было

²³⁹ Два письма Льва Тихомирова к Ольге Новиковой // Эхо: Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. М., 2000. Вып. 3. С. 107-109.

²⁴⁰ ГАРФ. Ф. 102. Д-3. 1888. Д. 545. Ч. 1. Л. 54.

²⁴¹ РГАЛИ Ф. 345. Оп. 1.Д. 746. Л. 75.

не в духе Тихомирова, поскольку для него особенно было важно, какое влияние он сможет оказать на молодёжь в России. Поэтому Тихомиров решил написать разъяснительную записку о возникшей перепалке с эмигрантами. 28 декабря 1888 г. он отправил Суворину (на дом) статью

«Несколько замечаний на полемику эмигрантов» с просьбой разместить статью в «Новом времени». Статья, однако, так и не вышла в этом издании, по всей видимости, не только вследствие цензурных препятствий, но и от излишней осторожности редактора. Появилась она много позже в урезанном виде «Московских ведомостях» уже после возвращения Тихомирова в Россию. В статье Лев Александрович окончательно сформулировал свою позицию в отношении к эмигрантской среде. «Я бы отстаивал свое нравственное право думать, - указывал Тихомиров, - если бы даже вступил в противоречие с действительно передовой мыслью человечества. Но в данном случае такого несчастья со мной не произошло. Я вступил в противоречие со слоем и миросозерцанием, у которых много только самохвальства и самомнения, и больше ничего. Отойдя от них, я подвинулся не назад, а вперед с точки зрения зрелости мысли, правды, пользы для страны²⁴².

В январе 1889 г. Тихомиров покидает Париж. Последним делом накануне отъезда стало решение вопроса с архивом. У Тихомирова хранилось большое количество документов, содержащих информацию революционного характера. Часть бумаг им была уничтожена, часть отправлена Новиковой, часть передана народовольцам через В.К. Дебагория- Мокриевича.

Таким образом, после сомнений 1886-1887 гг. Тихомиров начинает искать новые пути реализации своих программных установок, которые оформлены были им ещё накануне эмиграции. На первых порах Тихомиров надеется создавать новое движение на базе старых знакомств в

²⁴² Почему я перестал быть революционером? // Тихомиров Л.А. Россия и демократия. М., 2007. С. 66.

революционных кругах. Он активно ищет в своём окружении единомышленников, однако, эти попытки результатов не дают. После прекращения «Вестника Народной воли» написания книги «Россия политическая и социальная» Тихомиров обращается изучению европейской среды. Работа в французской прессе дала Тихомирову хорошую возможность изучить политическую жизнь Европы изнутри. В то же время именно это знакомство с европейскими образчиками политических учреждений разочаровало Тихомирова в двух западных альтернативах: революции и парламентаризме и заставило его обратиться к более внимательному изучению основ русского монархической власти. В итоге именно самодержавный монарх с опорой на национальную партию прогрессивно мыслящих граждан должен стать по мнению Тихомирова источником прогресса в России.

Итак, с того момента, как Тихомиров оказывается заграницей, мы видим в нём борьбу двух особенностей его натуры. С одной стороны, Лев Александрович хотел удалиться из политики, чтобы исследовать жизнь такой, какая она есть, во всей её сложности и многогранности. Для этого нужно было много читать, учиться, общаться с широким кругом людей. С этим желанием Тихомиров покидал родину. Ему претили скоропалительные решения, принимаемые партией, замкнутость жизни её членов, невозможность изучать социальные и политические явления с разных сторон. Революционное издание с его цензурой так же мало давало Тихомирову простора для развития. Первые попытки выйти из-под «гипноза» заговорщической жизни имели место ещё до приезда заграницу.

С другой стороны, Тихомиров, при том, что он, несомненно, обладал литературным даром и талантом исследователя, не был ни человеком науки, ни журналистом, а был именно идеологом и политическим деятелем. Его

публицистика несла в себе призыв к действию и рассматривалась им как