Н.Ю. Алексеева - Русская Ода, страница 12

Рифменного скрепления строфы, основанного на чередованиях рифм, виршевая поэзия не допускала. Введение в такой ситуации строф требовало немалого поэтического мастерства.' Строфа по-новому организовывала течение поэтической речи, разрушая виршевую мерность, позволяя услышать новые стиховые изгибы. Русскими ценителями поэзии строфическое строение стихотворений воспринималось, по-видимому, как новшество, имеющее свою привлекательность.

Так, после смерти Симе- ' Об этом справедливо пишет Р. Лужиый, смс силлу Я. «Рэа11егг гушоыапу» 5ушеопа Ро1осЫеио а «Р»акегг 1латт1с1от»)апа КосЬапоттэЫево. 5. 15. 50 Часть Л ранняя русская ода, ияи ода горацианская она в августе 1680 года Сильвестр Медведев создал цикл эпитафий скончавшемуся учителю, насчитывающий 1г) надписей разного объема. Но, как говорит Сильвестр, царь Федор Алексеевич их отверг и «указал написать <...> ино надгробное, 12 статей, в кииждо статье по два вьрша».' Под «статьей» имеется в виду строфа. Таким образом, государь заказал Сильвестру эпитафию в одической форме, какую тот послушно и создал.

Она написана с заметным графическим разделением строф, «статьи» (строфы) пронумерованы, всего их 12. Однако того внутреннего единства, каким отличалась большая часть строф Симеона, Сильвестру достигнуть не удалось. Его «статьи» распадаются на двустишия — вирши, и будь «Епитафион» записан без графического деления на строфы, он воспринимался бы как обычное силлабическое стихотворение: Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися, о смерти учителя славна прослеэися. Учитель бо зде токмо един таков бывый, богослов правый, церкве догмата хранивый.' В подобном распадении на двустишия заключалась глав- ная опасность для построения строф в силлабической поэзии, избежать которую русским поэтам после Симеона удавалось редко.

Даже Стефан Яворский не мог на русском языке вы- держивать строфическую интонацию. Так, например, стремясь, по-видимому, построить «Стихи на измену Мазепы, изданные от лица всея России» строфически (8 стихов 11-сложника), о чем говорят и графическая их запись, и тематическое един- ство строф, он почти нигде не соблюдает равных синтаксиче- ско-интонационных периодов — большая часть из них распа- дается на двустишия: Се вторый Ирод, исполнь смертна яда,— Мазепа лютый убил мои чада.

Уподобися Россия Давиду, Иже от сына терпяше обилу.' В этом сказывалась инерция виршевой интонации поэтической речи. Поэты так называемого переходного периода, по- г Смс БАН.З!. 7. 3.Л. 620 об. г Русская сияяабическая поэзия ХУП вЂ” ХУП! вэ. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. А. М. Панченко. Л., 1970.

С. 188. (Б-ка поэта). э Стефан Яворский. Стихи па измену Мазепы, изданные от лица всея России // Русская сиялабическая поэзия Х)г'П вЂ” ХУП1 эв. С. 262. Глава 1. Первые русские строфы 51 видимому, не владели русской версификацией настолько, чтобы писать строфами. Думается, что недостатком поэтического мастерства прежде всего, а не особой литературной позицией силлабиков Петровской эпохи объясняется забвение ими строф и соответственно оды.

Даже Феофан Прокопович, обратившийся однажды к жанру оды,' создает оду Петру П на латинском языке. Его стихотворение, начинающееся стихом «Соптепс[е Ее[сх, Анар[се Хшшпе...», уже давно в нашем литературоведении отнесено к жанру оды.' Написанное более сложной, чем сапфическая, алкеевой строфой, оно принадлежит к типу горацианских од по своей форме и, по классификации Понтана, представляет собой изъяснительную хвалебную оду. В эпоху классицизма она была бы отнесена к оде торжественной. Феофан написал ее по-латыни, не очень сообразуясь с возможностями отрока-царя, вероятно, по той причине, что на русском языке такое стихотворение создать было крайне трудно.' Это предположение подтверждает русский прозаический перевод оды, приложенный к старательно подготовленному Феофаном описанию «Пришествия в Нов Град <...> императора Петра Второго 1728, Генваря 11 дня», назначавшемуся, вероятно, к изданию.' Запись русского перевода ~ Судя по высказываниям в «Ре агсе роесюа» Феофан относился к одам не без скепсиса: «Объем этих поэтических произведений [в том числе од.— Н.

А.[ гораздо меньше, поэтому к ним смелее обращаются, легче разрабатывают и быстрее завершают их даже посредственные дарования» (Феофан Прокопович. О поэтическом искусстве. С.337). з Два ее издания, выпущенные типографией Академии наук в 1727 г. очень редки, они не были известны П. П. Пекарскому и впервые описаны в: Описание изданий, напечатанных при Петре 1. Сводный каталог. Дополнения и приложения / Сост. Т. А.

Быкова, М. М. Гуревич, Р. И. Козинцева. Л., 1972. С. 190. )чг 623а, 623б. Впервые в Архиве Академии наук их обнаружил П. Н. Берков, он же ввел эту оду в научный оборот. Смл Барков П. Н. Одно из первых применений эзоповского языка в России (латинская «Ода Петру П» Феофана Прокоповича, 1727 г.) О' Проблемы теории и истории литературы.

М., 1971. С. 74 — 82. Однако ода Феофана не имеет жанровой дефиниции (ее заглавие: «Ад апйпзс!зз!пшш сосшз гнзз!ае ппрегасогеш Ресгош П. Сцш Мом)паш сепдегес !пз18п!а гейл! Сареззпгез»). Если бы не указание на нее В. К. Тредиаковского в «Рассуждении о оде вообще» (С. [281), едва бы ее признали в нашем литературоведении одой, тем более если бы такая ода явилась на языке русском. з Созданием русской алкеевой строфы справедливо гордился В. К. Тредиаковский, см.

с. 207 настоящей книги. « Описание вместе с переводом, сохраненное, вероятно, Г. Ф.Миллером, опубликовано Н. И. Новиковым в «Древней российской Вивлиофике» (1775, Т, 9. С. 492 — 494). бг Часть й Ранняя )нГсская ада, нлн ода горацианская строками, равными латинским стихам, только подчеркивает желательность русских строф. Если бы Феофан мог создать стихотворный перевод своей латинской оды, он, наверное бы, это сделал. Отсутствие в его творчестве других од в свете сказанного не выглядит случайным.' Глава 2 ШКОЛЬНАЯ ОДА Новый этап становления оды в России связан с деятельностью открывшихся в Москве, а затем и в других городах Великороссии школ по образцу Киево-Могилянской академии.

Читаемый в их стенах курс поэтики закладывал основу знания поэзии русских образованных людей. Сохранившиеся курсы в записи студентов позволяют в известной степени реконструировать представления о поэзии, быстро распространявшиеся в России Петровского времени. Однако изучение московских поэтик находится еще на первой своей стадии: собирания и описания сохранившихся курсов.' В ряде случаев делаются попытки проследить зависимость московских курсов от киевских и уже через их посредство наметить связь со школьными иезуитскими поэтиками. Такое комплексное направление в исследовании поэтик в дальнейшем должно помочь воссозданию картины литературной теории в России первой половины Х'лгП1 века в целом и может привести к интереснейшим выводам о своеобразии русской теории, с одной стороны, и ее общности с восточно- и западноевропейской теорией — с другой.

Для истории русской поэзии важным было бы изучение теории жанров, изложенной в поэтиках, которое в отношении московских поэтик еще не предпринималось. Образцом для такого исследования могут служить работы В. И. Резанова, ~ В начале 1730-х гг. Феофаном был создан ряд строфических стихотворений, в которых строфа строилась на вводимой в русскую поэзию охватной и перекрестной рифме. Ни одно из строфических стихотворений Феофана не превышает четырех строф. т Важнейшим вкладом в исследование русских поэтик стала уже упоминавшаяся книга П.

Левин (беюии Р. тйгу)с!аду роету!г! кн осте!и!асо гону)з)г!сй ХЪ'1П тч. (1722 — 1774) а !гас!ус)е ро!з!г!е. Гкггос1акн; \Чагзхакна; Кгайбчз Сс!айзй, 1972). Глава 2. Школьная ода показавшего на материале киевских поэтик прямую связь так называемой «школьной драмы» ХЪ'П века с преподаваемой в школе теорией драмы. Выявленная В.

И. Резановым и ныне признанная связь формы школьной драмы со школьной теорией ставит вопрос о существовании школьных версий других рассматриваемых в поэтиках жанров. До сих пор мы почти не располагаем сведениями о школьной поэзии средних и малых жанров, учению о которых в поэтиках уделялось много места. До недавнего времени единственным известным образцом школьных опытов в таком роде была «Элегия о смерти Петра Великого» Тредиаковского. Между тем естественно предполагать, что ученики усваивали в Славяно-греко-латинской академии наряду с элегией и другие поэтические жанры. В верности этого предположения убеждает нас присоединение к курсу поэтики Григория Мокрицкого «1пз111цг)о роег)са», читанному им в Московской Академии зимой 1721/ 1722 года,' печатных листов с двумя «песнями», или «кантиками». Оба они известны по публикациям последних лет, первый из них «Кто идет с войском...» в последние десятилетия воспроизводился трижды, второй — «Торжественная паки вам отрада...» — один раз.